— Объясни, — кивнул ей Японец.
— Неожиданность, — пояснила Таня, — к примеру, беременная баба, на сносях, которая в момент, когда солдаты пойдут к телеге, начнет рожать. Это как?
Все присутствующие мужчины (за исключением Японца) уставились на нее. Таня спокойно выдержала их взгляд.
— Ведь самое главное что? — продолжала она. — Главное сделать так, чтобы поезд остановился, а солдаты, вооруженная охрана, которая выйдет из поезда, не стала стрелять. Ну станут они стрелять в беременную бабу с огромным животом, которая вопит от боли? Как думаете?
— Да где ж ее взять, эту беременную бабу? — вдруг выпалил Моня Шор. — Да еще шобы начала рожать? — Все бандиты посмотрели на него. Никто даже не засмеялся.
— Не, ну ты конченый кусок адиета! — встал Майорчик. — Это ж надо быть за таким двойным адиетом в четыре ряда!
— А шо такое? — Моня Шор невинно хлопал глазами, — я ж за дело говорю… Ну, ладно. Раз уж не за так…
— Смотрите, как может сработать. — Таня вздохнула и начала излагать свой план действий. — Берем две подводы, к примеру, крестьянские телеги, — неожиданно ее вдруг увлек этот план, — одна телега переезжает железнодорожные пути, а другая останавливается на рельсах. Ось вылетела или сломалось колесо. Поезд стоит. Из поезда выходят солдаты, нацеливают ружья на телегу. Слышат дикий вопль. Мужики в телеге везут в город беременную бабу, и вдруг она с перепугу начинает рожать. Они не знают, что делать, солдаты в шоке, баба орет… Ну что, станут они стрелять в такой ситуации?
— Никогда в жизни! — воскликнул искренне Майорчик.
— Вот, — согласилась Таня. — Стрелять они не станут. А что будут делать?
— Окружат телегу… Ну, не знаю, может, начальство позовут…
— А пока они будут думать и оружие опустят, люди в первой телеге, которая проскочила пути, заскочат в вагон поезда, а мужики из второй телеги, где баба рожает, возьмут солдат на прицел… Да так быстро, что те не успеют и сообразить, что произошло. В этом случае убрать охрану, оставшуюся в поезде, будет гораздо проще, чем атаковать с внешней стороны. — Ну, где-то так, — вздохнула Таня.
— Оно, может, и так, — кивнул Майорчик, — особенно если в первую телегу людей побольше набить…
— Набить можно — спрятать под соломой, под тулупами, — размышляя, сказала Таня, — но все зависит от быстроты. Баба будет страшно орать, отвлекать внимание солдат. А люди должны воспользоваться тем, что солдаты смотрят на бабу, и проникнуть в глубь поезда. Ты, Майорчик, к примеру, зная план, можешь их провести.
— Толково придумала! — кивнул Майорчик. — Сама сообразила? Или подсказал кто?
— Сама, — усмехнулся Японец. — Я ее знаю. Она в делах столько же, сколько вы. Даже меньше.
— Просто мне подумалось, что солдаты могут ожидать нападения — тех же банд Григорьева, одесских бандитов. А вот рожающей деревенской бабы они точно не ожидают, — усмехнулась Таня.
— Оно-то понятно, — вдруг произнес, растягивая слова Моня Шор, — а что с бабой-то будет? Жалко бедолашную! Как же она во время налета родит?
Громкий, оглушительный гогот всех собравшихся в кабинете Японца был ему единственным ответом.
— Значит, на том и порешим, — подвел итог Японец, вытирая слезы с глаз, — будет такой план. Ты справишься? — Он уже совсем строго посмотрел на Таню.
— Справлюсь. Не впервой, — так же строго кивнула она.
В три часа ночи в комнатушке на четвертом этаже, где располагалось следственное управление, горел свет. Щеголевато одетый Ржевский-Раевский, поправляя свежую гвоздику в петлице, склонился над письменным столом. Освещаемое тусклой желтой лампочкой, лежало полицейское досье, вынутое из архива. Оно было написано еще германцами, и слой пыли на папке отчетливо был виден.
Ржевский-Раевский аккуратно, брезгливо, двумя пальчиками раскрыл папку и принялся просматривать различные документы. Особенно заинтересовал его полицейский протокол допроса. Отложив в сторону все остальные бумажки, он принялся его читать.
Дверь отворилась. В кабинет вошел Владимир Орлов. Лицо его было хмурым.
— Что ты здесь делаешь? — рассердился он.
— Посмотри, — Ржевский-Раевский сунул под нос ему протокол допроса, — ты только посмотри, что я нашел в полицейском архиве! Оказывается, дураки-германцы уже пытались допрашивать предполагаемого убийцу. Я напал на золотую жилу. Это же невероятно!
— А что тебе с того?
— Как что? Одним выстрелом мы убьем обоих: прищемим хвост Японцу и обрадуем Гришина-Алмазова, чтобы усыпить бдительность! Шедевр!
— Я знаю про этот протокол, — сказал Орлов, — я думал использовать именно этого человека в нашем плане с Фрейденбергом. Именно его… Не получилось.
— Ты серьезно? — От удивления Ржевский-Раевский широко раскрыл глаза.
— Вполне. Но теперь план стал другим. Можешь делать, что хочешь. Арестовывай. Есть только одна просьба. Как арестуешь этого человека, отдашь мне.
— Нет, — голос Ржевского-Раевского заметно дрогнул, — ты опять этого не сделаешь. Это нельзя. Неправильно.
— Прекрати. Ты знаешь — мы связаны с тобой одной веревкой. И я не советую тебе прерывать эту связь. Иначе… Ты знаешь, что будет.
— Я понял, — голос Ржевского-Раевского стал совсем мрачным, — после ареста получишь.
Орлов удовлетворенно кивнул.
Глава 22
Литературные вечера Одессы. Рассказ художника о киевских застенках. План провалился. Крыса в банде Японца
Литературный вечер был в самом разгаре, и постепенно, к моменту закрытия, публика переместилась в огромную квартиру на Екатерининской, которую арендовал Володя Сосновский. В этой атмосфере он чувствовал себя как рыба в воде.
Приобретение кабаре позволило Володе проводить литературные вечера в том количестве, в котором хотел он сам. В то время, к началу 1919 года, Алексей Толстой устраивал в Одессе театрализованные «вечера чтения», которые публика быстро окрестила «литературными средами». Чтобы подогреть ажиотаж публики, Толстой, по совету своих литературных друзей, сделал эти «среды» закрытыми, с ограниченным входом для желающей публики. Эта идея заставила всю Одессу ломиться туда.
В «Литературно-артистическом обществе» со своими вечерами дебютировал Иван Бунин. Он также создал в Одессе первый толстый литературный журнал «Объединение», что подчеркивало его цель: объединить все культурные слои литературы и артистического мира, переместившиеся в Одессу от ужасов кровавых восстаний, разрухи и войны.
Едва узнав о создании литературного журнала, Володя Сосновский понес Бунину рукопись своего второго романа, который к тому времени только успел дописать. Взяв роман, Бунин согласился его просмотреть и очень скоро перезвонил. В присутствии известного писателя Сосновский волновался, как школьник, но все же старался держать себя в руках.
