Естественным выходом, следовательно, была та странная комбинация, которую мы наблюдаем в императорском доме Цезаря, — появление семьи, сформированной путем усыновления. Таким способом правящий принцепс мог осуществить реальный контроль над преемственностью власти: он мог назвать и выбрать человека, который будет следовать его курсу. Имперский дом Цезарей был скорее родом правящей гильдии, а не семьей в прямом смысле слова. Август в конце концов усыновил Тиберия, своего пасынка, Тиберий усыновил Германика, своего племянника, претензии на престол Гая были по большей части обусловлены тем обстоятельством, что он приходился внуком Августу и сыном Германику, а также тем, что он отчасти был наследником Тиберия, а Нерона — тем, что он был правнуком сестры Августа и внуком Германика со стороны матери. Эти претензии на современный взгляд кажутся слишком незначительны, если брать их как условие для наследования высшей власти государства, однако передача императорской власти по наследственному признаку была последним прибежищем, когда более серьезная целесообразность усыновления не учитывалась.
Трагедия и самая большая беда Цезаря заключалась в том, что так все и происходило. Если мы бросим взгляд на будущих императоров, мы увидим, что лишь один Тиберий пришел к высшей власти путем официального и ясного усыновления. Должны были быть определенные причины для прерывания этой линии наследования, и такая причина имелась. Мы поговорим о ней в соответствующем месте.
Тогда сыновья Юлии Луций и Гай были еще очень молоды, и в тот момент еще нельзя было предсказать их дальнейшей судьбы. Их наследование, их способность к этому еще не стояли на повестке дня. Сам Август мог умереть, пока они были слишком молоды. Они могли оказаться полностью неспособными взять на себя правление государством. Был бы жив Агриппа, все бы обстояло иначе, однако в данной ситуации все соображения указывали на разумность того, чтобы Юлии был найден мужчина, которому можно доверить обязанности отчима двух юных наследников империи и на которого в случае нужды можно было положиться с тем, чтобы он был способен заменить Августа, взять на себя бремя власти и править твердо и умело.
Единственным человеком, удовлетворявшим всем этим требованиям, был Тиберий.
Глава 3
ЗАВОЕВАНИЕ ГЕРМАНИИ
Если обстоятельства указывали на Тиберия как на мужа, предназначенного для Юлии, то, уж конечно, это не было инициативой Августа. Возможно, ему это и не нравилось. Однако логика событий начала свою работу. Тиберий, хотя и не очень любимый, был надежен: он был военным, и он был осторожен и благоразумен. Неприязнь к нему Августа могла отчасти основываться на том, что один умный человек обычно чувствует в отношении другого умного человека. Даже Август не мог избавиться от неприятного для него чувства, что за молчаливостью, серьезностью и сдержанностью Тиберия скрывается такой же острый разум, как и у него. В какой степени ему можно было доверять — другой вопрос, над которым бесполезно было ломать голову. Можно только сказать, что Тиберий заслуживал доверия и представил доказательства своей лояльности. Этого должно было быть достаточно.
Личная проблема Августа была еще более деликатной. Он собирался отдать свою единственную дочь человеку, который не обладал качествами, внушающими любовь. Опыт мог быть, а мог и не быть удачным… Сама Юлия, эта двадцатисемилетняя голубка, била крыльями до изнеможения. Она привыкла к тому, что она замужем за самым значимым человеком из окружения отца — сначала это был Марцелл, затем Агриппа, — и это чувство droit du seigneur
[7] позволяло претендовать на руку Тиберия, она несомненно намеревалась завладеть и его сердцем… Август наконец решился. Он предложил Тиберию развестись с Випсанией и жениться на Юлии: поступая так, он, возможно, восхищался собственной щедростью.
Таким образом он решал все проблемы. Однако сам Тиберий выразил несогласие. У него не было намерения разводиться с Випсанией и жениться на, Юлии. Предложение, однако, было равносильно приказанию… Мы в точности не знаем, какое давление было на него оказано, и какие аргументы были приведены. Весьма вероятно, что решающим аргументом была сама Юлия, и, когда Юлия хотела кого-нибудь обольстить, можно полагать, что она и в самом деле была очаровательна. Даже Тиберий растаял в лучах Юлии. Он определенно не хотел жениться на ней, но тем не менее он это сделал.
Он женился на Юлии в 11 г. до н. э., когда ему; был тридцать один год, став еще одним пленником в ее триумфальном шествии.
В соображениях Августа учитывалось еще одно обстоятельство. План женитьбы Тиберия предусматривал отзыв его с границы Рейна. Его следовало заменить. Это и была та возможность, которую ждал Друз. Он заменил Тиберия на посту главнокомандующего.
Август, без сомнения, готов был предоставить Друзу любую возможность, которая была в его власти, но решение отдать ему пост командующего выходило за рамки обычного. Всю свою жизнь Тиберий выступал против беспричинных военных операций за Рейном. Друз был представителем другой точки зрения военных, которая была гораздо более влиятельна, чем может показаться нам теперь. Он был полон решимости предпринять завоевание Германии. Женитьба Тиберия на Юлии не только повлияла на смену командования войск, стоявших на Рейне, но и на всю военную политику империи. Друз отправился в Галлию полным сил и властных полномочий, чтобы осуществить мечту всей своей жизни. Армия восторженно его принимала.
План, представленный Друзом Августу, заключался в том, чтобы проникнуть в долину Эльбы и сделать ее новой границей вместо старой границы по Рейну. Этот план, в случае его удачи, имел бы несколько следствий: он отодвинул бы постоянную угрозу германского вторжения, сократил бы протяженность границы и способствовал бы такому развитию племен Центральной Европы, что их желание угрожать Риму постепенно прошло бы. Августа эти аргументы убедили. Хотя план в основном строился на «если» и «в случае, если» и его удачное завершение надо было еще продемонстрировать на практике. Впрочем, сам по себе он был не более сложным, чем план завоевания Галлии Цезарем; однако Друз не был Цезарем; и у Цезаря были другие мотивы для завоевания. Августу, должно быть, пришло в голову — а можно догадаться, что и Тиберию тоже, — что не слишком разумно чересчур полагаться на память о завоеваниях Цезаря — они имели политическую подоплеку. Август, а возможно, и Тиберий понимали, что завоевание Германии, как и завоевание Галлии, передаст их гражданам престиж, еще раз подтверждающий их превосходство. Август, похоже, согласился. Согласился ли Тиберий с этим планом — весьма сомнительно.
Доверие и недоброжелательность странным образом переплетались в отношении Августа к Тиберию. Поставив за три года до этого Тиберия управителем Галлии ввиду того, что он был самым надежным и действенным орудием в его руках, он все еще не разрешал ему действовать самостоятельно. Август продолжал следить за ним, проверять его и руководить им. Тиберий был достаточно умен, чтобы оценить действительную помощь, получаемую им в результате присутствия Августа; это делало его задачи легче, а результаты его работы более совершенными, однако он едва ли мог избавиться от ощущения чувства патернализма по отношению к себе, чувства зависимости и подчиненности, которое, как камешек в ботинке, раздражает, независимо от его размера. В личных встречах с командирами рейнской армии император, без сомнения, слышал все, что должны были ему сказать. За эти годы его медленно, но верно убеждали — и в результате убедили — принять военный план, изложенный Друзом. И когда, наконец, Друз отправился на Рейн с полномочиями привести его в действие, Август бессознательно или по неосторожности подчеркнул предпочтение, которое он всегда выказывал в отношении Друза. Случайно или нет, но он расчистил поле деятельности для Друза в Галлии.
