— На восток, говоришь, ушли… — задумчиво пробормотал Андрей. — Ладно, будем иметь в виду. Фото показывай.
— Ах да, — Смолич засуетился, вытащил телефон, — вот, смотри, командир…
Разрешение у фотокамеры было неплохое. Генка запечатлел физиономии обоих пассажиров. Пресловутая арабская внешность — куда же денешься от нее в продвинутом европейском городе? За рулем сидел и смотрел в окно молодой парень лет 20–22. Он чем-то напомнил Мансура Хамиля, которого группа «Манул» полтора месяца назад вытащила из дерьма и отправила в Москву служить «компьютерным стражем». Но явно не Мансур, хотя физиономия такая же тонкая, почти интеллигентная. Второй был раза в два постарше, видимо, плотный, упитанный. Он сидел на заднем сиденье и тоже смотрел в окно. По небритым губам плясала брезгливая ухмылка. Оба персонажа были незнакомыми. Андрей пожал плечами, вернул телефон владельцу.
— Номер срисовал, — добавил Смолич. — Но не знаю, как ты собираешься его пробивать. У нас тут никакой информационной поддержки.
— Диктуй, — проворчал Андрей, — есть у нас поддержка, — он выслушал номер, запомнил. — Счастливо оставаться, товарищи офицеры. И не балуйте мне тут…
Глава третья
Он мог все выяснить через полковника Синявина, но тоже считал потерей времени. Сто процентов, что знаки фальшивые или записаны на добропорядочного лондонца. Будет сделано, но не сейчас… Майор спецназа шел по узкой лондонской улочке и чувствовал какое-то неуместное волнение. Что такое? Не в бой же собрался. Скучное задание, в котором пригодятся не навыки спецназа, а умение себя вести в приличном английском обществе…
Еще не стемнело, но легкая хмарь уже оплетала город. С востока подбирались тучи, намекая, что возможен дождь. Прохожих было немного. Проезжали машины, вкрадчиво шелестя шинами. Он свернул с тротуара в узкий проход между каменными столбами, двинулся по дорожке к крыльцу. Мелкий гравий хрустел под ногами. Звякнул колокольчик. Открыла скуластая горничная в белом чепчике и таком же фартуке. Она мазнула смышлеными глазками посетителя, оценила обстановку за его спиной.
— Мистер Гринфорд? — спросила она на всякий случай.
— Франческа Микош? — на тот же случай спросил он. — Вы не из Страконице?
— Нет, я из Остравы, — ответствовала горничная. — Добро пожаловать, мистер Гринфорд, — повысила она голос. — Проходите, пожалуйста. Если вам нужно помыть руки, то это за прихожей направо.
Пароль Франческе не требовался — ей хватало имени и примет. Но Андрею следовало убедиться. Женщина опустила глаза, заперлась за ним, шмыгнула в тускло освещенный холл. Андрей осмотрелся. Обычная прихожая — раз в шесть поболее стандартной. Из зала доносился приглушенный гул. Он воспользовался санузлом и вошел в зал. Здесь и проходил поминальный ужин. Обстановка не взывала к роскоши — покойный Фридман явно не был сибаритом. Все обыденно, функционально. Холл служил гостиной и столовой одновременно. Камин, кресла по углам, придвинутый к стене журнальный столик. В глубине холла просматривалась лестница на второй этаж. Проходы влево и вправо, за лестницей еще одна дверь. Центральная люстра не горела — работали тусклые лампы в канделябрах. Несколько человек в строгих одеждах сидели за сервированным столом. Блики света подрагивали на лицах собравшихся. Что-то тихо говорил лощеный мужчина в очках и дорогом костюме. Остальные мрачно ему внимали. Вдова в темной блузке сидела во главе стола. Эмма еще больше осунулась, глаза запали в глазницы. Красивые волосы были скомканы на затылке. Очкарик оборвал проникновенную речь. Все присутствующие повернулись.
— Добрый вечер, Мартин, — негромко сказала Эмма. — Хорошо, что вы с нами. Присаживайтесь, пожалуйста, — она кивнула на свободное место на другом конце стола — там возвышался нетронутый столовый прибор.
— Спасибо, Эмма. Добрый вечер, господа, — тактично поздоровался Андрей.
Вечеринка явно не богемная. Люди опустили головы, мрачно постукивали приборами, искоса поглядывали на незнакомого, но хорошо воспитанного господина. Очкарик не стал продолжать. Он отложил серебристую вилку, взял бутылку красного вина, пристроил к ней прибор со штопором. Пробка медленно выползала из горлышка. Гости зачарованно за ней наблюдали.
— Дон, мы еще не допили мускат, а ты уже «Шардоне» открываешь, — заметил бархатным басом седовласый мужчина.
— Хорошему вину надо дать подышать, — невозмутимо заметил очкарик.
«А хорошей девушке — раздеть и дать полежать», — мелькнула смешная мысль. Она отразилась на лице — насупилась дочь Фридмана Анна, сидящая напротив. Девушка участвовала в трапезе наравне со взрослыми. Впрочем, ребенком она уже не казалась. Пережить за последние 48 часов пришлось немало, и слезы еще не иссякли — блестели в глазах. Девушка шмыгала носом. За спиной объявилась горничная — и возникло овощное рагу со стейком, от вида которого рот наполнился слюной. Но по правилам этикета не стоило хватать его руками и жадно впиваться зубами. Андрей неторопливо отрезал кусочки, отправлял их в рот, тщательно пережевывал. Мускат оказался терпким и приятно пощипывал язык. Седовласый мужчина посматривал на него с затаенным подозрением. Этот тип Андрею не понравился — слишком вкрадчивые взгляды бросал он на вдову. Возникло желание погрузить его физиономию в рагу. Но по правилам этикета этого тоже делать не стоило. Андрей покосился на камин — его венчала большая фотография в траурной рамке. Алекс Фридман иронично улыбался. У него были темные вьющиеся волосы, мясистый нос и окладистая символическая бородка от уха до уха. Лично данного господина майору Корнилову не представляли, он даже не знал о его существовании (в отличие от Вернера в Германии), но был в курсе, что в Лондоне действует агент глубокого внедрения.
— Вы были знакомы с Алексом, мистер?.. Простите, не запомнил вашу фамилию, — шевельнулся седовласый господин. В нотках голоса пробивалось что-то ревнивое.
— Можно и так сказать, — учтиво улыбнулся Андрей. — Господин… э-э… простите, даже не знаю, как к вам обращаться.
— Я тоже прошу прощения, это моя вина, я вас не представила, — сухо произнесла Эмма. — Это Мартин Гринфорд, кузен Алекса. Он из Престона. Так уж получилось, что при жизни Алекс с Мартином почти не общались…
Девушка почти не ела, мяла салфетку, что-то царапала ногтем по хрустальному фужеру. «Почтенное» общество ее тяготило. С появлением Андрея необходимость присутствовать за столом стала тяготить еще сильнее. Она бы ушла, но палка была о двух концах — оставаться в одиночестве тоже не прельщало.
— Это Бенджамин Портер, друг нашей семьи и наш врач, — продолжала представлять Эмма. — Он медик самого широкого профиля — хирург, терапевт. Наблюдал нашу Анну, когда она болела ангиной и скарлатиной.
Седовласый господин с важностью склонил голову.
— Он проживает на Хелси-стрит, рядом с Гайд-парком, — монотонно говорила Эмма, — занимается частной практикой в собственной клинике. У него дочь учится в Блэкшире. К сожалению, несколько лет назад Бенджамин в страшной аварии потерял свою любимую жену Элизабет, с которой мы были очень дружны…
