Поиски в Иране заняли так много времени, потому что практически вся местность была горная, и пришлось исследовать тысячи пещер. В Ираке было проще, потому что здесь нам надо было исследовать только хребты Иранского и Армянского нагорья, а не всю страну. Но мне, почему казалось, что кубков здесь мы не найдём. Это было бы слишком просто, ведь по всем результатам исследований, рай находился в Месопотамской низменности, между реками Тигр и Евфрат, и было бы очень глупо прятать кубки недалеко от него. "Хотя… Кто его знает? После изгнания Адама и Евы, и после убийства Авеля, Бог специально оставил кубки здесь, чтобы при их поиске, Каин постоянно раскаивался в грехе родителей, и понимал, что теперь рай ему недоступен. Так сказать: "Посмотри, что ты потерял!". Но, с другой стороны Каин ведь никогда не жил в раю, и не мог в полной мере понять, чтобы было потеряно его родителями. Да и свой грех у него достаточно тяжёлый, и вход в рай был для него закрыт в любом случаи. Ему всё равно пришлось бы обходить эту территорию".
Каждая из этих версий требовала проверки. Потому что кубки могли спрятать неподалёку от рая, а могли наоборот, спрятать как можно дальше от него.
Помимо Ирака по плану нам надо было ещё обследовать территорию Центральной Сирии. Там было три горные цепи, которые заслуживали нашего внимания. Потом Ливан. "Вот там нам предстоят серьёзные и долгие поиски, потому вся страна покрыта горными хребтами и ущельями. Там придётся проделать не меньшую работу, чем в Иране". И естественно Израиль. В этой стране было тоже три горных цепи, где возможно было спрятать кубки. Это — Галилеи, Кармель и Голанские высоты.
Но почему мне казалось, что в первую очередь после Ирака надо осматривать именно Израиль, после него Ливан, ну а Сирия была последней страной, где я собиралась искать кубки.
Нам помогало ещё и то, что в легенде ясно говорилось, что кубки находятся не в глубине пещеры, а недалеко от входа. "Да уж, если бы нам пришлось исследовать все пещеры полностью и углубляться в них, то мы бы до сих пор исследовали Иран".
"Сколь же лет я проведу вот так, скитаясь по горам? Или не лет, а десятилетий, или вообще столетий!" — от этой мысли меня передёрнуло. Я чувствовала себя грязной и усталой. "Ещё пару месяцев в этих горах, и я одичаю, потеряв последние остатки человечности. А ведь всего год назад, я жила спокойной счастливой жизнью. Я имела работу, которую любила, подруг, которые меня поддерживали. Так нет же, мне было мало этого, я захотела любви" — я невесело усмехнулась. "Да пропади она пропадом эта любовь! За четыре месяца эфемерного счастья, мне пришлось расплатиться своей душой. Как я вообще могла быть такой дурой? Ведь уже после Кости стоило понять что, таких как я, способны любить только родители".
Было безмерно больно и стыдно за свою глупость и доверчивость. Особенно когда я вспоминала бал.
Когда я ехала туда меня била нервная дрожь, но я смогла себя взять в руки. Мне хотелось показать Вайго, что мне плевать на его поступок, и чтобы он понял, что я отношусь к нему равнодушно. Я готовила себя к его издевательским ухмылкам в мой адрес, каким-то оскорбительным замечаниям и прочим "радостям", и совершенно растерялась, когда он поздоровался со мной нежным и ласковым тоном. А уж когда он так бесцеремонно вмешался во время вальса, и закружил меня в танце, я просто впала в ступор. Правда, когда он назвал меня "малышкой" я быстро пришла в себя. Я так часто слышало это слово от него, когда жила с ним, и верила, что он любит меня. Тогда оно мне нравилось, а сейчас оно лишний раз напоминало мне, как я была наивна. Вот в тот момент, я взорвалась и впервые в жизни дала пощёчину.
Но, оказалось, что мне мало было так унизиться при всех. Очутившись в комнате, я стала мерить её шагами и пытаться разобраться во всём. Чтобы не сделал Вайго, душа и сердце требовали его, потому что мне показалось, что я всё же нужна ему, а холодный разум требовал не верить его словам и поступкам. Но он так говорил со мной и так на меня смотрел, что я стала сомневаться, что всё, что происходило между нами, было просто игрой. Я так хотела поверить ему и так боялась это сделать.
Я решила дать ему последний шанс и поговорить с ним, потому что понимала, что если не сделаю этого, то всю оставшуюся жизнь буду мучиться, и меня будут грызть сомнения. И главным аргументом в пользу разговора было то, что сейчас ему уже не было смысла притворяться, что он любит меня.
Ну а потом… Потом, когда я увидела, как он целует другую, я поняла, что не всё во мне ещё умерло, и он способен причинить мне ещё много боли. Я до сих пор не понимала, каким образом тогда не упала, потому что мне показалось, что мне нанесли удар сразу по всему телу, и как оказалась рядом с ним, я тоже не помнила. В тот момент, внутри всё снова умирало, как когда-то, там в его кабинете, перед монитором компьютера. Но одновременно с этим мне хотелось наброситься на него и отомстить за всё зло, которое он причинил мне.
Это было только начало моих мучений. Вернее, мучения начались чуть позже. А тогда я хотела просто умереть. Умереть от стыда и собственной глупости, что опять позволила себе поверить в то, что он всё же может любить меня. Но, оказавшись с ним в комнате, я опять стала сомневаться.
Он говорил мне что-то, и я невольно прислушивалась к его бархатному голосу. Он просил посмотреть в его глаза, но я боялась это сделать. Боялась, что поверю ему, не смотря на то, что всего минуту назад своими глазами видела, как он целует другую. Я не хотела чувствовать на себе его прикосновения, слышать его голос, и пыталась отгородиться от него. Но это было невозможно. Его губы на моих губах, и его шёпот, и просьба ответить на поцелуй — всё это возвращало меня в прошлое, где я была счастлива, любила, и как мне казалось, была любима. Не выдержав, я начала плакать, потому что мне не хватало его мягких губ, ласковых рук, его тела, его нежного шёпота, его улыбок и его глаз, которые смотрели на меня с любовью, как я тогда думала. И от этого становилось только больнее, потому что я понимала, что больше никогда в жизни у меня такого не будет. Больше я никому не смогу поверить, что меня можно любить.
И от этой мысли мне стало только хуже, поэтому я его укусила. В тот момент мне хотелось причинить ему хоть какую-то боль, иначе я бы просто умерла.
Мне повезло, что Негина пошла со мной, и смогла прийти мне на помощь, иначе… Я до сих пор не знала, что было бы, если бы я пошла к Вайго одна. Потому что часть меня требовала его крови и его боли, а вторая часть требовала верить ему и хотела его любви. И какая из них взяла бы верх, я до сих пор не могла понять.
В нашей комнате я долго плакала, уткнувшись в плечо Негины, и именно в тот момент я поняла, что зависима от него. Я испугалась этого, подумав, что когда укусила его, и сглотнула кровь, стала его рабыней, потому что сделала только один глоток. Но Негина заверила меня, что зависимость можно обрести только от того вампира, который обращает человека, и что мне уже это не грозит, потому что я свободный вампир. Услышав это, я испытала облегчение, но потом поняла, что всё ещё хуже. Ведь если бы дело было в зависимости от крови, я бы нашла способ сделать и второй глоток, чтобы освободиться от него раз и навсегда.
