Обожаю атмосферу Батая. Представляю себе ту эпоху: повальная цензура, озабоченные крупные буржуа тайком цитируют Бодлера и Сада — и вдруг он, со своим «лихорадочным даром». Хотелось бы мне увидеть Батая на заседании какой-нибудь толстопузой редколлегии! Не могу без волнения думать об этих художниках, обладавших вполне «чиновничьей» внешностью. Они сломали привычные границы допустимого, заговорили о теле, о сексе так, как никто до них не говорил, и в то же время были завсегдатаями чопорных ужинов на улице Себастьена Боттена или Университетской улице… Сначала Пруст с его борделями для геев, потом Доминик Ори, сочинивший «Историю О», чтобы произвести впечатление на Полана. «Полан — дьявол», — вроде бы сказал Мориак, узнав о том, что его избрали членом Французской академии. То же и Батай — дьявол в обличье Жоржа Помпиду. Он прятался под псевдонимами и невозмутимо взрывал французский язык при помощи своих коротеньких и загадочных текстов: «Представляю себе молодую шлюху, красивую, обнаженную и печальную в своей свинской радости». Какая роскошь подлого юмора! Куда сегодня подевались все провокаторы? Читая Батая в полуподпольном издании Повера, люди обливались потом… А теперь он выходит в серии «Плеяды» — вместе со своей яростью, безумием, бесчинствами и скандальностью. Это не значит, что романы этого ненормального потеряли в силе. Это значит, что Батай выиграл войну. С тех пор как он умер в 1962 году, по парижским улицам прогуливается нагишом гораздо больше женщин — элегантных, голых, печальных и свински веселых.
//- Биография Жоржа Батая — //
Жорж Батай родился в Пюи-де-Дом в 1897 году и умер в Париже в 1962-м. Католический писатель, он прочитал Ницше и превратился в сюрреалиста и беспутника. В предисловии к плеядовскому изданию Дени Олье удачно называет его «Гюисмансом наоборот». Батай убежден: для того чтобы разрушить капиталистическое общество, необходимо нарушать его законы. Одержимый сексом и смертью, в конце концов он перестал отличать одно от другого. В его стиле смешались святотатство и удовольствие, зло и желание, Эрос и Танатос. «В ужасе на краю могилы есть нечто божественное, и я погружаюсь в ужас, сыном которого являюсь» («Моя мать», «Ma mère»). Он подписывался разными псевдонимами: Лорд Ош, Пьер Анжелик, Людовик Тридцатый. Писал философские эссе и грязно-порнографические повести. Считал, что оставит свой след в истории как автор эссе («Внутренний опыт», «L’Expérience intérieure», 1943; «Проклятая часть», «La Part maudite», 1949; «Литература и Зло», «La Littérature et le Mal», 1957). Но с «Историей глаза» («Histoire de l’oeil») попал пальцем… в глаз! Как и все гении, он понятия не имел, что именно выходило из-под его пера. Потому и продолжал писать.
Номер 63. Матье Теранс. Дневник бессердечного человека (1999)
Матье Теранс сам себе бросил вызов, мало того, этот мелкий негодяй его принял, совершив невозможное, — создав удачное продолжение единственного романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея», опубликованного в 1890 году. Скажу, не жалея эпитетов и гипербол: он выиграл заключенное с самим собой чрезвычайно рискованное и чудовищно амбициозное пари. Все прекрасно помнят основной сюжетный ход фантастического романа. Портрет красивого молодого человека старился вместо него, что в конце не помешало красивому молодому человеку пустить себе пулю в лоб. Но что стало с картиной, написанной Бэзилом Холлуордом?
Его история и составила сюжетную основу романа Теранса. Действие разворачивается в 1899 году, через десять лет после самоубийства Дориана Грея. Знаменитый портрет хранится у лорда Генри Уоттона, в запертой комнате его лондонского особняка; но у него имеется собственный «портрет», стареющий вместо него, и это его отражение в зеркале. У каждого из нас имеется свой «портрет Дориана Грея», и висит он в ванной комнате; достаточно бросить взгляд в зеркало, и увидишь там монстра, который присвоил твое лицо и гримасничает с каждым днем все безобразнее.
Лорд Генри, старый пресыщенный эстет, ведет «дневник бессердечного человека», нечто вроде записок маркизы де Мертей в британском варианте, используя «в качестве чернильницы собственный пуп». До Фрейда невротикам приходилось самолично заниматься психоанализом. Вместо кушетки у них была бумага. Лорд Генри знает, что невинный Дориан Грей погиб из-за него. Он знакомится с молодым психиатром Клиффордом Алистером и берет его под свое крыло. Зачем? Ищет себе новую жертву? Значит, история повторится? Вот вам и саспенс.
Эта книга — из тех, что следует читать медленно, смакуя каждую страницу. Отточенный до почти немыслимого совершенства, во всяком случае, невероятно плотный стиль Теранса напоминает затянутую в корсет викторианскую Англию. Англию тех времен, когда удовольствия существовали исключительно в публичных домах, а бедняки травились и умирали. Надо сказать, за сто лет Лондон не слишком изменился.
Читая, я не мог избавиться от ощущения, будто слышу закадровый голос из старого черно-белого фильма ужасов: Матье Теранс пишет так, как говорит американский актер, звезда ужастиков Винсент Прайс. Афоризмы лорда Генри — словно увядшие цветы на до блеска натертом паркете гостиных квартала Мейфэр: «Я — дитя, минус будущее»; «Счастье — та форма, в которую облекается приближающееся горе»; «В любви правда разрушительна». Судя по всему, Теранс взял на вооружение знаменитую шутку Ролана Барта: ему вдруг сделалось безразлично, что он перестал казаться современным.
При всем своем нигилизме рассказчик жестоко страдает, оплакивает детскую любовь, сочувствует запертой в психушке сумасшедшей. Его страшит одиночество, но он принадлежит к числу тех самоубийц, которые никогда себя не убьют (Теранс дружен с Роланом Жаккаром). Быть крокодилом-джентльменом — нелегкий труд; приходится сдерживать собственные чувства.
Понадобился целый век, чтобы молодой французский автор возродил к жизни персонажей старого ирландского писателя. Оскар Уайльд не перевернется в гробу на кладбище Пер-Лашез, потому что в прекрасной книге Матье Теранса содержится некое дополнительное утверждение, которого не хватало в его творчестве: чем бессердечней человек, тем более хрупкое у него сердце.
//- Биография Матье Теранса — //
Матье Теранс родился в 1972 году, однако носит очки Ray-Ban: чтобы походить на Оскара Уайльда, он прошел несколько курсов ускоренного старения на различных чрезвычайно водолечебных курортах (Биарриц, Бордо, Шестой округ Парижа). Вот почему две первые его книги, «Дворец Forever» («Palace Forever», 1996) и «Фиаско» («Fiasco», 1997), представляются более фривольными, чем «Дневник бессердечного человека» («Journal d’un cœur sec», 1999), удостоенный премии Франсуа Мориака Французской академии. Следующие три романа увеличили дистанцию между ним и литературным гусарством, вынудив автора заняться исследованием новых территорий. «Дрессировщик» («Maître-Chien», 2004), «Техноосмоз» («Technosmose», 2007) и «Другая жизнь» («L’Autre vie», 2009) — это нечто вроде футурологической трилогии о людях-мутантах. Что позволяет нам сделать идеальный переход к следующему автору из нашего рейтинга.
Номер 62. Дж. Г. Баллард. Автокатастрофа (1973)
Мы живем в мире, преобразованном технологиями. Летаем по воздуху, несемся по асфальту со скоростью 250 километров в час, бороздим океаны и моря, шагаем по Луне. Эта невероятная революция повлекла за собой невиданные ранее катастрофы. Взрываются в небе ракеты, самолеты врезаются в башни, подводные лодки уходят на дно, пассажирские суда налетают на айсберги. Самым распространенным несчастным случаем стала автомобильная авария: смятая в лепешку машина врезается в другую, или в платан, или в бетонную стену, или в цистерну с бутаном, или в семью с выводком детишек. Этот кошмар является частью нашей повседневной реальности. Иногда автомобильная авария приобретает более гламурные («порше» Джеймса Дина, «мерседес» леди Дианы, «бьюик» Джейн Мэнсфилд) или литературные (Альбер Камю, Роже Нимье, Жан-Рене Югенен) черты. Неудивительно, что в один прекрасный день 1973 года некоему английскому писателю пришла в голову идея представить наше общество в виде этой метафоры.
