В небе гремит. Странно, здесь ветер от реки, с северо-востока — а тучи надвигаются с запада. Опять гроза, как в прошлом году, когда я и Михаил Петрович были застигнуты непогодой на ВДНХ? Что ж, теперь всем вместе придется бежать, где беседку найдем, чтобы укрыться, как в тот раз? И зонтика у меня с собой нет.
Валька вернулся, с моим плащом — все кусты облазал, пока нашел, закинутый в заросли, шагах в ста. Спасибо огромное — раз погода портится, плащ мне очень пригодится! Надевать пока не стала, через руку перекинула, духота в воздухе висит, как обычно перед бурей, весь западный горизонт тучи закрыли, в лучах солнца выглядевшие особенно темными и страшными. Подошли Юрка с Лючией, итальянка сплела венок из полевых цветов, надела на голову вместо шляпки. И мы начали отступление по пустынному Воробьевскому шоссе.
За девять дней отпуска, там и не выходило у меня почувствовать, что мир, нет уже войны — висело это над нами, что завершилось совсем недавно, повсюду это было в Москве, от песен из уличных репродукторов, до афиш с репертуаром кино и театров. Ну и конечно, военная форма, нередко уже без погон, на очень многих мужчинах, да и женщинах иногда. А я вот не хочу в мундире, устала! Лючия как-то умеет забыться и жить в настоящем, когда оно прекрасно — а у меня в мыслях постоянно и прошлое крутится, и будущее, даже когда мне хорошо и счастливо, как сейчас!
Пыльный предгрозовой вихрь настиг нас, когда автобусная остановка была уже видна. Мужчины схватились за фуражки, опуская ремешки, я за шляпку, у Лючии слетел венок, затрепало волосы фонтаном вокруг лица, все наши одежды захлопали парусами. Ой, какая буря скоро начнется!
— Сейчас небесная артиллерия ударит, и мы все промокнем — сказал Валька — бежим, вдруг на автобус успеем!
И мы побежали по пустынному Воробьевское шоссе — первым Валька, за ним Лючия с Юркой, взявшись за руки, дальше я и Михаил Петрович. Ветер сгибал кусты по обочинам, бросал в нам лица пыль и сор, платье на мне трепало как флаг, я придерживала подол, и все равно задирало выше колен, я была как в "мини" (видела уже и это, в фильмах "из будущего"). А Лючии все игра, лишь чулками сверкает, юбку рукой прихлопнет, как парашют, и опять бегут, рук не разнимая и смеясь, счастливые вы ребята, даже завидно — и я такой была, три года назад! Пока о будущем не узнала, что еще страшней войны. Кстати, итальянка хорошо тренирована, от Смоленцева не отстает — надо бы и Михаилу Петровичу лучше за своей физической формой следить… хотя зачем адмиралу бегать наперегонки со спецназом?
— Солнышко, ты плащ надень — тем временем, говорит он мне — остановимся, на минуту. Если автобус и будет — ребята придержат его до нас.
А приятно, когда тебе пальто или плащ подают, как мантию королеве! И любимый человек касается твоих плеч, это так хорошо! Я улыбнулась, и мы с моим Адмиралом под руку пошли, уже не спеша, я плащ застегнула, платье укрыв, все равно треплет, ой как все на мне пляшет и трепещет на ветру, но уже в пределах приличия, а шляпку придерживаю, не даю сорвать. Тень на землю опустилась, это тучи закрыли наконец солнце, и молнии вдали, и гром рокочет. Был бы зонтик, совсем можно было на погоду рукой махнуть — ой, дура, что не взяла, он же легкий совсем, складной! Ну вот и остановка, сейчас лишь дождемся автобуса и будем в гостинице, через какие-то полчаса.
— Молнии белые, а не желтые, скоро нас накроет — сказал мой Адмирал, смотря на небо — а вдруг это второй московский ураган, случившийся, помнится мне, через сорок лет после того, девятьсот четвертого года?
[57]
— Это когда по Москве смерч прошел, в воздухе коровы летали, а на рынке будку вместе с городовым унесло, так и не нашли потом? — подхватил Валька — еще разрушило здание суда, и унесло архив с делами на арестованных революционеров. И это было воспринято народом как знак близкого конца царскому самодержавию.
Это он Лючию пытается "развести", как над новичком обычно шутят? Я про ту бурю еще в "Ниве", у Якова Исидоровича Перельмана читала, он разрешал нам журналы смотреть в своем шкафу… а вот итальяночке, помню, еще в самолете ребята байки травили, что у нас в России простор, стихия, природа, не чета Европе. Так ей же нервничать сейчас нельзя! Хотя после того, что у нас в Киеве было… ладно, пусть сочиняет дальше, а я послушаю!
— Коров уносило, а людей? — испуганно спрашивает Лючия — tornado ведь и человека тоже может поднять?
— Женщин особенно — продолжает Валька — тогда ведь дамы такие длинные юбки носили, а еще накидки, зонтики, громадные шляпы, все это такие паруса! Почти как на вас сейчас, девчата — а вы такие легкие обе. Так что вам лучше расстегнуться, чтобы подует, лишь ваши одежды унесло, а не вас самих.
— Валька, ты человек хороший — сказала я — но вот сейчас ищу, чем в тебя запустить? До войны летом я к тетке под Лугу ездила, так там один парнишка деревенский за нами подсматривал, когда мы купались. Так мы все вместе его поймали, и в одних трусиках, в густую крапиву.
— Бить меня не надо — Валентин отбежал в сторону — лучше бы ты, Ань, с кем-то из подруг познакомила поближе! А то на вас глядя, завидно, чего это я один хожу.
— Так не ходи — сказал Юрка — на себя глянь, герой с орденами, за такими девчата сейчас толпами бегать будут.
— Мне толпами не надо — серьезно ответил Валька — одну хочу, но чтобы всерьез. На вас глядя — счастливые вы…
И тут ветер резко усилился, закружил вокруг таким вихрем, что даже мне показалось, сейчас нас унесет. Лючия с визгом вцепилась в Юрку, в то же время пытаясь расстегнуть на себе плащ, рвущийся ввысь — Смоленцев обхватил римлянку за плечи, она прильнула вся к нему, спрятала лицо на его груди. Пыль хлестнула по лицу, я зажмурилась и отвернулась, схватившись за шляпку двумя руками, мой плащ, застегнутый на все пуговицы, и впереди, и с боков, надуло как воздушный шар и вдруг задрало на голову весь целиком, вместе с юбкой! Валька, ты что, правду говорил?!
— Шторм баллов семь-восемь — сказал Михаил Петрович — тебя не продует, солнышко?
И стал помогать мне усмирять непослушные одежды. Руки наши встретились — и вот, мы уже не столько поправляли на мне плащ и платье, как просто касались, ласкали друг друга. Те, кто провожают своих мужей на службу каждое утро и ждут вечером — поймете ли вы меня, чья семейная жизнь пришлась на войну, и расставаясь с любимым человеком, а ведь кроме него у меня никого нет, не знаешь, когда увидишь его снова, и увидишь ли вообще? Авторы слезливых "дамских" романов и сериалов (не смотрела, не читала, но слышала, что это такое) ваши творения насквозь фальшивы, поскольку напоказ — мы же научились обращать свое тепло и нежность исключительно друг на друга, чтобы уместить в каждую встречу то, что в других семьях растягивается на месяцы и даже годы! И уж не ждите рассказа "об этом", тем более что и не было ничего — на взгляд со стороны, мы всего лишь стояли рядом, и Михаил Петрович помог мне придержать развевающийся плащ на ветру. А что при этом сказали нам не наши слова, а наши руки — пусть это останется лишь между нами! Валька, клоун, вот попробуй только посмейся!
