С возвращением хорошей погоды рассеянный флот стал понемногу собираться. Первые прибывшие суда были осмотрены, починены и посланы на поиски остальных. Были спасены многие из пропавших. Некоторые умерли от голода и истощения на необитаемых островах, другие выжили, питаясь останками вьючных животных, выброшенных морем. Племя ампсиваров вело поиски людей на внутренней территории и нашло многих, погибших от руки германцев. Говорили даже о том, что некоторые из пропавших были выброшены к берегам Британии и отосланы обратно вождями бриттов. Они привезли с собой много невероятных рассказов, которые римские историки справедливо относят к сомнительным.
Результаты этой великой кампании вызвали не слишком много энтузиазма. Некоторое удовлетворение принесли успехи в сражениях против марсов и хаттов, а также возврат трех орлов, утраченных Варом. Германик полагал, что пострадавшие от шторма должны получить компенсацию за утраты. Расходы на это мероприятие, видимо, были немалыми.
Теперь настало время, когда Тиберий счел нужным вмешаться. Германик полагал — или говорил, что он уверен, — что в следующих кампаниях он достигнет желаемой цели. Тиберий, видимо, иначе смотрел на ситуацию. В письме, написанном тогда, он заметил, что всегда более полагался на дипломатию, чем на оружие. Он предложил Германику консульство на предстоящий год, что при необходимости его нахождения в Риме сильно смахивало на отставку из армии, и Германик принял это с кротостью, показывающей, что он вовсе не сожалеет о том, что его освобождают от невыполнимой задачи. Тиберий воспользовался возможностью произвести важные перемены. Командующий рейнской армией был отделен от управления Галлией, и эти два поста более никогда не занимал один человек. В тот же год, что Германик возвратился с Рейна, Друз принял командование над иллирийской армией.
26 мая 17 г. Германик справил великолепный и приветствуемый народом триумф. Тем не менее чувствовалось, что Германика отстранили от власти. Тиберий одержал большую политическую победу и зарекомендовал себя непререкаемым хозяином римского мира. Впервые он был свободен от постоянно висевшей над ним угрозы, когда его приемный сын и предполагаемый преемник сосредоточил в своих руках огромную силу, командуя рейнской армией.
Провал военной кампании в Германии был провалом военной теории римской армии: поразительно, что эти кампании, столь тщательно и четко спланированные, столь успешно проведенные, были неудачными, в то время как кампании Цезаря в Галлии, хотя и были дилетантской импровизацией, достигли своей цели. Причины тем не менее не столь таинственны. Покорение Галлии Цезарем было оплачено самими участниками и принесло в дальнейшем большую выгоду. Германская кампания оплачивалась из источников имперской казны.
Ни Август, ни Тиберий не были людьми, которые допустили бы утечки из казны без всякой надежды на возврат средств. Неудивительно поэтому, что при первой же возможности проект покорения севера был отложен и никогда не возобновлялся. Для такого решения было множество причин. Сосредоточение командования рейнской армией в руках Германика стало политической угрозой существованию самого принципата. Сам Германик был орудием других, более опасных сил. Тиберий меньше, чем кто-либо, чувствовал потребность финансировать мероприятие, способствовавшее наследным претензиям дочери Юлии, которую поддерживала сенатская олигархия, считавшая, что от падения Тиберия она получит всевозможные выгоды.
Кроме того, остается вопрос, было ли завоевание Германии практически возможным. Опыт девятнадцати веков показывает, что сомнения Тиберия были не напрасны. Даже просто держать под контролем рейнские границы удавалось лишь при определенных условиях. Хозяевами этой границы были либо Британия, либо ее союзники. Во всяком случае, еще вопрос, признавал ли создавший эту границу Цезарь необходимость делить ее с Британией в качестве составной части плана. Лишь вмешательство надвигавшихся политических событий удержало его от его завершения. То, что он знал, он не преминул записать на благо тех, кто пришел после него. Август позволил убедить себя в необходимости другого подхода. Вторжение в Германию Друза и Германика стало экспериментом, от итогов которого зависели важные решения. Их провал показал, что Цезарь был прав. Решение отозвать Германика было возвратом ко взглядам Цезаря. Оно вызвало ряд исторических последствий, оказавших серьезное влияние на дальнейшее развитие Европы. Включение Британии в римские владения и исключение из них Германии надолго определило последующий ход европейской истории.
У Тиберия были свои планы. Договор, который он заключил с Марободом во времена иллирийского восстания, оказался прочным. Против свевского царя не было проведено ни единой военной операции. В них и не было нужды, если прекратилась политика, проводимая в отношении границы на Эльбе. Политика Тиберия заключалась в том, чтобы получить выгоды от новой ситуации в Германии и ослабить напряженность на северной границе, позволив, с одной стороны, развиваться антагонизму между рейнскими и свевскими элементами, а с другой стороны — способствуя росту внутренней напряженности между старыми племенными и новыми политическими группировками.
[36] Эта политика оказалась успешной. Германцы были вовлечены в такие партийные разборки, которые не оставляли им сил и времени заниматься римскими границами. Это продолжалось и после правления Тиберия, который оставил своим преемникам задачу завершить планы Цезаря по завоеванию Британии.
Спустя год после сражения при Идиавизо антагонизм между Арминием и Марободом выплеснулся наружу. Тенденции, имевшие место в Германии, проникли далеко на север и привели к перераспределению сил, результат которых был неопределенным. Власть Маробода над свевами была поколеблена благодаря отступничеству самых грозных из северных племен — семнонов и лангобардов. Разногласия среди херусков, которые сказались гораздо позже, вылились в еще один раскол внутри правящей семьи. Подобно тому как Сегест переметнулся к римлянам, теперь Ингвиомер выступил на стороне Маробода. Однако для последнего это приобретение не компенсировало потерь. Принципы и идеи, задействованные там, можно видеть в речах, которые Тацит вкладывает в уста Арминия и Маробода. Первый называет Маробода прихвостнем Цезаря: его маленькая власть зависит от большой власти Цезаря. Маробод противопоставляет свои нравственные нормы качествам Арминия, свою открытую и честную войну с римлянами с нечестной засадой на Вара. Тем не менее пострадавшие от римлян жители далекого севера выступили против Маробода. Он потерпел поражение, отступил к востоку в свои пределы и обратился за помощью к Тиберию. Тот отвечал, что Маробод едва ли имеет право требовать дара, которого от него самого добиться было невозможно. Тем не менее он послал Друза в Паннонию, для наблюдения за событиями. Молодого человека лучше было удалить из нездоровой атмосферы Рима, и кроме того, безопаснее иметь армии в руках человека, который слишком предан, чтобы устраивать заговоры и перевороты.
Через два года на сцене появляется некий Катуалда Котонский.
[37] Он вторгся во владения Маробода, изгнал его оттуда, занял его дворец и торговое городище, построенное рядом. Маробод написал полное благородства письмо Тиберию, прося об убежище. Тиберий даровал ему позволение прибыть к нему и поселиться где он пожелает. Однако перед сенатом Тиберий произнес совсем другую речь. Маробод, говорил он, для Рима опаснее, чем Пирр или Антиох. Он настаивал на опасности, исходящей от народа, которым правил Маробод, и он может себя поздравить с тем, что устранил столь опасного и страшного врага.
