— Ну, наглецы… Ладно, послушаем, с чем они пожаловали.
Полковник Фергюсон утратил интерес к отряду милиции, и в приподнятом настроении отправился к городским воротам. За ним отправилась и вся его свита. Благо, все были верхом, и быстрое передвижение по городу упрощалось. Сирл молча смотрел ему вслед и гадал, что же это может быть? Очевидно, услышав о парламентерах, полковник сделал неверные выводы. Подумал, что его условия приняты. Что же, тем сильнее будет разочарование. Но зачем тринидадцам посылать парламентеров? Тишину нарушил подошедший Джон Стаффорд.
— О чем призадумался, Роберт? Насколько я понял, его светлости мы больше не нужны? Можно расходиться по домам?
— Можно. Наш полковник так обрадовался, что даже забыл о нас. Однако, что же это значит?
— Хочешь узнать?
— Конечно, хочу!
— Так поехали, пока полковник до места не добрался. Я как раз верхом, а ты лошадку Вероники возьми. Она домой пешком прогуляется…
Вскочив в седла, друзья отправились самой короткой дорогой к городским воротам. Успели вовремя, полковник только только начал разговор с прибывшими людьми в необычной зелено-пятнистой форме, один из которых держал в руках большой белый флаг. Выглядели прибывшие, несмотря на одинаковую форму, довольно колоритно. Двое с характерной европейской внешностью, но явно не испанцы, двое метисов, один испанец и один индеец. Причем все очень молоды. Даже слишком молоды для профессиональных солдат европейских армий. Вокруг столпились случайные прохожие, но стояла удивительная тишина, в которой было слышно каждое слово. Обменявшись приветствиями, полковник Фергюсон поинтересовался причинами визита, но услышал совсем не то, что ожидал. Командир группы парламентеров, представившийся, как лейтенант Хименес, взял из рук стоявшего рядом с ним солдата какой-то мешок, развязал его, и вытряхнул на землю различные мелкие предметы, которые обычно носят индейские воины в качестве украшений.
— Забирайте, полковник. Нам чужого не надо.
— Что это?!
— Эти побрякушки принадлежали местным головорезам, которые вздумали этой ночью напасть на нас. Все они уже в Стране Вечной Охоты, но до того, как отправиться туда, рассказали много интересного. В том числе и то, что именно Вы подбили их на это, хорошо заплатив, и пообещав в три раза больше после завершения дела. Это совершенно не согласуется с тем ультиматумом, который Вы нам вчера вручили, полковник!
— Но это наглая ложь!!! Как вы можете верить этим дикарям?! Я впервые слышу об этом!
— Да, я тоже так считаю. Ведь полковник английской армии не может опуститься до такой низости, как нарушать условия им же выдвинутого ультиматума, не так ли? Но, это к делу не относится, я прибыл по другому поводу. Полковник Фергюсон, мне поручено передать следующее. Своим ультиматумом Вы фактически объявили войну Русской Америке. В связи с этим, вам дается двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть Нью-Йорк. Я имею ввиду вас, как подразделение английской армии. Кто захочет, может остаться, но перейдет в категорию военнопленных, обязанных сложить оружие. Всем сдавшимся английским солдатам и офицерам гарантируется жизнь, гуманное обращение и хорошее питание при выполнении установленных правил, а также убежище в случае отказа вернуться в Англию после прекращения военных действий, и защита от преследования английских властей. Из Русской Америки выдачи нет. Офицерам будет сохранено холодное оружие. Кто захочет вернуться в Англию после окончания военных действий, никаких препятствий в этом не будет. Всем жителям Нью-Йорка предлагается сделать то же самое. Кто захочет уйти — может уйти. Кто захочет остаться — может остаться. Никаких притеснений по национальному, или конфессиональному признаку не будет. По истечению двадцати четырех часов колония Нью-Йорк, а также вся прилегающая территория, переходит под юрисдикцию Русской Америки, и все вражеские воинские формирования, находящиеся здесь, будут уничтожены. У вас двадцать четыре часа, полковник Фергюсон!
Не став дожидаться ответа, парламентеры вскочили в седла, и быстро отправились восвояси, оставив после себя немую сцену. Никто не ожидал подобного. Первым пришел в себя майор Рэндалл.
— Господа, а ведь с них станется…
Рев раненого зверя был ему ответом. До полковника Фергюсона наконец-то дошло. Он орал и сыпал проклятиями, полностью потеряв контроль над собой. Стоявшие рядом офицеры, а тем более солдаты, опасались прервать этот поток ругани. Стаффорд потянул Сирла за рукав.
— Пойдем отсюда, Роберт. Все, что надо, мы уже услышали.
— Пойдем… Но, что же теперь будет, Джон?
— Не волнуйся, ничего страшного не будет. Если полковник захочет поиграть в войнушку, то ему быстро надают по рогам. Только и всего…
Разумеется, англичане никуда уходить не собирались. Ни в течение двадцати четырех часов, ни в течение скольких бы то ни было. Это понимали обе стороны, и не строили иллюзий. Но, если со стороны тринидадцев было полное затишье, и они прекратили любые контакты с населением Нью-Йорка, то вот в самом Нью-Йорке началась бурная деятельность вновь прибывшего начальства, направленная на превращение колонии в неприступную твердыню. Правда, получалось не очень. Полковник Фергюсон столкнулся с неожиданной проблемой, решить которую безболезненно не мог. Население колонии просто не хотело воевать. Вообще. Ни с тринидадцами, ни с индейцами. Поскольку и с теми, и с другими у них давно мир и взаимовыгодная торговля. А голландцы… Где эти голландцы? Тем более, треть населения Нью-Йорка — голландцы. Оставшиеся здесь еще с тех времен, когда Нью-Йорк был Новым Амстердамом. Правда, кое-что все таки делалось. Попытались блокировать тринидадский форт, лишив его любой возможности общения с внешним миром. Но если на суше это худо-бедно удалось сделать, заняв позиции вокруг форта, то вот попытка заблокировать с моря провалилась, едва начавшись. Когда на следующий день фрегат "Эклипс" выбрал якорь и начал движение в сторону тринидадского форта, чтобы даже не вступить с ним в артиллерийскую дуэль, а просто блокировать выход из Гудзона, громыхнули выстрелы. Перед кораблем взметнулись фонтаны воды, а один снаряд все же угодил в цель, разворотив борт в районе верхней палубы. Надо ли говорить, что эта попытка оказалась первой и последней. "Эклипс" все же сумел развернуться и уйти обратно на внешний рейд. Хотя, скорее всего, ему просто позволили уйти. Тринидадцы дали понять, что шутить не намерены, и обозначили границу, за которую нельзя заходить. И, как бы в насмешку, вскоре две их больших лодки отошли от причала возле форта, и направились вверх по Гудзону. Причем двигались они с довольно большой скоростью, но ни парусов, ни весел на них не было. Те английские солдаты, которые находились на берегу ближе всех, попробовали этому воспрепятствовать, открыв огонь из ружей. Следующий залп артиллерии тринидадцев накрыл их, смешав с землей. После этого огонь сразу же прекратился. Больше желающих испытывать судьбу среди англичан не нашлось.
Прошло уже десять дней с момента появления английской эскадры, но ничего существенного не происходило. Возникла патовая ситуация. Английский десант не мог ликвидировать гарнизон тринидадцев, а тринидадцы не связывались с англичанами ввиду своей малочисленности, и вынуждали их держать дистанцию силой своего оружия. Однако, определенного "успеха" полковник Фергюсон все же добился. Получилась блокада наоборот. Не английские солдаты заблокировали тринидадцев, а тринидадцы заблокировали английский гарнизон и всех жителей Нью-Йорка, заперев их на Манхэттене, и лишив возможности проникнуть внутрь континента по Гудзону. Удачное расположение тринидадского форта позволяло это сделать. Сами же тринидадцы могли совершенно беспрепятственно переправляться на правый берег Гудзона, или использовать реку, как транспортную артерию для связи с дружественными индейскими племенами, проживающими вверх по течению. И англичане ничем не могли им в этом помешать.
