– Успокойтесь, нет никакого пожара! Это всего лишь мой фокус. Оглянитесь. – Мужчина говорил спокойно, даже весело, и это вдруг подействовало на хозяина труппы самым успокаивающим образом. Подчиняясь этому бодрому голосу, он обернулся.
И действительно: никакого пожара в комнате не было. Исчезли и языки пламени, и туман. На дощатом полу в пустом помещении стояла только металлическая клетка с цепями. Кандалы в потолке клетки были расстегнуты, а цепи лежали внизу.
– Кто вы такой? – Хозяин труппы обернулся у мужчине, но тот, словно пытаясь скрыть свое лицо, намеренно отступил в тень.
– Ваш новый фокусник. Я слышал, что у вас вакантное место. Надеюсь, вы возьмете меня в свою труппу?
– Да, но… Я просто потрясен… Как вы это сделали?
– Позвольте мне не выдавать своих собственных секретов. Все, что вы видели, – всего лишь фокус. У меня много таких.
– Признаюсь, я поражен. Я никогда не видел ничего подобного, – голос хозяина дрожал.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся незнакомец. – Я готов работать в вашем цирке. Вам ведь нужен новый фокусник. Это я.
– Как вы узнали?
– Слухами земля полнится. О том, что произошло, рассказали добрые люди. Простите, если вас напугал. Просто мне хотелось вам продемонстрировать себя в лучшем виде.
– И вы это сделали. Но откуда вы взялись?
– Отовсюду понемногу. Я работал в Америке, в цирке Барнума и Бэйли. Я знаю, чем поразить публику. Я знаю, что ей нужно, и как заставить публику дрожать от восторга и ужаса и ломиться на представления. Вы не пожалеете, что наймете меня.
– Хорошо. Считайте, что вы в труппе. Завтра утром составим контракт. Вы можете использовать этот фургон, если хотите.
– Отлично. Как видите, я уже занес сюда свой реквизит.
– Но мне нужно знать ваше имя. Как ваша фамилия?
– Я выступаю под псевдонимом. Я укажу его в контракте. Моя фамилия слишком простая… Иванов.
– Прекрасно… месье Иванов.
Хозяин труппы пытался разглядеть лицо нового фокусника, тонувшее в полумраке. Во внешности его не было ничего примечательного, если не считать какой-то странной, болезненной бледности, с ходу бросающейся в глаза. Несмотря на то что все уладилось самым лучшим образом, хозяин труппы совсем не испытывал радости. Он все еще не пришел в себя от пережитого ужаса. А от нового фокусника у него был мороз по коже. Он стал бояться его до полусмерти, но ни за что бы не признался в этом. Это был какой-то потаенный, глубинный, словно позорящий его страх.
Глава 5
Встреча с подругами на Молдаванке. Катя собирается замуж. Разговор на Слободке, страх Никифоровой. Встреча с Корнем, его поручение
Снег стал таять, оставляя сырой туман в воздухе. Появился холодный, пронизывающий ветер ледяной одесской весны. Предвестником будущей летней жары всегда приходил этот сырой холод с ветрами. Ветер, самый настоящий, разбушевавшийся норд-ост, валил с ног, заставляя прохожих держаться за стены домов. На море разыгрался шторм. Непогода не была неожиданной неприятностью – весной, после снега, бывало и не такое. Черные вздыбившиеся валы свирепой морской воды уничтожили немало рыбачьих лодок и больших кораблей.
В городе же постоянно была грязь, неспособная высохнуть из-за вечной сырости. Там, где тротуары и мостовые были вымощены камнями (а было это, в основном, в центральной, богатой части города), еще можно было более-менее нормально ходить. По мощеным мостовым даже ездили экипажи и (все еще редкость в городе) настоящие автомобили, а копыта лошадей не разъезжались в намокшем, грязном снегу. Но на Молдаванке и в других бедняцких предместьях почти по щиколотку стояла непролазная, размокшая грязь. Давно привыкнув к этой грязи, местные жители легко находили дорогу домой, лавируя в узких лабиринтах дворов.
Нацепив на ботинки резиновые калоши, Таня шлепала по привычной грязи Молдаванки, где прожила не один год. Руки ее были заняты тяжелым грузом. В одной была сумка с продуктами, в другой – сладости одной из лучших кондитерских в городе. Таня шла навестить своих бывших подруг. Она с радостью и каким-то особым нетерпением ждала визита в свой старый двор, в котором, вместе с бабушкой, провела свои самые незабываемые годы. Впрочем, ей просто хотелось куда-нибудь выйти, ведь неделю за неделей Таня чувствовала страшное, просто давящее одиночество.
Делать ей было нечего. И Корень, и Японец были заняты своими делами, которые, похоже, были намного важней, чем ее жизнь. Однажды она попыталась встретиться с Японцем, сама пошла в кафе «Фанкони». Но столкнулась с ним и его охраной только в дверях. Он очень спешил. Лицо его было напряженным, серьезным. На ходу он крикнул, что обязательно пошлет за ней, так как у него к Тане есть важный разговор. И чтобы она ждала от него вести, так как он придумал для нее кое-что интересное.
Но прошло вот уже восемь дней, а за ней никто не посылал. Либо Японец забыл об этом разговоре, либо ему было попросту не до нее. Могло быть и так, и так. Тане же оставалось только ждать. А ждать было невыносимо скучно.
Однажды Таня встретила на Дерибасовской Иду. Та страшно обрадовалась встрече и позвала ее в гости, пообещав собрать всех Таниных подруг. И вот Таня, нагрузившись покупками, с радостью шла в гости на Молдаванку, шлепая по привычной жидкой грязи.
Лиза же наотрез отказалась идти.
– На яки бебехи мине за цей гембель? Не хочу туда идти. Ни за что не пойду! Не хочу вспоминать! Все для меня там было страшно, как тошнота на нервах! Как вспомню – мороз по коже. Не за жизнь, кошмар…
Таня понимала ее. Возможно, она бы чувствовала то же самое, если б так же, как Лиза, выходила когда- то на Дерибасовскую. Но жизнь тогда приготовила Тане другое. И, порядком настрадавшись, Таня вдруг почувствовала тоску по прошлому – по комнатушке, где жила вдвоем с бабушкой, по Геке, ждавшему ее на углу…
Встретили ее прекрасно! В своей комнате Софа накрыла просто шикарный стол – Таня даже не поверила своим глазам! Здесь было все великолепие старой одесской кухни, и Таня была вынуждена признать, что нигде не ела фаршированной рыбы лучше, чем в своем старом дворе. Стол ломился от рыбы-фиш, биточков из тюльки, грибов по-гречески в сметанном соусе, жареных цыплят, свежих мидий, политых лимонным соком, цимеса из белой фасоли и форшмака, который просто таял во рту. Для него Софа умудрилась даже раздобыть в марте настоящую дунайскую селедку, и Таня была вынуждена признать, что никто, ни в одном из самых дорогих ресторанов на Дерибасовской не приготовит лучший форшмак.
Тут же была уже привычная Тане армия котов. Развалившись где только можно, объевшиеся коты уже не могли смотреть на рыбные и куриные кости, успев насытиться, когда Софа готовила торжество.
Лакомясь любимыми блюдами, Таня слушала все местные новости. В комнате, где когда-то она жила с бабушкой, поселилась новая семья. Бывшие крестьяне, муж с женой, сразу устроились на кожевенную фабрику, сына их зарезали в потасовке на Балковской, а две дочери уже ходили на Дерибасовскую – так же, как и все остальные жительницы бедных предместий портового города, которым не исполнилось 20 лет.
