Смысл его слов от меня ускользал. Я не видела связи между обедом и нашим возможным примирением, но Андрес отказался выразить свои мысли более точно. Сказал лишь, что сейчас это особого значения не имеет, так как Даниэль – сволочь, но не идиот.
Остаток дня мы провели в Кестии, я показывала Андресу все места, хоть сколько-то для меня значимые. Было их не очень много, в городе я не так уж и часто бывала, не считая почти ежедневных поездок в школу. Но сам городок был очень красив – даже современные строения пытались выдерживать в стиле, принятом еще при закладке Кестии. Многочисленные маленькие скверики и просто море цветов придавали городку дополнительное очарование. Все же Фринштад – деловой центр, а здесь люди жили в свое удовольствие, не стремясь за огромными деньгами. На ужин в наш дом решили не возвращаться. Начинало темнеть, зажигались осветительные шары, придававшие нашей прогулке еще большую романтичность. Мы зашли в один из маленьких уютных ресторанчиков, где симпатичный длинноволосый парень у входа лениво перебирал гитарные струны, рождая под пальцами легкую, с небольшой грустинкой, мелодию. Не хотелось вспоминать ни о чем плохом, мы просто ели, улыбались друг другу и говорили о всякой ерунде, напрямую к нам не относящейся. Событий двух последних дней по негласному уговору мы не касались.
В наш дом мы вернулись, когда уже совсем стемнело. Андрес проводил меня до комнаты. Я уже настроилась на прощальный поцелуй, но он лишь легко поцеловал меня в щеку и почти убежал к лестнице. Не знаю, чего больше было в охватившем меня чувстве – разочарования от неслучившегося или облегчения от того же, но я постояла еще немного у двери в надежде, что он вернется. Но нет, он как ушел, так и с концами. День для него слишком тяжелый получился, и ночью этой он спал мало, так что, наверное, ему совсем не до меня. Еще и выяснилась эта гадкая подробность про Даниэля. Лучше бы я ничего не знала. Как я теперь смогу ему в глаза глядеть? Вот ведь какая неприятная вещь – виноват он, а стыдно почему-то мне. Я со вздохом залезла в кровать, поворочалась там и поняла, что уснуть не смогу. Слишком много всего случилось, чтобы безмятежно смежить веки и унестись в мир снов. Я никак не могла отделаться от вопросов, вертевшихся в моей голове, и поняла, что мне срочно нужно выпить что-нибудь успокаивающее. Так что я набросила халат и пошла на кухню, где и обнаружила Андреса, сидящего на табуретке около окна и глядящего в ночь. И был он такой… такой… у меня просто дух захватило, и я застыла на пороге, забыв, зачем я сюда вообще пришла.
– Так я и знал, что ты не сможешь уснуть, – заявил он. – Я тебе уже заварил твой чай.
А я поняла, что хочу не чая, хочу Андреса сейчас и навсегда. Но разве о таком можно говорить? Пришлось вежливо поблагодарить, взять чашку и пристроиться рядом с ним. Я потихоньку прихлебывала горячий отвар и чувствовала, как от Андреса идет обжигающее меня тепло. Было хорошо сидеть рядом с ним, но что-то внутри меня желало большего. Губы пересыхали только от одной мысли о поцелуе, а внизу живота сворачивался тугой пульсирующий клубок. Я старательно смотрела в окно, но видела перед собой только Андреса. Да и что там можно было разглядеть, в этой звенящей темноте ночи? А потом мне в голову пришла страшная мысль…
– Андрес, я тебе, наверное, противна после того, что ты узнал?
– Что? – Он выглядел очнувшимся от своих мыслей, что еще усилило во мне подозрения. – Ты о чем?
– Я о Даниэле, – пояснила я. – О том, что он использовал нас с сестрой для своих целей как подопытных животных.
– Ты с ума сошла, – возмущенно ответил он. – Это он мне противен, но никак не ты.
– Ты так изменился в последнее время. Ты даже целовать меня больше не хочешь…
Я смутилась от своих слов, отвернулась и начала вырисовывать на стекле какой-то странный перистый цветок, не видный никому, кроме меня. В сердце затеплилась надежда, что вот сейчас он исправит свой досадный промах… Но вместо того, чтобы приступить к столь ожидаемому мной процессу, он вздохнул и начал говорить, заставив мое сердце ухнуть от боли и разочарования.
– Понимаешь, Патрисия, – начал он. – Я даже не знаю, как тебе это сказать.
– Говори лучше все как есть, – нарочито спокойно ответила я. – Что тебе только казалось, что ты в меня влюблен, а сейчас понял, что это не так. И теперь только ждешь от Сыска разрешения уехать.
– Ты считаешь, что я на такое способен? – спросил он меня с некоторым даже возмущением. – Нет, дело совсем не в этом.
– В чем же тогда?
– Ну и в неприятнейшее положение ты меня поставила, – покачал он головой. – Но здесь действительно лучше сказать правду, а то напридумываешь себе боги знают чего.
Я постаралась настроиться на любую, даже самую неприятную для меня правду. Только бы все разрешилось сейчас, а не тянулось неопределенной неизвестностью дальше. Я повернулась и стала пристально на него смотреть в ожидании объяснений. Он же, напротив, на меня не глядел.
– Понимаешь, Патти, – сказал он, – у меня от тебя настолько сносит голову, что я боюсь потерять над собой контроль. А я хочу, чтобы у нас с тобой все было правильно. Помолвка. Свадьба. Все как положено. Но сейчас для этого неподходящее время – идет расследование убийства Тересы, а твои родители в лечебнице. Да и не уверен я, что получу твое согласие. Вот я тебя и избегаю, чтобы не сорваться.
В моей душе распустился цветок много прекрасней того, что я только что пыталась изобразить на стекле.
– Прямо сейчас ратуша закрыта, – сказала я. – А вот завтра утром…
Андрес повернулся и пораженно на меня посмотрел.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказал он. – Ты согласна за меня выйти замуж, Патрисия?
Я только кивнула, не в силах вымолвить ни одного слова. Оказалось, для полного счастья мне не хватало только этих слов. Но они были сказаны, и теперь теплое солнечное счастье переполняло меня, грозило перелиться через край и выплеснуться. Я перестала бояться себя и своих желаний, наоборот, мне хотелось, чтобы они стали явью как можно скорее. Чтобы я смогла провести рукой по его щеке, на которой чуть заметно выступила щетина, спуститься ниже, к его груди, которая манила меня неимоверно, и… Дальше я пока не загадывала. Лишь изредка передо мной вставала картина Тересы с Даниэлем, она не вызывала теперь у меня такого уж отвращения, скорее, исследовательский интерес, но мне казалось, что у нас с Андресом все будет совсем не так, ведь вели нас друг другу не жажда мести и любовное зелье, а настоящие чувства. А то, что было тогда, – лишь животный инстинкт, не более.
– Тогда завтра с утра едем в Кестию? – мечтательно сказал Андрес и обнял меня как-то совсем по-другому, будто имел уже на это полное право и не боялся получить отпор.
Я потерлась о его плечо и внезапно поняла, что вот так, прямо завтра утром, выйти замуж не готова. Это такой день, который бывает раз в жизни, а у меня ни платья, ни прически. Даже магографии приличной не сделаешь. Нет, я хотела стать его женой, очень хотела, но не так же буднично, как сходить за справкой и выйти уже фьординой Сореано. Должен же отличаться этот день от остальных?
