Она ощущала, как руки нынешней жизни смыкаются вокруг нее, сжимая в тесном объятии. Она изучала крошечные детали своего дома: вытертые пятна на терракотовом килиме
[43], кивающие головками темные тюльпаны в стеклянной вазе на обеденном столе, трещину в штукатурке за телевизором, похожую на молнию, декоративные бугорки на плинтусах, со вкусом выполненный карандашный эскиз женской головы, висевший у парадной двери, и заключенный в рамку отзыв в «Гардиан» о первом романе Джека, статья называлась «Совершенство слова».
Каждая деталь одновременно казалась новой и хорошо знакомой, но на общей картине все равно лежал оттенок меланхолии. Жизнь должна была казаться идеальной, но не казалась. Любви к Джеку должно было оказаться достаточно, но не оказалось. Робин должна была проплыть на всех парусах через первый год учебы в медицинском колледже, но вместо этого мучительно волочила ноги и, казалось, была обречена на неудачу.
Робин повернулась к Джеку, когда он присоединился к ней на диване. Во рту пересохло от вина, поэтому ее голос звучал ровно и невыразительно.
– Я хочу встретиться со своим отцом-донором, – сказала она.
Джек вскинул брови.
– Ого, – произнес он. – С утра ты сделала поворот на сто восемьдесят градусов.
Она кивнула.
– Почему ты изменила свое мнение? – спросил он.
Она пожала плечами и подергала пальцами разлохмаченный край своих обрезанных шорт.
– На самом деле точно не знаю, просто… – Она вздохнула. – С тех пор как я зарегистрировалась в реестре, меня не покидает чувство, как будто чего-то не хватает. Более того, я чувствую себя так, как будто должна быть где-то… как будто у меня в жизни есть незавершенное дело. Я была так настроена жить дальше, не встречаясь с этим человеком, так уверена, что моей мамы и отца будет достаточно, а теперь… Этого больше недостаточно, понимаешь? Мне этого недостаточно! – Она заплакала, и Джек заключил ее в объятия. Она зарылась лицом в его хлопковую футболку. От нее пахло солнцем и свежим потом.
– Хорошо, – сказал Джек где-то наверху. – Хорошо.
Робин отстранилась и с интересом посмотрела на него.
– Что именно хорошо? – спросила она.
Джек снова вздохнул.
– Ты. То, какой ты была с тех пор, как переехала ко мне. Вернее, еще до переезда сюда. Мне казалось, что ты… – Он помедлил. – Не знаю, что произошло после того, как я отдал тебе ключи. Какое-то время ты как будто считала меня отвратительным. А потом ты просто охладела ко мне. Я думал, что все испортил, понимаешь? Я так злился на себя за то, что предложил восемнадцатилетней девушке переехать ко мне. Но потом ты вернулась, и я был совершенно ошеломлен. Я думал, что потерял тебя. Но ты уже не была прежней. Ты и сейчас не такая, как раньше. Та искра, которую я увидел в тебе в первый раз, то выражение твоих глаз, такая уверенность и довольство собой – все это ушло. И я думал, что это из-за меня. Из-за того, что ты уехала из дома, бросила прежних друзей и теперь живешь со мной…
Робин вытерла слезы под глазами.
– Нет, – сказала она. – Нет. Это не из-за тебя, а из-за меня. Ты всегда был для меня смыслом жизни. Ты всегда был совершенным, Джек, совершенным. Это я сломалась. Это я нуждаюсь в починке. А теперь, когда я рассталась с прошлым – к лучшему или к худшему, – это будет наша с тобой история. Мир, вселенная и все остальное. Я люблю тебя, Джек, я так тебя люблю!
Он улыбался с радостным облегчением. Он прижался лбом к ее лбу и накрыл ладонями ее влажные щеки.
– Тогда пойдем, – сказал Джек. – Давай напишем этому твоему отцу. Давай починим тебя.
Дин
– Я приходила сюда вместе со своей собакой, – сказала Лидия, засунув руки в карманы джинсов и осматривая пологий склон, ведущий к заросшим железнодорожным путям.
– У тебя была собака? – отозвался Дин.
– Да, немецкая овчарка. Его звали Арни. Я приходила сюда вместе с ним и пила всякую дрянь.
– Круто, – пробормотал Дин, пытаясь представить эту хладнокровную женщину шатающейся по заброшенным рельсам в компании здоровенного пса и бутылки дешевого виски «Wild Turkey» или чего-нибудь в этом роде.
– Нет, это не было круто. На самом деле все это было довольно трагично.
Дин последовал за Лидией до подножия склона, где она уселась на траве. Дин сел рядом и обозрел окрестности, обхватив руками колени.
– Здесь так тихо, правда? – сказал он.
– Да. Хорошее место для размышлений. – Лидия уткнулась подбородком в сложенные ладони и уставилась в пространство.
– Теперь у нас есть о чем подумать, верно? – спросил Дин, посмотрев на хозяйственную сумку, висевшую на сгибе его локтя, и вспомнив о ее шокирующем содержимом.
– Пожалуй, нам нужно обратиться в полицию, – сказала Лидия.
– Что, серьезно?
– Да. Это чертовски серьезная вещь. Это… – Голос Лидии пресекся, и Дин сглотнул. Он все еще не мог отойти от событий последнего часа. Он достал мешочек из кармана куртки и быстро смастерил самокрутку. Лидия наблюдала за Дином краешком глаза. Она ничего не сказала и вернулась к созерцанию сорняков, мусора и колючих кустов на другой стороне железнодорожных путей.
– Думаю, он убил его. Отец. Думаю, он убил младенца, а потом мою мать.
– Нет, – начал Дин; его мозг был не в состоянии оценить такую мрачную и порочную возможность. – Нет, должна быть какая-то другая причина…
– Все совпадает, – холодно сказала Лидия. – Это вписывается в общую картину. Мой отец был странным, действительно странным. Он вел себя не так, как положено отцу, но я всегда относила это на счет того, что мама умерла и оставила его наедине со мной; я всегда думала, что он ненавидит меня потому, что я не умерла вместо мамы. Но теперь, когда я думаю о нем, то вижу это, понимаешь? Я закрываю глаза и вижу, как он это делает. Но я не пойму, почему я этого не помню? То есть я должна была быть там. Я же определенно знала, что мама беременна и готова родить ребенка. Должно быть, я видела этого ребенка, понимаешь? Не укладывается, как я могла забыть об этом? Конечно, это должно быть где-то здесь. – Она постучала себя по голове. – Но где? Я должна это знать. Разумеется, я должна это знать! – Лидия уронила голову на руки и застонала: – О, моя больная, долбаная, проклятая семья!
Дин тревожно смотрел на сестру. Он хотел успокоить ее.
– Послушай, – сказал он и положил руку ей на предплечье. – Только не думай, что я тебе не верю, но, может быть, все не так плохо, как ты думаешь. Может быть, есть лучшее объяснение.
– Например?
Он пожал плечами:
– Может, кто-нибудь забрал ребенка? Может, его усыновили? Возможно, после смерти твоей мамы твой отец понял, что не справится с маленьким ребенком, и отдал его?
