— Да, товарищ Кириченко, а что же вы упустили, "вывести семьи ответственных работников и активистов в безопасное место"? — вдруг вспоминаю я.
Хотя да, знать бы где оно, это безопасное место?
— Успеется — машет рукой Первый Секретарь — а если дать указания сейчас, так все бросятся первым делом своих вывозить, когда надо делом… Сначала работа — а прочее потом!
Не могу вспомнить, есть ли у него семья? Жена вроде есть — видела ее вчера на обеде. А квартиры, закрепленные за партноменклатурой тут неподалеку, на Институтской, в новых кварталах, построенных перед самой войной.
— По-вашему, лучше, если они будут делом заниматься, думая что их близких сейчас убьют? — спрашиваю я — у бандеровцев точно есть и списки, и адреса! Сегодня же выделите транспорт и доставьте людей, да хоть сюда. Тут охрана, так просто не взять.
— По мне, так горком лучше — вмешивается Юрка — на Владимирской Горке, как крепость, оборонять гораздо удобнее, и вокруг все простреливается, я уже смотрел. И Днепр рядом, и до Подола, за которым "Кузница", рукой подать. Я бы там взялся с ротой против пары батальонов держаться, если только они без гаубиц на прямой наводке — со стрелковкой там нечего и думать, штурмовать. А вот здесь я не уверен — застройка вокруг, могут вблизи накопиться, и рывком на первый этаж, а дальше внутри просто мясом задавят.
— Товарищ Ольховская, вы тоже так считаете? — спрашивает Кириченко — не сочтут ли за трусость, если ЦК покинет свой пост?
— Да, считаю! — решительно отвечаю я — долг наш, принести Родине успех, а не бравировать под пулями, глупо погибнув. У товарища Смоленцева боевой опыт куда больше моего, я полностью ему доверяю. Сегодня же проработайте вопрос эвакуации и размещения в горкоме семей партийных товарищей. И возможного временного переезда ЦК туда.
Хотя какое ЦК — наверное, имеет смысл говорить уже о объединенном Чрезвычайном Штабе? Чтобы не тратить время на согласование между ЦК, обкомом, милицией, прокуратурой, а также Совнаркомом и горисполкомом. Все упирается лишь в одно — позицию военных и ГБ. Уверена, что в Москве не согласятся оставить на округе генерала Герасименко, замаравшего себя подозрением в сотрудничестве с врагом. И что войска уже идут — ведь Петр Кондратьевич мне поверил, раз сам товарищ Сталин был на проводе?
— Прорвемся! — сказал Смоленцев — не дрейфь, хуже бывало. Вот только, Ань, отныне Лючия будет при тебе, персональным телохранителем. Галчонок, это приказ — будь в эти дни для товарища Лазаревой как тень, ходи с ней всюду, даже, пардон, в туалетную комнату, не смейся, там вполне может кто-то ждать! И при враждебных действиях, стреляй немедленно, у тебя это очень хорошо получается. А ты, Аня, помни о "дожде" — не стой неподвижно на открытом месте или у окна. Работать по движущейся или внезапно появляющейся цели — это для снайпера куда труднее. Я через Борисполь тоже с Пономаренко связывался — просил, если можно, ребят из нашей команды "ловцов фюрера" прислать. Подрывники-саперы тут вряд ли потребуются, хотя как знать — а вот пару Пилютин с Булыгиным я хотел бы иметь рядом.
— Спасибо, Юр — говорю — не знаю, как бы я без тебя и твоих справилась. А ты что, ехать куда-то собрался?
— Да в "Националь" смотаюсь, и назад — машет он рукой — там Финн на хозяйстве остался, и имущество наше в номере, чему в чужие руки лучше не попадать. Вот натащили же с запасом, взрывающегося, стреляющего и прочего, как на автономный выход к немцам в тыл! А думаю, что в гостинице сейчас опасно будет, если начнется.
— Юрка, тогда будь другом! У меня из номера, мои вещи возьми — а то у меня сейчас лишь то, что на мне! Сумку мою, ну ты видел. И из шкафа, и что на кровати лежит. Может, лучше мне с тобой съездить, если быстро?
— Да ладно — Смоленцев машет рукой — ты лучше на улице не светись, мало ли что. Указание понял — сгребу все, что не гостиничный инвентарь. Да, если что, имей в виду — могу тебе и армейское выделить, полный комплект, с запасом брали. Если бой начнется — тебе будет удобнее, чем в этом платье. Хотя твое оружие сейчас, это не ствол, а слово и партбилет — я умоляю тебя, Ань, ты на линию огня не лезь, ну только если совсем не прижмет. Не хватало еще, тебе — как Альенде в Ла Монеде.
— А кто это? — пытаюсь вспомнить — а, ты рассказывал. Так надеюсь, у Кука авиации тут нет?
— Хуже — тихо говорит Юрка — тебе ж Пономаренко объяснил. Если я правильно понял. И ничего не попишешь — политика.
Я киваю, вспоминая последний разговор по ВЧ с Петром Кондратьевичем. Товарищу Сталину нужен не предотвращенный — а вскрытый, прорвавшийся и вычищенный нарыв. Чтобы разобраться не с одним Кириченко, а еще с кем-то в Москве. Ой, мама, неужели опять, как в тридцать седьмом — старые большевики, чьи портреты на стенах, и имена в учебниках, и вдруг, враги? А если и в самом деле — люди, имеющие заслуги в прошлом, но сейчас тянущие всех нас на неверный курс? По крайней мере, Кириченко мне точно не жалко!
А значит, войска сейчас не придут. Мятеж должен начаться, гной вытечь на поверхность — и вот тогда, когда враг выступит, мы ударим, решительно и беспощадно. А первый день будет страшным — держаться придется своими силами. Хотя может быть, они не решатся выступить, а уползут в свои норы? Я выглянула в окно, было еще светло, открывался отличный вид на Киев, красивый город в зелени садов, нанесенные войной раны были почти незаметны. И отдать это беснующейся бандеровской сволочи — чтобы здесь, на этой площади (надо будет спросить у Юрки, что за вещий сон он видел) бесновалась орущая толпа, под черный дым пожаров? Затем я представила Бандеру-победителя, входящего в этот дворец, развешенные повсюду петлюровские желто-блакитные тряпки, марширующих по Крещатику бандеровских солдат со свастикой на мундирах, и рассмеялась, какая чушь, этого не может быть никогда! Мразь, посмевшая выползти из галицких схронов, будет уничтожена без всякой жалости. Как и все, кто посмел их поддержать.
— Ання, отойдите — Лючия потянула меня за руку — мой Юрии сказал, что вам нельзя у окна!
Завтра — может быть. Но сегодня еще наш день. Откуда снайпер, если он и найдется у Кука, будет знать, что я выгляну в это окно, в эту минуту? Да и стрелять снизу вверх, тут есть свои тонкости — я конечно, не Петр Егорович Пилютин, лучший снайпер Ленфронта, о котором рассказывал мне Юрка, но кое-что тоже умею, три десятка фрицев на моем счету есть. Так что, Люся, дай пока еще на этот мирный город полюбоваться. Моя воля, я бы вообще окно сейчас распахнула — вот нравятся мне свежий воздух, ветер, простор! Съездила на три дня — а впрочем, Пономаренко сказал, максимум неделя, так ведь еще может быть, я в этот срок уложусь? И своего Адмирала в Москве застану — а если нет, то вытребую из Петра Кондратьевича еще неделю отпуска, чтобы только со своим, единственным и любимым вместе — уж никто не посмеет сказать, что я не заслужила!
— Товарищ Ольховская!
Одна из тех теток, вспоминаю, как ее, Домра, или Домна Герасимовна, фамилия смешная, Брекс, "товарищ Брекс", не только когда читаешь, но даже когда видишь и слышишь, не сразу поймешь, это он, она, или вообще оно. Голос низкий, почти мужской, лицо кирпичом, стрижка короткая, фигура квадратная, одевается — ну только по юбке и отличишь от мужика. Кажется, тоже Инструктор ЦК, только КПУ, точно анкету не помню, но поверю Юрке, что ей меньше сорока, хотя на вид и впрямь, не дашь. Увидев ее, так и хочется говорить канцеляризмами — вы по какому вопросу?
