И тут, бабах! Прямо в куче, высоченный столб, оказывается, немцы до нас пушками доставали. Что тут началось, страху натерпелся — вот вы, сэр, можете представить, как пешеходу перейти даже не улицу, а перекресток, с очень оживленным движением, когда ни светофора, ни регулировщика нет, все едут как хотят — и знают, что если тебя задавят, то ничего им за это не будет? Калоша рядом с нами, прямо под нос кораблю, и не выплыл никто! Отчего не выплыл — так на каждом из парней, как на мне сейчас, кроме винтовки Гаранд, еще ранец, подсумки, противогаз, каска, лопатка, с таким грузом в воду, так сразу на дно, будь ты хоть сам Джонни Вейсмюллер! А на мне еще рация, поскольку я был ротным связистом. Но рулевой у нас был мастер, как он уворачивался, это надо было видеть! А снаряды летят — не знаю, сэр, в кого попадало, я больше боялся, чтобы не попало в нас!
Куда плыть? Левее, милях в двух-трех наверное, не знаю, не умею на море расстояния определять, виден берег. Но — виден, и вроде, недалеко. А впереди море, вдоль этого берега, и кажется, оттуда еще и стреляют! Ну, лейтенант, кто старший у нас оказался, и велел, правь к берегу! Не по воде, так по суше к месту выйдем, это вернее.
Мы не одни такие — за нами сразу несколько "калош" свернуло. Ну а как большие корабли стали уходить куда-то назад, так и те, кто вначале было направился вдоль берега, повернули влево. Дошли без особых проблем — уже после я узнал, что оказывается в тех самых местах водоворот Мальмстрем, про который Эдгар По ужасы писал — но нам повезло, хотя качало! На берег выползли, половина от морской болезни на нога не стоит, однако оклемались кое-как, вот повезло, что немцы нас минометами в эти минуты не накрыли! Собрались, снаряжение проверили, пошли долг взыскивать, за наши страдания — где тут немцы, кого убивать?
Господи, помилуй! Там черт ноги переломает, сплошные скалы, высотой как Эмпайр Стейт в Нью-Йорке, и никаких дорог, только тропки какие-то, и так вверх-вниз! И все на себе тащить, и вниз как бы не труднее, чем вверх, чтобы не сверзиться, ладно я тридцатилетний, старичок уже, так у молодых парней языки на плечах были, как у загнанных лошадок. Мне правда повезло, что оказался в арьегарде, как-то незаметно, а впереди несколько раз слышалась стрельба, и даже гранаты рвались, говорили что немцы за нами следят, выстрелят, и отступят, хотя и наши тоже стреляли во что попало, жить-то хочется? Шли долго, с моря тоже стрельба, а мы все топаем по эти чертовым горам, наверное, по миле в час. И вдруг, очередной обрыв вниз, за ним вода. Мы на острове, что ли?!
Лейтенант скомандовал, по берегу в стороны, искать, может не остров все же? Мне повезло — не ноги бить, а связь устанавливать, лейтенант доложил, плацдарм захвачен, противник отступает, продолжаем продвижение вперед. Тут справа стрельба, мы туда потянулись. Не остров оказался, слава господу — перешеек впереди, за ним земля. Вот только перешеек низкий и совершенно открытый, а за ним где-то в скалах, немецкий дот. И уже десяток наших мертвыми валяются, а все прочие залегли и куда-то стреляют.
Немцев там было, судя по стрельбе, до взвода. Два пулемета, и винтовки. И еще миномет был, как наши стали накапливаться в лощине, их накрыло. Убитых еще десятка полтора, раненых вдвое больше, а что мы с ранеными будем делать, у нас же только ротный санитар! Перевязали, положили в укромном месте, и все — эвакуировать не на чем и некуда! Стреляем, немцы в ответ. У нас еще троих зацепило, надеюсь что у немцев больше, у нас же наверное, полторы сотни стволов работало, и десяток пулеметов. А на перешеек полезли, снова пулемет, и опять потери. Я ж говорю, там дот был, амбразура лишь в узком секторе видна, но как раз в том, в котором перешеек, а с боков не подавишь никак. Да еще проволока была там, в самом узком месте, и сказали, мины-противопехотки. Как пройти?
Лейтенант снова к рации. Чудо первое — связь все еще есть. Чудо второе — с тем, кем надо. Чудо третье — обещали помочь авиацией. Чудо четвертое — прилетели, и нас нашли. Лучше б не находили! Шесть "донтлессов", несмотря на условленные наши сигналы ракетами, положили бомбы не только по немцам, но и в воду, и по нашему берегу тоже! Еще десяток убитых и раненых — а немцы все стреляют. Правда, бьет у них теперь лишь один пулемет, но как раз тот, самый опасный. Наших на перешейке уже с полсотни трупов лежат! После последней атаки прибавилось — когда сзади еще наши подтянулись, так что теперь нас почти что целый батальон, и капитан какой-то за старшего — на нашего лейтенанта орет, отчего встали? С кучкой немцев справиться не можете, трусы? Попробовали, откатились, опять кровью умывшись. И наш лейтенант погиб, со всеми шел, пуля ему в голову, не мучился хоть, и то хорошо.
Стемнело уже. Мы еще раз попробовали, в надежде что не увидят. Тихо к проволоке подползли, стали резать. Так у немцев, оказывается, там рыболовные крючки на стальных поводках подвешены, и пустые консервные банки, все загремело, снова ракеты в воздух и пулемет ударил. Мы все назад, что делать?
А холодно! И огонь не развести, и не согреться, и не приготовить — про немецкие минометы все помнят. Кое-как подкрепились, сухими пайками, и спать. Злые, невыспавшиеся, голодные, замерзшие, под утро снова пошли — капитан зверь, но сообразил, у кого-то из саперов дымовая шашка оказалась. Снова подползли, зажгли, стали проволоку резать (и кажется, еще елового лапника собрали, чтобы горело, и дым был). И хорошо, сэр, что я, как радист, со всеми не пошел! Потому что пулемет в дым бил вслепую, но места там мало, в кого-то все равно попадал. А наши парни бежали, и ползли через перешеек, и лезли вверх — когда закончилось, у проволоки все было телами завалено. А наверху, действительно немецкая позиция в скалах была, и там всего один немец у пулемета, его в спину убили, он так и стрелял до последнего. И еще двенадцать мертвых мы нашли, пятерых прямо в окопах, а семерых аккуратно уложенных в лощине, вроде трое еще живыми были, раненые, их наши парни штыками добили, обозленные за потери. Еще был миномет без мин, и второй пулемет поврежденный. А тот, кто у пулемета был, жаль, что подох, ну мы его и мертвого привязали, чтобы "алабамский театр" устроить, наше американское национальное развлечение. Этот немец уже старый был, седой, с нашивками, наверное сержант, на мундире какие-то значки и кресты — Железный сначала Вильямс из моего взвода хотел взять, но после разглядел, что на нем W.1914 выбито, и интерес потерял, значит с той еще войны, у нас такие побрякушки в антикварных лавках продавались. Кстати, вот он, сэр, не желаете купить, сувенир на память, сто долларов всего?
Что за алабамский театр? Так это, сэр, у нас на Юге было, дед рассказывал, ему самому там бывать и участвовать еще доводилось. Зал, билеты, все как подобает, на сцене преступника-ниггера привязывают, который например, посмел на хозяина руку поднять — и те, кто в партере, по сигналу имеют право в живую мишень всю обойму винчествера или барабан кольта разрядить, а галерка может лишь по одному выстрелу. Да, жаль что тот проклятый гунн уже был дохлый, от страха не корчился, не визжал, как наши ниггеры, видя стволы. Ну, мы в него все равно, патронов не жалея, в лицо старались целиться — за то, что столько наших положил.
Нет, сэр, он прикован к пулемету не был. Не знаю, отчего не ушел — мог бы вполне, ночью, деру дать, если он тут все тропинки знает, хрен бы мы его поймали. Дурак, что поделать — я бы на его месте точно, сказал бы себе, погеройствовал в меру, долг исполнил, на медаль заслужил, ну а теперь ноги в руки и бегом, мертвому слава и почести не нужны, а деньги тем более. Сэр, я не трус, но всегда по-честному: если кто-то хочет, чтобы лично я под пули лез, так пусть платит наличными, а не словами. И конечно, обеспечит, чтобы я вернулся — а если мне выпишут билет в один конец, так и я от всех обязательств свободен.
