Было много шума и беспорядка. Дождавшись тишины, чтобы его можно было услышать, Друз стал читать письменное обращение Тиберия с обещанием донести их требования до сената. А пока, говорилось в письме, он посылает своего сына, чтобы тот решил то, что можно решить на месте.
От имени собрания говорил Клемент Юлий. Они потребовали почетной отставки после шестнадцати лет службы, оплаты по одному денарию в день, а также немедленного выхода на пенсию всех ветеранов. Друз отвечал, что не имеет полномочий удовлетворить такие их просьбы, что это компетенция только сената или его отца. Это — особенно ссылка на сенат — вызвало бурю негодования. Зачем он тогда сюда явился? Пусть он консультируется с сенатом всякий раз, когда наказывают кого-либо или посылают на передовую. Собрание стало превращаться в митинг протеста.
Мятежники, разумеется, имели на то основания. Ссылка Друза на сенат была несерьезной: сенат не имел никакой власти над армией и права голоса в ее командовании. Люди поняли правильно, они считали, что привлечение к делу сената — лишь уловка, чтобы затянуть его и пренебречь их требованиями. Однако и Друз с Тиберием были не столь просты, и нам остается лишь гадать, имело ли упоминание сената основания, нам неизвестные. Был ли этот намек на некую сенатскую интригу, которая лежала в основании мятежа, ироническим обещанием того, что те, кто инициировал мятеж, сами должны взять на себя и труд его усмирить? Если так, то ясно, что большинство людей не подозревали, во что их втянули. Намек в то же время мог достичь цели, повлияв на таких людей, как Перценний и Вибулен, и дать им неприятный повод для размышлений. Каковой бы ни была цель, нам остается лишь гадать. Хотя определенно какой-то смысл в этом был.
Обстановка накалялась, последовали угрозы в адрес людей Друза, затем перебранка и стычки. После обмена угрозами с обеих сторон Лентул нашел более разумным отступить. Его преследовала разъяренная толпа, которая язвительно интересовалась: куда он теперь направится, к императору или, может, в сенат? На него накинулись, и побитый, истекающий кровью, он был спасен преторианцами. Друз удалился, чтобы обдумать, какие шаги ему предпринять в дальнейшем.
Предстоящая ночь могла иметь серьезные последствия. В палатке Друза состоялось совещание. В его штабе были люди весьма опытные в военном деле. Они спокойно могли сформировать точное мнение о внутренней ситуации, и вполне разумно предположить, что то, как мятежники восприняли упоминание о сенате, помогло им до конца понять, насколько далеко зашло дело и насколько ситуация была беспокойной… Они уже приняли решение о дальнейших действиях, когда произошел неожиданный эпизод, который поторопил.
Около трех часов ночи луна, ярко сиявшая на чистом небе, стала затмеваться. Сразу же проявилась разница в том, как затмение восприняли люди образованные, знавшие, что это лишь природное явление, и люди, выросшие в сельской местности, для которых затмение связано с суеверными представлениями. Знатоки обычаев стали ударять в медные сосуды, дуть в трубы и бить в барабаны — медь во всем мире считалась верным средством против затмений. Когда тень накрыла луну, и все погрузилось во мрак, суеверы поняли, что боги отвернулись от них в ужасе из-за того, что они осквернили себя военным мятежом.
Затмение, которое таким образом вызвало некоторую смуту и колебания, было слишком удачным событием, чтобы им не воспользоваться. Сразу приступили к действиям. Друз послал за Клементом Юлием и другими надежными людьми, которым доверяло войско. Их спешно проинструктировали и направили пропагандистами в легионы. Вскоре они договаривались с пикетчиками. Кто такие, спрашивали они, этот Вибулен и Перценний? Может, они собираются занять место Тиберия и Друза? Постепенно они переубеждали людей. Утром пикеты тихонько оставили ворота; штандарты, накануне удаленные из претория, были возвращены на свои обычные места. Обстановка в лагере быстро приходила в обычное состояние.
Затмение продолжалось до семи часов утра. До его окончания Друз на рассвете созвал людей на вторую встречу. Он не был оратором, но он тем не менее был из рода Клавдиев и обладал чувством собственного достоинства; это чувство уверенности все более и более способствовало желательному повороту событий. Он объявил войску, что не боится их угроз, что, если они разумно оформят свои просьбы, он донесет их мнение до отца и будет настоятельно рекомендовать к ним прислушаться. Собрание избрало депутацию к Тиберию. Туда входил Юний Блез, Луций Апоний, один из сопровождения Друза, и Юст Катоний, центурион. Депутация отправилась в Рим.
В этот момент среди советников Друза появились разногласия. Одни говорили, что разумнее ничего не предпринимать до возвращения депутации из Рима, полагаясь на равнодушие, которое охватывает людей стечением времени, если они не слишком заинтересованы в результатах дела. Другие, полагая, что мятеж не пустил глубоких корней в армии, склонялись к тому, чтобы принять суровые меры. Друз предпочел мнение последних. Первым делом было доставить к нему Перценния и Вибулена. Они пришли и были сразу взяты под стражу и в конце концов казнены. Близкие к ним агитаторы мятежа были отысканы и доставлены преторианской гвардией. Других доставили сами воины. За затмением наступила плохая погода. Ввиду сильной бури люди не могли покинуть свои палатки, поэтому у них не было возможности обсуждать события между собой или начать новые разбирательства. Стало распространяться мнение, что удача не сопутствует мятежу. 8-й легион вернулся к своим обязанностям. Вскоре его примеру последовал 15-й легион. После некоторых споров, следует ли дождаться возвращения депутации, 9-й легион также решил вернуться к обычной службе. Мятеж закончился.
Друз, видя, что дело успешно идет к завершению, благоразумно оставил здесь своих военачальников, а сам поспешил с докладом в Рим.
Восстание на Рейне стало эпизодом куда более серьезным, чем мятеж на Дунае. Весь ход событий вел к тому, чтобы паннонийский мятеж поднял на восстание армии, стоявшие на Рейне, что было стратегической целью. Если вся интрига заключалась в том, чтобы начать новую гражданскую войну и организовать поход на Рим, то понятно, что рейнские армии могли стать в этом действенным инструментом.
Германик находился в Галлии. Армия, стоявшая на нижнем Рейне под командованием Авла Цецины Севера, была сосредоточена вокруг старого Оппидум-Убиорума — позже колония Агриппина, а еще позже — Кельн. Армия, стоявшая на верхнем Рейне под командованием Гая Силия, находилась в Майнце. Восстала армия Цецины. Мятежники выдвинули требования, удивительно схожие с требованиями своих паннонийских коллег. В этом случае организацию мятежа проводили не отдельные агитаторы, как Вибулен и Перценний, а сами мятежники не были неуверенными смутьянами, как паннонийцы, которые более полагались на другие армии, чем на свою собственную. Восстание в армии Цецины стало истинной душой всего мятежа.
Восставшие действовали целенаправленно, были организованны и дисциплинированны. На офицеров напали и «вывели из строя». Один был убит прямо на глазах у Цецины, и тот ничего не смог сделать, чтобы его спасти. Германик поспешил в лагерь.
Разговор Германика с мятежниками был очень примечательным и ничего общего не имел с поведением Юния Блеза с паннонийскими легионерами. Германика встретили очень тепло. Поначалу восставшие отказались построиться в боевом порядке,
[32] но после того, как он их урезонил, он сумел добиться желаемого результата. Затем он обратился к ним с отеческим упреком за их поведение. Тотчас же возник ропот. Некоторые побуждали его идти на Рим.
