Половина из «Девяти рассказов» («Nine stories»), изданных через два года после «Над пропастью во ржи», были написаны раньше и опубликованы в «The New Yorker». У них такие странные названия, что это не могло не повлиять на новеллистов последующих десятилетий. Спрашивается, написал бы Дэвид Фостер Уоллес, в 2008 году покончивший с собой в возрасте 46 лет, «Короткие интервью с отвратительными людьми» или «Так называемый суперфокус, на который меня больше никто не поймает», если бы не Сэлинджер с его рассказами «Лапа-растяпа», «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью», «Хорошо ловится рыбка-бананка» и «Перед самой войной с эскимосами»? Даже самые замшелые профессора литературы признают невероятный талант Дж. Д. Сэлинджера-рассказчика. Его истории, связанные между собой персонажами-родственниками, его скупые, но всегда детальные упоминания о войне, его психически больные герои, чьи имена в буржуазных семьях произносят шепотом, все эти уязвимые, депрессивные, слетевшие с катушек создания, говорящие по-детски простодушно и невероятно точно, обладают такой силой и неповторимостью, от них веет таким отчаянием, что все это превращает «Девять рассказов» в подлинный шедевр, возможно волнующий сердце даже больше, чем «Над пропастью во ржи». Сэлинджер приводит такое дзенское изречение: «Как аплодируют двумя руками, слышали все. Но кто слышал, как аплодирует одна рука?» В первых же строках открывающего сборник рассказа («Хорошо ловится рыбка-бананка») он дает ответ на этот вопрос. Женщина красит ногти лаком, звонит телефон, «она встала, помахивая рукой, чтобы высох лак». Вот она, единственная рука, которая аплодирует. Сэлинджер (после Хемингуэя и до Карвера) доводит искусство немногословия до совершенства. Мы не сразу понимаем, что его герои глубоко несчастны. Его личный айсберг имеет свое название — World War II, Вторая мировая война. Так, в рассказе «В лодке» мать пытается уговорить четырехлетнего сынишку, засевшего в лодке, прекратить постоянно прятаться. Постепенно мы узнаем, что она приходится сестрой Симору Глассу, герою «Рыбки-бананки», и что причиной странного поведения ребенка является самоубийство брата. Секрет Сэлинджера — в том, чтобы никогда не раскрывать тайну до конца, а, напротив, сгущать вокруг нее туман. Вот и ломайте себе голову, чтобы понять, что именно здесь не так. Писатель может заставить нас смеяться, плакать или мечтать, но он вовсе не обязан все объяснять. Он тут не для того. Он даже имеет право усложнить нам жизнь.
Две последние книги Сэлинджера представляют собой диптихи: первый — «Фрэнни и Зуи» (1961); второй — «Выше стропила, плотники» и «Симор. Введение» (1963). Эти четыре длинных рассказа углубляют наши познания о семействе Гласс. Следовательно, эти разрозненные тексты могут восприниматься как единое произведение, роман, где отдельные высвеченные детали помогают объяснить главное событие — самоубийство человека, пережившего войну: после милой болтовни на флоридском пляже с шестилетней девочкой 31-летний Симор Гласс поднимается в свой гостиничный номер и пускает себе пулю в правый висок — этим заканчивается рассказ «Хорошо ловится рыбка-бананка». Сэлинджер поставил перед собой невероятно трудную задачу. Много ли вам известно писателей, способных в 1948 году описать самоубийство героя, а затем всю жизнь воссоздавать ретроспективу этого события, повествуя о братьях и сестрах самоубийцы, его жене и его детстве? Создается впечатление, будто Сэлинджер пытался узнать, что было бы, если бы он сам свел счеты с жизнью в результате послевоенной депрессии. Четыре книги за 12 лет, а дальше — молчание, достойное Моны Лизы. В посвящении к «Фрэнни и Зуи» Сэлинджер сравнивает свою «на первый взгляд жалкую» книгу с «остывшей фасолью». Все написанное Джерри Сэлинджером можно прочитать за вечер, но вам понадобится целая жизнь, чтобы расшифровать прочитанное. Мне кажется, суть этого всепроникающего замысла лучше всего выражена в строчке из дневника Симора Гласса, обнаруженного его братом Бадди («Выше стропила, плотники»): «Я — параноик наоборот. Я подозреваю окружающих в том, что они плетут заговоры с целью сделать меня счастливым».
//- Биография Дж. Д. Сэлинджера — //
Дж. Д. Сэлинджер родился 1 января 1919 года в Нью-Йорке. Он не любил быть на виду, а после публикации романа «Над пропастью во ржи» («The Catcher in the Rye»; 1951) и «Рассказов» (1953) окончательно исчез из поля зрения общественности. Позже Сэлинджер напечатает «Фрэнни и Зуи» («Franny and Zooey»; 1961) и «Выше стропила, плотники» («Raise High the Roof Beam, Carpenters»; 1963). Последний его рассказ, «16-й день Хэпворта 1924 года» («Hapworth 16, 1924»), появится на страницах «The New Yorker» в июне 1965 года. Это снова монолог Симора Гласса — письмо родителям семилетнего ребенка, который выражается как взрослый мужчина. Читатель принял рассказ весьма сдержанно: что за словесный понос, так не бывает (чтобы мальчишка цитировал «Дон Кихота» и ссылался на труды по йоге!). Глубоко оскорбленный, Сэлинджер вообще перестал публиковаться. Именно к этому периоду относится его превращение в призрак писателя. Впоследствии биографы (Ян Гамильтон, Пол Александер, Джойс Мейнард и дочь Маргарет) сделали из него то ли затворника и психопата, то ли сайентолога, то ли помешанного буддиста, то ли невротика, страдающего манией величия и употребляющего только пончики, восторженных школьниц и собственную мочу. Сэлинджер был первым писателем эры аудио и видео, осознавшим, что физическое бытие и биография любого автора являются непреодолимым препятствием к пониманию его творчества. Удалившись от мира и практически прекратив печататься, он заставил нас читать и перечитывать свои книги, как перечитывают молитвенник. Что послужило тому причиной? Непомерная гордыня, стремление к «маркетингу наоборот», неизлечимая аллергия на критику или просто посттравматический синдром, настигший бывшего солдата, принимавшего участие в освобождении узников концлагерей в Германии? Видимо, все это вместе взятое, да еще определенная склонность к одиночеству и материальная обеспеченность, гарантированная отчислениями за переиздания на всех языках мира его первого романа (входящего в список 25 книг американских авторов с рекордными тиражами). Вторично он покинул этот мир 27 января 2010 года.
Номер 26. Анри де Монтерлан. Девушки (1936)
Композиция «Девушек» сверхсовременна. Это мозаичный роман, составленный из разнородных элементов. Он начинается с писем безутешных читательниц писателю Пьеру Косталю, человеку с репутацией сердцееда. Затем следует перечень трогательных брачных объявлений: девушки ищут мужа (одна из них настаивает на принадлежности кандидата к «американскому типу»), мужчины жаждут связать жизнь с молодой и/или богатой женщиной. Замысел Монтерлана ясен: с особым цинизмом высмеять буржуазную гетеросексуальную любовь и старомодный церковный брак, эту «кошачью баланду». Книга вышла в 1936 году. Без сомнения, речь идет об одном из текстов, проникнутых самым глубоким в истории литературы женоненавистничеством. «Ужас войны, хоть об этом и не принято говорить, заключается, помимо прочего, в том, что он не затрагивает женщин». «У меня выработался своего рода рефлекс. Если я иду по улице с женщиной, а мимо нас проносится автомобиль, мне нестерпимо хочется толкнуть ее под колеса». Попробуем реконструировать эпоху. Франция искалечена. Мужчин не осталось. Монтерлан замечает, что он, атеист и гомосексуалист, вынужден жить в матриархальном католическом обществе. «Девушки» — это его способ освободиться от чувства неудовлетворенности. Антифеминизм своего героя Косталя он использует для демонстрации истинного положения женщин, дурочек, полностью зависящих от мужчин. Напомним всем базовое правило литературы: читатель не обязан соглашаться с автором. Тот факт, что ты читаешь «Майн кампф» или «Безделицы для погрома»
[88] (оба произведения появились одновременно с «Девушками» Монтерлана), еще не означает, что ты разделяешь изложенные в них взгляды. В романе XXI века Косталь наверняка был бы серийным убийцей.
