– Черт, вы серьезно?!
Я не спорю. Слова и правда кажутся глупыми. Я знаю, что магия работает, знаю, что она реальна, но не знаю, почему она иногда должна быть такой скабрезной.
– Распеваем непрерывно и так входим в дом. Освященный круг войдет вместе с нами, хотя камни останутся снаружи. Я понесу гадальную чашу. Когда войдем, я наполню чашу, и мы приступим.
Кармель смотрит на гадальную чашу, представляющую собой блестящее серебряное блюдо.
– И чем ты ее наполнишь? – спрашивает она. – Святой водой?
– Скорее всего минералкой, – отвечает Томас.
– Ты забыл про трудную часть, – говорю я, и все смотрят на меня. – Ту, где мы должны заманить Анну внутрь круга и бросить в нее куриные лапы.
– Вы серьезно?! – снова стонет Уилл.
– Мы не бросаем куриные лапы, – Томас закатывает глаза от нашей тупости. – Мы кладем их рядом. Куриные лапы оказывают на духов успокаивающее воздействие.
– Ну, это будет нетрудно, – говорит Уилл. – Трудно будет заманить ее внутрь человеческого круга.
– Как только она окажется внутри, мы будем в безопасности. Я сумею дотянуть до этого момента и воспользоваться гадальной чашей и даже не испугаться. Но круг разрывать нельзя. Ни в коем случае – до тех пор пока заклятье не закончит действовать и она не ослабеет. И даже тогда нам, наверное, лучше побыстрее убраться оттуда.
– Отлично, – говорит Уилл. – Мы можем потренироваться во всем, кроме того, что способно нас убить.
– Это лучшее, что мы можем, – говорю я. – Так что давайте петь.
Я стараюсь не думать о том, какие мы жалкие дилетанты и как все это глупо.
Морвран, насвистывая, проходит через лавку, начисто нас игнорируя. Только одно выдает его осведомленность о нашей затее – он переворачивает табличку на двери с «открыто» на «закрыто».
– Погодите минутку, – говорит Уилл. Томас как раз собрался начать петь, и заминка явно выбивает у него почву из-под ног. – Почему мы собираемся убраться оттуда после заклятья? Она же ослабеет, так? Почему нам не убить ее тогда же?
– А это мысль, – отзывается Кармель. – Верно, Кас?
– Ага, – говорю. – В зависимости от того, как пойдет. Мы не знаем, сработает ли оно вообще.
Не очень-то убедительно. Думаю, большую часть фразы я произношу, уставившись на свои ботинки. Как назло, замечает это именно Уилл. Он делает шаг назад, выходя из круга.
– Эй! Во время заклятья ты не должен этого делать! – вскрикивает Томас.
– Заткнись, урод, – презрительно бросает Уилл, и волосы у меня на загривке встают дыбом. Он смотрит на меня: – Почему это обязательно должен быть ты? Почему непременно ты должен это сделать? Майк был моим лучшим другом.
– Это должен быть я, – отвечаю бесстрастно.
– Почему?
– Потому что именно я умею пользоваться ножом.
– Да что в этом трудного? Режь да пыряй! Любой дурак это может.
– В твоих руках он не сработает, – говорю. – Для тебя это будет просто нож. А просто нож Анну не убьет.
– Не верю, – говорит он. Уперся.
Дело дрянь. Участие Уилла мне необходимо – не только потому, что он замыкает круг, но отчасти потому, что я чувствую себя до некоторой степени в долгу перед ним, вроде как он должен быть с нами. Из всех, кого я знаю, Анна обошлась ему дороже всего. И что мне делать?
– Едем на твоей машине, – говорю. – Все. Пошли. Прямо сейчас.
Уилл за рулем и подозрительно косится на меня на переднем сиденье. Кармель с Томасом сидят сзади, и у меня нет времени предаваться раздумьям о том, как потеют сейчас у Томаса ладони. Мне нужно доказать им – всем им, – что я тот, за кого себя выдаю. Что это мое призвание, мое предназначение. И, наверное, будучи крепко побит Анной (не важно, признаю я это или нет), я хочу снова доказать это самому себе.
– Куда едем? – спрашивает Уилл.
– Это ты мне скажи. Я не специалист по Тандер-Бей. Отвези меня туда, где водятся привидения.
Уилл переваривает информацию. Напряженно облизывает губы и косится на Кармель в зеркале заднего вида. Вроде бы он нервничает, но я знаю, что у него уже есть хорошая идея насчет того, куда поехать. Все мы хватаемся за что-нибудь, когда он неожиданно разворачивается на 180 градусов.
– Полицейский, – говорит он.
– Полицейский? – переспрашивает Кармель. – Да брось. Это же выдумки.
– Всего пару недель назад все было выдумками, – парирует Уилл.
Мы пересекаем город, проезжаем торговый район и углубляемся в промзону. Пейзаж меняется каждые два-три квартала: сначала деревья, щедро украшенные золотой и багряной листвой, потом светофоры и яркие пластиковые вывески и, наконец, железнодорожные пути и голые, никак не помеченные бетонные коробки. Лицо у сидящего рядом со мной Уилла мрачное и вовсе не любопытное. Он ждет не дождется показать мне, что там у него в рукаве. Он надеется, что я провалю испытание, что я им просто мозги пудрю.
В свою очередь, Томас за спиной у меня выглядит как возбужденный пес, не знающий, что его везут к ветеринару. Должен признать, я и сам несколько взвинчен. Мне редко предоставляется возможность похвастаться своей работой. Не знаю, что мне не терпится сделать больше: произвести впечатление на Томаса или заставить Уилла подавиться собственным самодовольством. Разумеется, Уилл пойдет первым.
Машина почти ползет. Уилл пристально вглядывается в здания по левую руку от нас. Одни напоминают склады, другие – многоквартирные комплексы с низкой арендой, которыми некоторое время не пользовались. Сплошной выцветший песчаник.
– Приехали, – говорит он и себе под нос добавляет: – Кажется.
Паркуемся в переулке и выходим. Оказавшись на месте, Уилл, похоже, подрастерял энтузиазм.
Вынимаю атам из рюкзака и вешаю на плечо, затем отдаю рюкзак Томасу и киваю Уиллу – мол, веди. Следуя за ним, мы обходим фасад здания, проходим еще два и наконец добираемся до старого на вид дома. Наверху застекленные, квартирного типа окна и один заколоченный оконный проем. Заглядываю за угол и вижу пожарную лестницу с опущенным нижним пролетом. Дергаю входную дверь. Не знаю, почему она не заперта, но тем лучше. Мы бы представляли собой чертовски подозрительную картину, вздумай карабкаться по пожарке.
Когда мы входим в здание, Уилл движением головы указывает на лестницу. Запах стоит такой затхлый, кислый и нежилой, словно здесь жило слишком много разных людей и каждый оставил по себе амбре, плохо сочетающееся с остальными.
– Ну что, – говорю я. – Не собирается ли кто-нибудь рассказать мне, во что мы намерены вляпаться?
Уилл ничего не говорит. Он просто бросает взгляд на Кармель, и та послушно начинает:
– Лет восемь назад в квартире наверху были захвачены заложники. Какой-то железнодорожный рабочий спятил, запер жену и дочь в ванной и принялся размахивать пистолетом. Вызвали полицию, те отправили наверх переговорщика. Вышло не очень хорошо.
