– Лесси, скажи хоть что-нибудь! – в голосе девушки слышалось неприкрытое беспокойство. – Пожалуйста!
Лессель внимательно посмотрела на Лан, а в голове вдруг раздался другой голос, подозрительно похожий на её собственный, но… Отчаянный и тоскливый. «Сестричка, скажи хоть что-нибудь, пожалуйста!..» И почему-то бледное до синевы лицо той девочки, что весело смеялась у водопада и пруда, бескровные губы и невидящие глаза, блестевшие на мертвенно-белой коже капли воды, прилипшие к лицу мокрые пряди…
Лесси вздрогнула, уставившись на замершую у её ног Силанну, горло перехватило, а грудь словно сдавили железные обручи.
– Всё хорошо, Лан, – пробормотала Бездушная, рассеянно погладив собеседницу по голове. – Правда, хорошо…
Она поднялась со скамейки, воздух вдруг стал с трудом проходить в лёгкие. Хотелось бежать отсюда, туда, где никого нет и можно побыть одной. Лессель сделала несколько шагов к выходу из садика, но её окликнула Силанна.
– Лесси! Куда ты?
Девушка оглянулась.
– Вдруг Кор будет тебя искать? – пояснила она свой интерес и виновато улыбнулась.
– Я прогуляться, скоро вернусь, – быстро произнесла Лесси и поспешила покинуть дворик.
Ноги сами несли к мосту через озеро, мерцавшему и переливавшемуся в закатных лучах солнца, как хрустальное кружево. Лессель бежала, сердце колотилось в груди, а картинка бледного лица никак не желала уходить из памяти, а в голове билась единственная, одновременно и чужая, и странно знакомая мысль: «Я не виновата! Я не виновата!..» Она ощутила, как по щеке ползёт что-то мокрое, и смахнула слезинку, почти не видя ничего вокруг. Собор встретил её торжественной тишиной, однако девушка не смотрела по сторонам, не замечала красот залов, переходов, садов и лестниц, она шла куда-то, словно её вело внутреннее чутьё… Лессель остановилась только, осознав, что вокруг густой полумрак, разбавленный лишь неярким серебристым сиянием, исходившим от больших цветов молочно-белого цвета. Они росли вокруг небольшого зала, отделанного серо-голубым мрамором со светлыми прожилками, в нише напротив входа застыла коленопреклонённая фигура женщины, лицо которой выражало печаль. Перед ней – круглая чаша из того же мрамора, куда с тихим звуком падали сочившиеся из глаз статуи слёзы.
Лессель на мгновение застыла на пороге, как зачарованная глядя на статую, тоже из мрамора, но – тёмно-серого с серебристым блеском. Потом медленно подошла, прикусив губу, и без сил опустилась прямо на пол, всматриваясь в скорбящее лицо. Плотину памяти словно прорвало, замелькали картинки, люди… Мужчина и женщина с застывшими лицами, в их взглядах читалось лишь осуждение, и никакого сочувствия. «Ты должна была присмотреть… Ты старшая… Лессель, как ты могла…» Девушка сдавленно всхлипнула и зажмурилась, поднеся тыльную сторону ладони ко рту и больно прикусив кожу. Да, это она не досмотрела за сестрой, и поэтому…
На голову вдруг легла чья-то рука, легонько погладила, и глубокий, полный искреннего сочувствия и понимания, голос произнёс:
– Поплачь, милая, тебе это надо.
Лесси, не открывая глаз, бессильно прислонилась к ногам незнакомки, полностью погрузившись в воспоминания, почти не осознавая, где она находится. Реальность отступила, вернув её в прошлое.
– Она всегда хорошо плавала… Мы ходили на тот водопад всё время, и она всегда слушалась… – шептала Лессель, глотая горькие слёзы, вцепившись в мягкие шёлковые одежды невидимой слушательницы. – Я всего на секунду отвернулась, взять попить, а она… Она поскользнулась и упала, я не видела, что она стукнулась головой! – Лесси судорожно сглотнула и вытерла мокрое лицо. – Всё случилось так быстро… Я не успела её вытащить… Я не виновата, что она утонула! – с болью выкрикнула Лессель и наконец разрыдалась в голос, выплёскивая застарелую обиду и отчаяние, засевшие глубоко в душе. – А он говорил, что мне лучше уйти, что меня не примут в семье больше, и… что я заслуживаю наказания, – голос девушки упал до шёпота, она бессильно обмякла, вздрагивая и шмыгая носом.
Ладонь продолжала гладить её по волосам, невидимая собеседница молчала, ничего не говоря, но молчание не было осуждающим. Оно мягко окутывало невесомым облаком, успокаивало и впитывало то горе и чувство вины, всё это время исподволь отравлявшие сознание Лессель. Поэтому Хозяину и удалось так легко увести её, убедить, что для всех станет лучше, если она исчезнет и таким образом искупит свою вину в случившемся.
– Ты не виновата ни в чём, девочка, – раздался мягкий, шелестящий голос, и Лесси наконец открыла глаза, подняв голову.
У женщины, стоявшей рядом, лицо скрывалось за тонкой, чёрной полупрозрачной вуалью, за которой угадывалась улыбка, одновременно ободряющая и печальная. Большие тёмные глаза смотрели грустно, но от этой грусти на душе почему-то становилось светло, а щемящая пустота в груди переставала глодать изнутри, и хотелось улыбнуться сквозь слёзы.
– Не надо себя корить, – повторила Печаль, продолжая смотреть на Лессель. – Это в самом деле была лишь роковая случайность. Ты не должна себя наказывать, девочка.
Она протянула Лесси руку, помогая подняться, девушка медленно кивнула, во все глаза глядя на хозяйку этого места и чувствуя, что ей в самом деле стало легче. Словно нарыв лопнул, и душа очистилась от того, что там гнило долго и исподволь.
– Спасибо, – тихо произнесла Лессель.
– Умойся, – предложила Печаль, указав на чашу. – И возвращайся во Дворец. Всё будет хорошо с тобой, я уверена, милая.
Вода в чаше была прохладной, она освежала и остужала горящее от слёз лицо, а когда Лессель слизнула пару капель с губ, обнаружила, что ещё и на удивление сладкая. Выпрямившись, Лесси оглянулась, однако Печали уже не было, девушка осталась в зале одна. Прерывисто вздохнув, бывшая Бездушная неуверенно улыбнулась и вышла, направившись обратно к мосту. Во Дворец она возвращалась спокойно, то и дело останавливаясь и любуясь окрестностями, Дворцом и Собором. Тишина наступившей ночи мягко обволакивала, почти как то невидимое покрывало во владениях Печали, и впервые за много дней Лессель чувствовала умиротворение. Добравшись до своей комнаты, девушка быстро разделась и нырнула под одеяло, почти сразу провалившись в крепкий, целительный сон.
Мне нравилось лежать и наблюдать за спящей Финирой, слушать её размеренное, глубокое дыхание и просто ощущать рядом. Она лежала на животе, обняв подушку, одеяло прикрывало до середины спины, и мой взгляд блуждал по плечам и чуть выступавшим позвонкам, по разметавшимся золотистым прядям. Пальцы чесались легко провести по гладкой, бархатистой коже, ощутить, как Нира вздрогнет от прикосновения, и возможно, на её губах появится улыбка. Но я сдерживался, не желая прерывать сон девушки – пусть поспит, не хочу её будить.
Нира вдруг длинно вздохнула, пошевелилась и ресницы дрогнули, на меня глянули серьёзные, немного сонные глаза.
– Доброе утро, – произнёс я, убрав с лица упавший локон.
– Мне снились мама с папой, – тихо произнесла Финира вместо ответа. – Когда мы ещё были все вместе, и брат живой.
