Сексуальную. Лидия уставилась на него.
– Ох, перестаньте, – сказала она.
– Почему? Это же правда.
Лидию подташнивало от плотной серии его комплиментов. Это было все равно что съесть шесть пончиков подряд, многие годы питаясь одной капустой. Прекрасно и упоительно, но слишком много. Лидия неловко улыбнулась, и выражение его лица изменилось.
– Простите. Я чем-то обидел вас?
При этих словах он протянул руку и погладил ее по тыльной стороне ладони. Это был невинный жест, не больше, чем можно ожидать от незнакомца, случайно задевшего вас на улице. Но когда его пальцы прикоснулись к ее коже, в темном доме ее тела как будто разом включился свет. Это было так, словно активировались электроды, подключенные к каждому нерву. Это было так, словно Лидия спала, а теперь проснулась. Удивительное и устрашающее ощущение. Она вдохнула так быстро и глубоко, что Бендикс услышал этот звук и встревоженно посмотрел на нее.
– Вы в порядке? – спросил он и снова прикоснулся к ней, но на этот раз удержал ее руку на месте и даже слегка погладил ее.
– Да, – тихо ответила Лидия. – Все отлично.
Его рука оставалась на месте, как и его взгляд.
– Вы видите это, – сказал он. – Это в ваших глазах. Вы видите нечто… чуждое.
Лидия моргнула и рассмеялась.
– Серьезно, – продолжал Бендикс. – В большинстве случаев вы выглядите настоящей англичанкой. Но когда я смотрю на вас, смотрю туда, – он указал на ее глаза, – то вижу нечто иное. Нечто волнующее.
Лидия слегка вздрогнула. Она не хотела, чтобы о ней так говорили, потому что не считала себя волнующей женщиной. И любой, кто думает по-другому, будет крайне разочарован.
– Мне жаль, – сказал он, отпустив ее руку и отодвинувшись. – Извините, что смущаю вас. Я просто… – Он отвернулся, подыскивая слова. – Я просто благоговею перед вами. Не знаю, как лучше сказать об этом. Я много думаю о вас, вот и все. Пожалуйста, простите меня.
Лидия улыбнулась.
– Разумеется, я вас прощаю, – сказала она. – Правда, здесь нечего прощать. Я немного устала, не более того.
– Ну конечно, – сказал Бендикс. – Конечно. Вы уже говорили, что устали, а я все равно потащил вас сюда, чтобы выпить. Мне действительно хотелось провести несколько минут рядом с вами, потому что мы как два корабля, которые расходятся в тумане. Для меня будет позором переехать в другое место и не узнать о вас ничего такого, чего бы я уже не знал раньше. Но если вам больше нравятся корабли в тумане, просто скажите мне. Я не обижусь.
Он одарил ее чарующей улыбкой. Лидия улыбнулась в ответ и сказала:
– Нет, я не хочу довольствоваться кораблями в тумане. Мне приятно быть здесь вместе с вами. И мы должны встречаться почаще.
– Хорошо, – сказал Бендикс и снова разлил шнапс по стопкам. – Отлично, тогда еще один тост. За нас обоих. Мы больше, чем корабли в тумане. Может быть, даже друзья…
– Да, – сказала она. – Друзья.
Когда она произнесла это слово, соблазнительные и запретные мысли о переплетенных ногах, приоткрытых губах и соединенных телах ускользнули из ее сознания и куда-то пропали. Друзья.
Она одним глотком прикончила свою порцию шнапса и постаралась не выглядеть так, словно желает чего-то большего.
Робин
Робин с ужасом и разочарованием смотрела на лист бумаги, прикрепленный к стене ее аудитории. Она снова провалилась. Это был уже третий экзамен подряд, который она не выдержала. Неделя тянулась нескончаемо: три часа занятий в день плюс лекции, семинары и задания на выходные дни. За прошедший уик-энд ей предлагалось прочитать и запомнить пять глав по физиологии из такой огромной книги, что Робин с трудом могла поднять ее. Она дошла до начала второй главы и забросила чтение. Ее мозг, который всегда считался лучше остальных, который всегда впитывал информацию без особых усилий, оказался просто не в силах удержать такой объем терминологии. И у нее самой появилось много других вещей, которые предстояло осмыслить и освоить. Робин проигрывала эту гонку. Робин Инглис проигрывала и понятия не имела, что с этим делать.
Она отцепила листок бумаги от пробковой доски и сунула его в сумку на ремне.
Робин подняла блестящую крышку серебристого мусорного бачка на кухне Джека, – нет, на ее кухне, как ей постоянно приходилось напоминать себе, – и отпрянула. Он был до краев наполнен грудами тухлых отбросов, слипшихся в чудовищную запеканку с бумажными обрывками и картонками, втиснутыми по краям; из трещин выглядывали скомканные чайные пакетики, и все это было покрыто дряблыми потеками старой каши, счищенной с тарелок. Этот бачок следовало опустошить двенадцать часов назад, если не вчера утром. Сегодня Джек уехал довольно рано, он встречался со своим агентом за завтраком в каком-то модном клубе, о котором Робин должна была что-то слышать, но не слышала. Это означало, что Робин либо придется сидеть в квартире с вонючим и переполненным мусорным бачком, либо самой выбросывать мусор.
Робин никогда в жизни не выбрасывала мусор.
Это не означало, что она не знала о мусорных бачках или о том, что мусор время от времени полагается выбрасывать. Она сотни раз видела, как мать отрывает черный пластиковый прямоугольник, раскрывает его кончиками пальцев, одним энергичным взмахом наполняет его воздухом, а потом без усилий вставляет в мусорный бачок, обретавшийся под раковиной. Робин видела, как мать достает из бачка раздутый пакет, иногда с некоторым усилием, потом ловко завязывает края в узел и уносит. Куда-то. Робин действительно не знала куда.
Родители никогда не просили ее выносить мусор.
Она осмотрела бачок. Он был вдвое больше того, что стоял в родительском доме.
Она выдвинула несколько ящиков в надежде найти черный цилиндр с пакетами для мусора. Она подошла к окну и изучила участок перед домом в поисках знаков или мест, куда можно выбрасывать большие пакеты с мусором. Она ощущала смутную панику. Она должна найти в себе силы сделать это. Ей уже почти девятнадцать. Она изучает медицину. У нее все получится. Она так и не нашла мешки для мусора, но решила, что сойдет и пластиковый пакет из магазина. Она сняла крышку бачка и начала дергать за края мусорного пакета.
– Тьфу, блин! – прошипела она, когда ее пальцы скользнули по липкой каше.
Она снова потянула, и пакет выполз на несколько дюймов. Она вытащила его до половины, но потом отпустила. Казалось, он был набит свинцом и бетоном. Она ухватилась за углы, попробовала еще раз, напряглась и с силой выдернула пакет из бачка. Когда она сделала это, пакет угрожающе распух, а потом взорвался у ее ног. Вощеный деревянный пол Джека был завален обрывками, обрезками, огрызками и шкурками. Откуда-то снизу просочилась струйка мутной жидкости и потекла между половицами. Запах был таким едким, что Робин закрыла лицо ладонью.
У нее возникло искушение схватить свою сумочку, выбежать за дверь и не возвращаться до тех пор, пока Джек не вернется домой. Вместо этого она проплакала пять минут, а потом нашла в шкафчике под кухонной раковиной пару довольно больших желтых перчаток. Робин натянула перчатки, по-прежнему всхлипывая, и начала соскребать с пола отвратительный компост и сваливать его в большой пластиковый пакет. Она понимала, что выглядит жалко. Она знала, что в Индии есть босоногие дети, которые по двенадцать часов в день в палящую жару занимаются уборкой чужого мусора. Робин знала, что была глупой и избалованной. Но от этого вовсе не было легче.
