Перебираю в памяти события предыдущей ночи.
Она опрокинула все мои ожидания, хотя теперь, увидев ее, я с трудом могу вспомнить, чего ожидал. Может, я думал, она окажется печальной, испуганной девочкой, убивающей от страха и горя. Думал, она неловко спустится по лестнице в белом платье с темным пятном на вороте. Думал, у нее две улыбки – одна на лице, другая на шее, влажная и красная. Думал, она спросит, что я делаю в ее доме, а затем бросится на меня, оскалив острые зубки.
Вместо этого я обнаружил призрак, наделенный силой бури, с черными глазами и бледными руками. Вовсе не покойника, но мертвую богиню. Вернувшуюся из царства Аида Персефону или восставшую Гекату
[22].
От этой мысли меня слегка знобит, но я решаю списать это на кровопотерю.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает Морвран.
Смотрю на тающий пузырь со льдом, розоватый от кровяных разводов. Пункт номер один: отправиться домой, принять душ и постараться сделать так, чтобы мама с перепугу не искупала меня в розмариновом масле целиком.
Затем вернуться в школу и предпринять кое-какие антикризисные меры в отношении Кармель и Троянской Армии. Вероятно, они не видели, как Томас меня вытащил; наверняка они думают, что я помер, и устроили крайне драматичную встречу у обрыва, дабы решить, что делать насчет меня и Майка, как это объяснить. У Уилла, несомненно, найдется ряд потрясающих предложений.
А после этого – обратно в тот дом. Потому что я видел, как Анна убивает. И я должен ее остановить.
С мамой мне везет. Когда я прихожу домой, ее там нет, а на кухонном столе записка, что обед в пакете в холодильнике. Подписи в виде сердечка нету, стало быть, она недовольна, что я отсутствовал всю ночь и не отзвонился. Попозже придумаю для нее какую-нибудь историю без участия окровавленной башки и обморока.
А вот с Томасом удача мне изменила. Он отвез меня домой и поднялся следом за мной на крыльцо. Спускаюсь вниз после душа. Голова по-прежнему пульсирует так, словно сердце переселилось куда-то позади глазных яблок. А он сидит за моим кухонным столом и играет в гляделки с Тибальтом.
– Это не обычный кот, – сквозь зубы произносит Томас.
Он не мигая смотрит Тибальту в зеленые глаза – зеленые глаза, мельком взглядывающие на меня, словно говоря: «Этот парень дурак». Кончик хвоста у кота подергивается словно наживка на крючке.
– Разумеется, необычный. – Роюсь в шкафчике в надежде зажевать аспирина. Привычку эту я подцепил после прочтения Кингова «Сияния». – Это ж ведьмин кот.
Томас разрывает зрительный контакт и сердито глядит на меня. Он знает, что я над ним смеюсь. Улыбаюсь ему и бросаю жестянку газировки. Он вскрывает ее очень близко к Тибальту, тот шипит, спрыгивает со стола и проходит мимо меня, раздраженно гудя. Нагибаюсь почесать ему спинку, а он бьет меня хвостом, намекая, что неплохо бы убрать этого немытого типа из его, Тибальтова, дома.
– Что ты намерен предпринять насчет Майка? – Томас смотрит на меня круглыми глазами поверх банки с колой.
– Антикризисные мероприятия, – отзываюсь я, потому что ничего другого сделать не могу.
Выбор у меня был бы больше, не проваляйся я без сознания всю эту ночь, но, снявши голову, по волосам не плачут. Надо разыскать Кармель. Надо поговорить с Уиллом. Надо заткнуть их обоих.
– Так что поехали-ка в школу.
Он вскидывает брови якобы в удивлении, что я больше не пытаюсь от него избавиться.
– А чего ты ждал? – спрашиваю. – Ты в деле. Хотел поучаствовать в чем бы то ни было? Ну, поздравляю. Времени на передумать не осталось.
Томас сглатывает. Но, надо отдать ему должное, молчит.
Входим в школу – в коридорах пусто. На миг закрадывается мысль, что нас спалили, что за каждой закрытой дверью происходит бдение со свечами по Майку.
Затем до меня доходит, что я идиот. В коридорах пусто, потому что мы приперлись посреди третьего урока.
Останавливаемся каждый у своего шкафчика и уклоняемся от расспросов бродячих учителей. Я на урок не пойду. Мы просто собираемся дождаться обеда, отираясь возле шкафчика Кармель в надежде, что она здесь, а не лежит дома бледная и больная. Но даже если так, Томас знает, где она живет. Можно заглянуть к ней потом. Если у меня осталась хоть капля удачи, с родителями она еще не поговорила.
От резкого звонка я чуть из кожи не выпрыгиваю. Голове от этого точно легче не становится. Но я изо всех сил моргаю и вглядываюсь в толпу, бесконечный поток одинаково одетых тел, расхаживающих по коридорам. При виде Кармель с облегчением вздыхаю. Она бледновата, словно долго плакала или ее тошнило, но одета как всегда безупречно, в руках книги. Не худший вариант.
Одна из брюнеток с прошлого вечера – не знаю которая, но назовем ее Натали – подскакивает к ней и начинает что-то щебетать. Реакция Кармель достойна Оскара: наклон головы и внимательный взгляд, круглые глаза и смех – все так непринужденно и естественно. Она что-то говорит, что-то отвлекающее, и Натали поворачивается и ускакивает прочь. Маска снова соскальзывает с Кармель.
До шкафчика ей остается футов десять, когда она наконец поднимает взгляд достаточно, чтобы заметить, что перед ним стою я. Глаза у нее становятся квадратные. Она громко произносит мое имя, затем оглядывается и подходит ближе, словно не хочет, чтобы ее услышали.
– Ты… живой. – Она с трудом выдавливает два простых слова, и это выдает, как странно она себя чувствует, произнося это. Взгляд ее обшаривает мое тело, словно она ожидает увидеть кровь или торчащую кость. – Как?
Я киваю Томасу, который застенчиво топчется справа от меня:
– Томас меня вытащил.
Кармель одаривает его взглядом и улыбкой. Больше она ничего не говорит. Не обнимает меня, как я до некоторой степени от нее ожидал. И оттого, что она этого не делает, она почему-то нравится мне еще больше.
– Где Уилл? И Чейз?
Я не спрашиваю, в курсе ли кто-нибудь еще. По атмосфере в коридорах, по тому, как все ходят и болтают как ни в чем не бывало, ясно, что никто. Но разобраться все-таки надо. Сопоставить наши истории.
– Не знаю. До обеда я их не увижу. В любом случае, не знаю точно, сколько у них уроков.
Она опускает глаза. Ей хочется поговорить о Майке. Сказать нечто, что, как ей кажется, она должна сказать: мол, как ей его жалко или что он был на самом деле не такой уж плохой и не заслужил того, что с ним случилось. Она закусывает губу.
– Нам надо с ними поговорить. Всем вместе. Разыщи их за обедом и сообщи, что я жив. Где мы можем встретиться?
