– Я признаю все это. Но тюрьма – не моя вина, – оправдывалась Никифорова.
– А чья? Ты что, не могла пристрелить хотя бы одного охранника, чтобы заставить власти открыть огонь?
– Мне помешали. – Никифорова опустила глаза.
– Это не оправдание! Я специально ходатайствовал перед центром об отправке в Одессу лучшего агента. Лучшего! Ты была такой. Но не сейчас.
– Я исправлю ситуацию. – Голос Никифорой дрогнул.
– Неужели? А что с оружием для восстания?
– Оружия нет, – произнесла она почти шепотом.
– Почему же? – В голосе незнакомца снова зазвучала злость.
Никифорова лихорадочно заговорила:
– У нас нет денег. Не хватает средств для приобретения оружия и взрывчатых веществ. Срочно необходим серьезный источник финансов. Налеты в руках Японца, денег они не принесут…
– Ты сама понимаешь, что говоришь? Ты расписываешься в своем бессилии? – В этот раз кроме злости в голосе ясно чувствовалась угроза.
– Я просто описываю обстановку в городе – так, как есть. – Никифорова явно испугалась.
– Тогда твоя задача – перессорить всех этих уголовников, нарушить их ряды, сделать так, чтобы они нападали в первую очередь друг на друга, а не только на новую власть. Для этого, кстати, я и позвал тебя сюда. У Слободки достаточно потенциала для того, чтобы составить конкуренцию Молдаванке. Если натравить Слободку на Молдаванку и заставить их воевать, авторитет Японца серьезно пошатнется. Думай об этом. А насчет денег… У меня есть план. И я тебе о нем расскажу. Если ты все правильно выполнишь, этим искупишь свою вину. И учти: второго провала я не потерплю! Я позвал тебя в Одессу не ради провалов. Я уничтожу тебя, если ты снова сделаешь что-то не так. – Голос наконец умолк, но было ясно, что прозвучавшие слова – не пустой звук.
– Призрак, я… – Никифорова, помимо своей воли, задрожала.
– Не смей называть мое имя! – громыхнул голос. – Ты не просто глупа – ты даже не научилась держать язык за зубами! Как ты смеешь называть мое имя, если и у стен есть уши? Я разочарован. Раньше ты казалась мне непобедимой, но сейчас…
– Я исправлю все это, – теперь у Никифоровой стучали даже зубы.
– Не сомневаюсь. Если не исправишь – ты прекрасно знаешь, что произойдет. И еще: когда будет налажен источник финансирования, ты лично займешься оружием. Возможно, мы попробуем достать его через Японца, чтобы скомпрометировать, – я еще подумаю об этом. А сейчас – ты поняла, что необходимо сделать в первую очередь? – потребовал ответа голос.
– Поняла. Я справлюсь. Как мы будем держать связь? – почти прошептала Никифорова.
– Как прежде. Когда ты понадобишься, я сам выйду на тебя. И еще: надеюсь, ты уберешь тех, кто помешал тебе пристрелить охранника возле тюрьмы?
– Ты это видел? Ты там был? – удивилась Никифорова.
– Я там был. И я видел твой позор. Спасовать перед паршивой девчонкой… – Голос откровенно смеялся над ней.
– Это все Японец! Его вина! – От обидного обвинения Никифорова забыла свой страх.
– Нет, твоя. У тебя было достаточно времени, чтобы прострелить девчонке голову, но ты этого не сделала. – Казалось, Призрак издевается над ней – все больше и больше.
– Я это сделаю… Обещаю… – От ярости Никифоровой не хватало слов.
– Надеюсь. Мне не хотелось бы думать о тебе плохо. Ты должна все исправить. – Теперь голос звучал спокойнее, словно давал ей шанс.
– Ты пока будешь в городе?
– Я в городе, – он усмехнулся, – и наблюдаю за тобой. Я там, где ты меньше всего меня ждешь. Ты никогда не узнаешь, кто я и где. Но запомни: нет ни одного твоего шага, о котором бы я не знал. – Услышав это, Никифорова снова стала дрожать. – Нет ни одной твоей мысли, которой я бы не смог прочитать. А пока уходи. И подумай об этом.
Темнота скрывала лицо женщины. Тем более ее горящие глаза. Слышно было только тяжелое дыхание – слова Призрака задели Никифорову за живое. Время шло. Она продолжала стоять. Глаза ее постепенно привыкли к темноте. Стал отчетливо виден находящийся посередине стол, по краям – две массивные, грубые табуретки. И противоположная стена комнаты, тонувшая в густой темноте. Даже самые зоркие глаза ничего не могли разглядеть дальше.
Внезапно Никифорова быстро вскинула руку с наганом и выстрелила – раз, другой, третий… Грохот выстрелов разорвал тишину. Было слышно, как пули вошли в стену. Звук падающих гильз нельзя было спутать ни с чем. Дверь распахнулась. На пороге возникли спутники Никифоровой. В раздражении она крикнула им:
– Убирайтесь вон! Вон отсюда!
Привыкнув подчиняться, они исчезли так же быстро, как и вошли. В воздухе громко, во всю мощь, зазвучал издевательский хохот. Громкий дьявольский смех, смех самого Сатаны, издевающегося над миром, над собой.
– Я в тебе не ошибся! – продолжая смеяться, вдруг отчетливо произнес голос. – Ты поступила именно так, как я и ожидал.
Дальше произошло то, чему никогда в жизни не поверили бы сотоварищи дьяволицы Никифоровой. И, уж конечно, никогда не увидели бы собственными глазами. Эта минутная слабость и произошла потому, что ее никто не видел.
Быстро сунув наган в карман кожаного пальто, Никифорова развернулась и почти бегом бросилась к выходу. Лицо ее полностью скрывала темнота, но если бы ее сейчас кто-нибудь увидел, то понял бы, что ее одолевает единственное чувство: животный ужас. На лице Никифоровой дикой гримасой застыл страх. Самый настоящий, отчетливый страх, сделавший ее абсолютно беззащитной.
Дверь Тане открыла Лиза – быстро, словно все время ждала ее на пороге. Нахмурилась, увидев счастливо лицо подруги. Лиза не одобряла ее похода на Молдаванку и не собиралась этого скрывать. Таня, весело смеясь, обняла Лизу за плечи, но та отстранилась и нахмурилась еще больше:
– Тебя искал Корень. Шухер грандиозный. Ты должна пойти до него.
– Куда я пойду? – удивилась Таня. – На часах одиннадцать ночи! Да меня убьют по дороге к Корню!
– А он не сказал идти до него за Молдаванку. Корень ждет тебя в пивнушке на Садовой. Это почти за углом. Дойдешь. Бери ноги в руки – и картина маслом! Пока ты шляешься по всяким помойкам, как кусок швицера, Корень, похоже, решил предложить тебе за дело. – Лиза и не пыталась скрыть раздражение.
– Я не пойду. Я устала. Спать хочу. Завтра найду Корня, – зевнула Таня.
– Да у тебя, похоже, ухи за тухес намотались! – крикнула Лиза. – Не слышишь за свои же уши! Совсем до чертиков обпилась – тот еще фасон! Корень сказал, что ждет тебя сегодня в пивнушке, и ждать будет до трех часов ночи! Шоб ты ноги в руки – и дуй до туда! Срочное что-то, важное. Це не якись бебехи с Молдаванки, це вещи засерьезнее любого шухера побудут! Даже за мине не сказал. – В всегда кротком голосе Лизы странно было слышать раздражение и злость.
– Если Корень думает, что я буду и дальше работать так, как было с Гекой, то пошел он куда подальше! – не сдавалась Таня.
