Джимми печально усмехнулся. Ему некуда и некому было посылать — отец умер еще в Депрессию, мать пятью годами позже, после был приют, приработок где попало и чем попало (который вполне мог кончиться тюрьмой, будь полиция расторопнее), и наконец работа подручным на заводе — авиационном заводе, был тридцать девятый год, в Европе уже пахло войной, и ожидались выгодные заказы. И так вышло, что на смышленого чернокожего паренька обратил внимание один хороший человек, ищущий курсантов в летную школу Таксиги. А завтра будет еще одна ступенька к тому, чтобы к тебе обращались "мистер", а не "эй, ниггер". Или же — Джимми вспомнил еще одну поговорку Стива, "или грудь в крестах, или голова в кустах". На Медаль Конгресса рассчитывать смешно — но может, хоть Летный Крест повесят!
Напиваться не хотелось, и Джимми пошел в ангар, застал там техников, заканчивающих счищать краску с его птички. Попробовал возмутиться, и получил в ответ лекцию о порче аэродинамики шероховатостью поверхности при кустарной окраске — "слушай, по уму надо было твою красотку лаком покрыть и отполировать, если тебе нужна ее летучесть до последней крохи".
— А опознавательные знаки вижу, вы оставляете?
— А тебе нужно, чтобы тебя по ошибке сбили наши же?
— Я всего лишь думаю, что если они не портят вашу аэродинамику, то не испортит и моя счастливая эмблема!
Краска нашлась. И Джимми старательно выводил на киле и под кабиной свой фирменный знак, русскую пятиконечную звезду. А чтобы не спутали с японским кругом, нарисовал лучи подлиней, а центр поменьше. Удовлетворенный работой, пошел спать.
Следующий день запомнился лишь тем, что к вечеру выглянуло солнце. Авианосец шел на север полным ходом, за кормой осталась серая стена муссонных туч. По палубе было трудно перемещаться из-за слишком сильного встречного ветра, и Джимми спустился в "ready room", помещение для отдыха дежурных экипажей (и по общему мнению, самое комфортное место на авианосце). Там скучали с десяток пилотов из штатной авиагруппы "Хенкока", при виде Джимми они оживились.
— Коллеги, кто разъяснит мне небольшую логическую задачу? — громко сказал один — если принять исходным постулатом, что небелые это такие же люди как мы. Поскольку Америка, это свободная страна, то любой ее достойный гражданин способен баллотироваться на сколь угодно высокий пост. Следовательно, негр может быть судьей, губернатором, и даже, теоретически, Президентом Соединенных Штатов. Что есть абсурд. Следовательно — исходный постулат неверен.
— Причина в том, что как утверждают ученые, люди черной расы могут быть храбры, сильны, ловки, но в их духовном мире в сравнению с нашим гораздо больше доля бессознательного и меньше сознательного — ответил второй — таким образом, животные инстинкты в их поведении играют намного большую роль. То есть, они вполне способны выполнять работу низших общественных классов, но непригодны там, где требуется высшая интеллектуальная и духовная деятельность.
— Однако же и в этом качестве они могут быть полезны людям — заметил третий — как в том комиксе про полет на Луну, как сначала пускали ракету с обезьянами. Что неразумно: выгоднее запустить существо, которое по возвращении (если вернется) может внятно рассказать, что видело. Чтобы людям после было меньше риска. И кажется, это мы сейчас и наблюдаем — первым взлетит лабораторный объект, и если удачно, то можно попробовать и человеку.
Джимми усмехнулся. Он уже успел отвыкнуть от такого отношения — но Флот всегда был намного консервативнее Армии, а палубная авиация считалась элитой среди флотских. И эти белые очень хотели бы, в лучших традициях драки в баре, вышвырнуть его вон, намяв бока — но ведь он, Джимми, был не просто прикомандированным, а важным участником завтрашнего дела, ради которого авианосец и совершает этот поход — а потому, если потасовку начнут они, то взыскания виновным последуют обязательно. А вот если он первым вспылит, оскорбит кого-то или ударит — то десяток свидетелей с чистой совестью будут говорить, что всего лишь усмиряли обнаглевшего ниггера. Но спускать обиду молча тоже было никак нельзя!
— Простите, господин майор — разглядев погоны, Джимми обратился к тому, кто заговорил первым, очевидно, заводиле компании — а сколько у вас воздушных побед над японцами?
— Одиннадцать — гордо сказал тот — я более чем дважды ас, черный. Одиннадцать раз я смотрел в лицо смерти — но так выходило, что они все отправлялись в ад, а я пока что живой.
— А у меня, двадцать — ответил Джимми — полковник соврать не даст, спросите у него. Шестнадцать — джерри, четверо — японцы. И еще неизвестно, кто хуже — у джерри самолеты сильнее, зато дух слабже, как получат по зубам, так из боя выходят, даже если их больше нас. Я в Португалии был, на суше, как раз тогда, когда немцы на нас напирали, вас, водоплавающих, ждали на помощь. Там счет свой и открыл — целая эскадрилья нас была, таких же, как я. И только четверо нас из Португалии вернулись.
Его слушали внимательно. Палубные пилоты были элитой, с предельным самомнением и спесью. Но боевое мастерство они уважали.
— Пополнение получили, и во Францию — рассказывал Джимми — мы первыми на том берегу Канала приземлились, оттуда и работали, не из Англии. Фронт от нас рядом совсем был, наш аэродром даже артиллерия регулярно обстреливала.
— Врешь — неуверенно сказал кто-то — как тогда летать? Или вы для самолетов окопы рыли?
— Капониры строили — ответил Джимми — такая земляная подкова, сверху балками, рельсами перекрыта, железными листами, и землей для маскировки. Прямое попадание не выдержит, но осколки и близкий разрыв держит хорошо. Нам говорили, русские так делают на фронтовых аэродромах. Газ можно прямо в капонире дать, быстро выскочить на полосу, и на взлет, до того как гунны огонь откроют. А при посадке, быстро к своему месту подрулить, тут же наши из наземной команды трос за хвост цепляют и внутрь затаскивают — когда снаряды прилетают, мы уже в укрытии сидим. Месяц так и летали, затем фронт вперед пошел. Мы — "черная эскадрилья", нас особенно не жалели, совали первыми в любую дыру. Зато и гуннов над нами летало, как ворон над помойкой — искать не надо, лишь взлетаешь, сразу в драку.
— А как ты сюда попал?
— Я в эскадрилье был за командира — сказал Джимми — формально командовал нами белый, мы звали его мистер Стальной Шлем, но он никогда в воздух не поднимался. И когда после понадобился пилот на новое дело, испытывать на войне эти "трубы", взяли меня. Потому что я — лучший.
Он подумал — знают ли эти парни про историю с Уокером, ведь вроде было, что и в газетах писали? А господь запрещает врать — но разве то, что я был лучшим из всех парней, это неправда? И разве я не обязан теперь выжить, пробиться — и за себя, и за них?
Майор протянул руку — я Кен Шорт из Джорджии, будем знакомы. Затем так же подошли остальные. И напоследок лишь кто-то спросил:
— А все-таки, ты первый завтра пойдешь?
— Нет — ответил Джимми — полковник решил, что первым будет Джош. Ну а я пойду у него ведомым.
Их разбудили до рассвета. Авианосец выходил в назначенную точку старта, в ста милях к юго — юго-востоку от Токийской бухты. В тридцати милях к северу, возле японского берега занял позицию в радиолокационном дозоре эсминец "Чарльз Сперри", он будет следить, и даст команду на изменение курса, если отклонимся. Дальше полет над сушей, через полуостров, над ним вас уже подхватят радары кораблей эскадры — и уже залив. Вот частоты для радиосвязи, таблица позывных — запомните, что главное для вас, оказаться на месте минута в минуту, ни раньше, ни позже! С корабля, на котором находится Самая Большая шишка с гостями, ради которых собственно все и устроили, дадут сигнал, ракетой с дымом, заметно даже днем. Покажи им пилотаж, чтобы было хорошо видно, затем сбрось газ и пролет мимо на малой высоте. После чего свободен, посадка на аэродром, по карте вот здесь, от Токио всего ничего, там вас примут. Удачи, парни!
