Мимо Тани, едва она сбежала со сцены, тоже прошел солдатский патруль. Но поскольку она была в театральном костюме, солдаты даже на нее не взглянули.
Увидев Стрижа, Таня уже махнула ему рукой, как вдруг резкий голос, раздавшийся сзади, заставил ее подскочить:
— Алмазова, да постой же ты наконец!
За ней бежал толстенький лысоватый концертный администратор театра, в сферу обязанностей которого входило и обслуживание заезжих знаменитостей. В руках его был поднос, на котором стоял изящный хрустальный кувшин, распространяющий запах лимона и меда, и высокий стакан. Сам администратор был красным, тяжело дышал, с него градом катился пот.
— Ты чего не на сцене? — Несмотря на свое состояние, он окинул Таню подозрительным взглядом.
— Живот схватило, — по-простонародному сказала Таня, прикидываясь туповатой крестьянкой, — не смогла утерпеть.
— Что вы все хвораете, мать вашу, когда дел по горло, — засопел администратор, — вот и эта тоже… зараза стоеросовая…
— Кто — эта? — удивилась Таня.
— Да горничная артистки этой… знаменитой… напиток заказала, а сама исчезла невесть куда! А артистке-то сейчас на сцену! Напиток лечебный, должна выпить. Горло у нее больное. Вот и несусь, как стукнутый, по всем этажам.
— Так и принесли бы напиток артистке, всего делов… — снова прикинулась безграмотной Таня.
— Да я и нес… — засопел администратор, — так я за костюмами концертными должен следить… Голову с меня снимут… Алмазова, Христом Богом молю, ты отнеси!
— Да не верю я в Бога Христа, — засмеялась Таня, — я вообще черт.
— Алмазова, оставь свои шуточки! Выручи — не в службу, а в дружбу! По гроб жизни буду обязан! Когда надо, за тебя заступлюсь. Принеси ей, а? Прямо вот сейчас, быстро! Это чудо, что мне за тут попалась ты…
— Да что отнести, кому? — не поняла Таня.
— Поднос с напитком лечебным артистке этой, Вере Холодной. Она в гримерке сидит. Горничная ее сделала ноги, шалава драная. Мне не до нее. Отнеси, а?
— Вере Холодной? — Таня не поверила своим ушам.
— Точно! Ей на сцену щас, во втором отделении. Так что уже иди. Гримерка во втором ярусе, номер двери 34. Ну, ты знаешь.
— Ладно, — не сомневаясь ни секунды, Таня взяла поднос. От перспективы увидеть знаменитую артистку вживую она забыла обо всем на свете.
Довольный до предела, администратор сунул Тане в руки поднос и унесся по коридору с такой прытью, которая никак не вязалась с его тучным телом.
Тут только Таня вспомнила про Стрижа, с изумлением наблюдавшего эту странную сцену, и жестом подозвала к себе. Сунула ему в руки поднос и велела отвернуться к стене. Достала спрятанные драгоценности и рассовала по его карманам.
— Иди за мной. Подождешь в коридоре — возле гримерки. Я быстро. И не вздумай никуда убегать.
Таня постучала в дверь и, услышав тихое приглашение войти, осторожно вошла внутрь. Вера Холодная сидела за туалетным столиком. На ней было концертное платье с длинным ярко-алым шлейфом. Лицо ее было бледным. Поражал нездоровый блеск в глазах.
— Напиток… — произнесла Таня, с перепугу не понимая, что говорит.
— Большое вам спасибо! — Артистка улыбнулась. — Поставьте на столик, пожалуйста. Хотите попробовать?
— Я? Не знаю… Мне, право, неудобно… — совсем растерялась Таня.
— Вы тоже выступаете, правда? На вас концертный костюм.
— Я статистка в хоре. Служу здесь недавно, — ответила Таня.
— Вы очень красивая. У вас открытое, милое лицо. — Достав из шкафчика второй стакан, артистка налила напиток из кувшина и предложила Тане. — Садитесь, пожалуйста. Выпейте со мной. Это лечебный лимонад — с медом. Хорошо снимает боль в горле. Я что-то расхворалась. Очень чувствительна к холоду. Промерзла — и все.
Опустившись на небольшой пуфик, Таня пригубила стакан. Лимонад был сладким и терпким. У него был необычный, но приятный вкус.
— Мне его в детстве бабушка делала, — улыбнулась Вера, — так лечила горло. Я в детстве очень часто болела. Легко подхватываю простуду и сейчас. У вас очень красивый театр. Но в нем гуляют страшные сквозняки. Все смотрят на внешнее оформление зала, но никто не думает о том, как холодно за кулисами.
— Да, правда, — улыбнулась Таня, — зимой очень холодно. Многие девушки болеют. А я — нет. Я закаленная, — она чувствовала страшную неловкость. Ситуация была весьма необычной. Вот так, запросто, она сидела в гримерной с самой знаменитой актрисой страны, и та угощала ее лимонадом, словно заглянувшую на огонек подругу. В знаменитости, в самой яркой звезде экрана, пафоса и надменности не было ни на грош. Она держалась с Таней уважительно, но с достоинством, и общалась почти как с равным себе человеком. Таня вдруг почувствовала глубочайшее восхищение этой невероятной женщиной.
— Вам нравится Одесса? — вдруг спросила она, не понимая сама, как осмеливается с ней говорить.
— Очень! Это изумительный город. Однажды увидев Одессу, ты не забудешь ее никогда. Это город, который навсегда остается в твоем сердце, — улыбнулась Вера.
— Как вы красиво сказали… Мне приятно это слышать, ведь я родилась здесь, — Таня с обожанием смотрела в ее глаза.
— И люди здесь замечательные! Такие веселые, открытые… Мне так приятно с ними говорить… А вы поете или танцуете?
— Я… пою. Но у меня нет голоса, — призналась Таня, — я в артистки совсем не гожусь.
— Ну что вы! Самокритичность — первый признак талантливого и умного человека.
— Не в моем случае, — Таня покачала головой.
— Но ведь всему можно научиться. И вокалу, и актерскому мастерству тоже. Вы так красивы. Из вас получилась бы настоящая актриса.
— Поздно уже учиться. Я здесь просто до лучших времен. Подвернется что-то получше, и я уйду. Быть артисткой не для меня.
— Впервые в жизни встречаю такую удивительную девушку! Обычно я слышу совершенно другое! Почему же вы не пьете лимонад?
— Простите… — Таня выпила терпкую жидкость залпом, — мне как-то не по себе.
— Почему же?
— Вот так запросто сижу в гримерке с самой знаменитой артисткой… Кто хочешь растеряется! Знаете, а я смотрела все ваши фильмы. Не пропустила ни одного. Некоторые даже по несколько раз. Это такая отдушина в жизни. Прекрасней любой истории любви.
— Что вы такое говорите, — Вера Холодная улыбнулась, — у такой красивой девушки, как вы, будет самая замечательная история любви! Вот вы потом меня вспомните. Все в вашей жизни обязательно будет хорошо.
В этот момент из коридора послышался шум. Затем резкий, обрывистый крик. Таня побледнела.
— Что это? — артистка вскочила на ноги. — Кому-то плохо? Давайте посмотрим! — и быстро открыла дверь.
Таня поспешила за ней. Двое солдат, заломив руки за спину, держали в полусогнутом состоянии Стрижа. Еще двое обыскивали его карманы. Офицер выступил вперед:
