Джульетта возненавидела кошку. Она отпрянула в ужасе, когда увидела Куини, с надменным видом восседавшую на ослепительно-белом диване, а затем деловито облизавшую свой анус. Кошка и Джульетта обменялись понимающими взглядами; потом Джульетта прижала руки к груди, пробормотала по-тагальски нечто весьма похожее на проклятие, повернулась и вышла из комнаты.
Лидия взяла на себя уход за поддоном для кошачьего туалета и пластиковыми мисочками, из которых Куини ела свой сухой корм. (Лидия любила смотреть, как кошка ест сухой корм, и особенно ей нравился сочный хруст, когда Куини пережевывала их своими крошечными зубками.)
Сейчас Куини сидела в кресле в уборной Лидии и с интересом наблюдала, как хозяка старается изучить профиль своих ягодиц в зеркале. Большую часть жизни Лидия не особенно заботилась о своих ягодицах, но сегодня она надела новые тренировочные брюки. Они были очень плотными, с массой швов и контуров, сшитые из высокотехнологичной ткани с легким отливом. В общем, они были не для слабовольных, а Лидия могла быть очень слабовольной, когда дело касалось ее внешности. Она обратилась к кошке (какой смысл держать кошку, если нельзя поговорить с ней?):
– Думаю, сойдет. А ты? То есть я не считаю себя жирной. Кое-где выпирает, только и всего. Но, если честно, какое это имеет значение. Он гей, правильно? Как ты думаешь, он гей? Ты же видела его. Каково твое мнение?
Куини в некотором замешательстве посмотрела на нее и отвернулась.
«Разумеется, она сконфужена, – подумала Лидия. – Все-таки я женщина, а она – кошка». Она вздохнула и в последний раз провела ладонями по ягодицам. Если Бендикс окажется геем (несомненно, так оно и есть), то его не смутит вид нескольких выпуклостей ее фигуры, но он будет доволен, что она выбросила мешковатые спортивные брюки с растрепанной резинкой на талии. Лидия свернула темные волосы в тугой узел на затылке и напоследок посмотрелась в зеркало, прежде чем спуститься к парадной двери вместе с Куини.
Сегодня внешность Бендикса оставляла желать лучшего. Он выглядел менее ухоженным. Он явно не брился с утра и не мазал лицо питательным кремом. Его брови не были аккуратно выщипанными и причесанными, и он не пользовался косметическим карандашом, отчего глазницы казались серыми и запавшими. Волосы нуждались в стрижке, и от него – видимо, для разнообразия – пахло потом.
– Добрый день, Лидия, – сказал Бендикс. – Как ваши дела? – Он сразу же опустился на корточки и погладил кошку, которая уже терлась об его ноги. – А вы, мисс Куини? Как вы поживаете?
Он почесал кошку за ухом, и уже довольная мордочка Куини расплылась в улыбке. По-видимому, вкусы Лидии и ее кошки совпадали во всем, от дивана и музыки до мужчин. С другой стороны, улыбка Бендикса была слабой и неубедительной. Если бы Лидия не знала, что он родом из Восточной Европы, то могла бы заподозрить, что он недавно плакал.
– Как вы? – спросила она, когда он встал.
– О, все замечательно… понимаете?
В это жалобном «понимаете?» Лидия усмотрела возможность для того, чтобы обратиться к причинам его расстройства.
– Вы выглядите… – начала она.
– Знаю, – грустно произнес он. – Я выгляжу ужасно. Когда вы выглядели не лучшим образом, я говорил об этом, поэтому с вашей стороны нормально вернуть мне комплимент. Я не спал. Фактически я даже не ложился в постель.
– Да, вы выглядите очень усталым, – согласилась Лидия. – Все в порядке?
– Нет. – Он вздохнул: – Все не в порядке. Все отвратительно.
– О боже. – Она старалась не выглядеть слишком увлеченной его бедственным состоянием. – Заходите, заходите же. Вы чего-нибудь хотите – чаю, кофе?
– Ха! Думаю, лучше было бы выпить водки.
– Что, в самом деле?
– Нет. – Он хрипло рассмеялся. – Нет. Это последнее, что мне сейчас нужно. Впрочем, будет приятно выпить кофе.
Лидия заглянула на кухню и с извиняющимся видом попросила Джульетту сделать два двойных эспрессо, а затем проводила Бендикса на заднюю веранду, где весеннее солнце играло на дощатом полу и нагревало кремовые подушки на ротанговой мебели. Бендикс опустился на диван, и Куини грациозно запрыгнула ему на колени, где три раза обернулась вокруг себя, прежде чем свернуться в клубок и удовлетворенно посмотреть на Лидию. Бендикс уткнулся подбородком в грудь, а потом прижался лицом к кошке.
– Вот черт, – произнес он, снова поднял голову и помотал ею из стороны в сторону. – Тяжело, тяжело, тяжело!
Его голос едва не сорвался на крик, и Лидия застыла. Сейчас она была не готова к чужим слезам. Она смотрела на него и ждала, когда он снова заговорит.
– Сегодня я стал банкротом, – наконец произнес он.
Лидия распахнула глаза.
– Сегодня я был в суде, где мне сообщили, что я банкрот. Все, что я имел, больше мне не принадлежит. Мне больше не разрешают работать тренером, и все мои кредитные карточки будут ликвидированы. Сегодня я перестал существовать.
– Господи, Бендикс, это ужасно:
– Знаю, знаю. – Он вздохнул и закрыл руками напряженное лицо. – Это совершенно ужасно. Я уничтожен.
– Бедный вы, бедный. Как это случилось?
Бендикс пожал плечами и с безутешным видом погладил кошку.
– Кредитные карточки. Перерасход средств, обычное дело. Я оказался тупицей, настоящим тупицей. Просто идиотом.
– Но разве банкротство не хорошая вещь для должника? – осторожно начала Лидия. – То есть теперь ведь можно все начать заново.
Он снова пожал плечами:
– Только не там, откуда я родом. Меня низвели до положения ребенка. Больше никаких кредитов, никакой самостоятельной занятости. Мне придется вернуться в какой-нибудь фитнес-центр, снова стать наемным работником. И придется отказаться от квартиры.
– Но почему?
– Потому что она слишком дорогая. Это было еще одно глупое решение. Я выбрал квартиру, которая мне нравилась, а не ту, которую мог себе позволить. Понимаете, я начал жонглировать средствами и жить в кредит, чтобы тратить свои заработки на эту дурацкую красивую квартиру. А теперь мне придется жить только на заработки. Так что прощай, красивая отдельная квартира в Вильсдене, здравствуй, паршивая квартира с подселением в Уэмбли.
– Вы уже нашли человека, с которым могли бы делить аренду?
– Пока нет, но мне придется это сделать. Возможно, кого-то из спортивного центра. А я видел их квартиры: это настоящие вонючие дыры. – Он слегка поежился и печально уставился в пол.
Лидия в отчаянии глядела на него. Раньше она бы посчитала невозможным так сильно переживать за чужого человека. Ее сердце было, в целом, уравновешенным органом. Оно вело себя тихо и исправно качало кровь по ее телу. Иногда оно устремлялось вверх при виде привлекательного животного или красивого мужчины. Иногда оно тупо ныло из-за одиночества или неясного томления. Однажды оно даже было готово выскочить из груди из-за нервозного предвкушения, которое она испытала, будучи студенткой, при подготовке к радиоинтервью в прямом эфире. Но большую часть времени ее сердце ничего не чувствовало и размеренно билось в грудной клетке под защитой ребер, отсчитывая моменты ее жизни. Так что это новое ощущение, которое называлось состраданием, было чем-то новым для Лидии. Бендикс, сидевший на ее ротанговом диване, выглядел сломленным человеком. Он был похож на ребенка, чье детство только что признали недействительным. Для нее была невыносимой мысль о том, как он пакует свои вещи в коробки и переезжает вместе с ними в промозглый дом, полный людей, в каком-нибудь дальнем углу Лондона. Лидии хотелось, чтобы Бендикс не упал в собственных глазах. Ей хотелось, чтобы он сохранил какую-то гордость, поскольку гордость была одним из его наиболее привлекательных качеств.
