Прокопий отразил в своих писаниях идеи большей части римского правящего класса, приукрашивая и расцвечивая эту тему. Как только аристократы и чиновники осознали возможную цену, они отшатнулись от политики, которую император решил вести до конца, несмотря на войну, эпидемию, голод, землетрясение и даже возможную гибель всей нации. Во многом они заблуждались, а прав был все-таки император; они были глупы и неспособны, а он был умным и сильным человеком. Но в одном они были абсолютно правы: он начал идти против естественного хода вещей и против хода истории. Нельзя сомневаться в страхе и ненависти, которые охватили людей, от имени которых выступал Прокопий. Эти люди были потрясены его решимостью, напуганы его суровостью, которой он укрепил свое сердце. Государственный муж, отличающийся такой твердостью, работающий ночами напролет и не знающий отдыха, — такой правитель не может быть человеком. Так родилась легенда.
Велизарий не обладал и тенью такого характера. Он не имел притязаний занимать столь высокое кресло или сталкиваться с подобными проблемами, предпочитая более простую жизнь воина.
События, связанные с отзывом, опалой и реабилитацией Велизария, и организация его нового похода продолжались около девяти месяцев. В мае, через год после окончания эпидемии чумы, Велизарий отправился в Далмацию, на этот раз взяв с собой Антонину. Во Фракии он начал собирать свой новый комитат. Он был небольшим, ибо, когда Велизарий прибыл в Салону и соединился с Виталием, военачальником в Иллирии, их объединенные силы составили всего четыре тысячи человек,
[46] что, конечно, нельзя назвать полноценной армией. После того как Велизарий помог захватить Отранто, он отбыл в Полу, в Истрию. Оттуда он пошел к Равенне. За время опалы Велизарий не стал худшим воином, чем был раньше. Поразительная слабость, какую он проявлял во время этой войны, была обусловлена не его личными недостатками, а тем, что из его рук был вырван чудесный инструмент побед. Многообещающая кампания в провинции Эмилия к югу от По закончилась отступлением иллирийского войска, которое осталось без жалованья и узнало, вдобавок ко всему, что в Иллирию вторглись гунны. Велизарию пришлось оставить Иллирию. Была потеряна Болонья, за ней Ауксим, захваченный с таким трудом несколькими годами ранее. Все подвиги победителя Гейламира и Витигиса свелись к захвату Отранто и укреплению Песаро. Это все, чем он мог заглушить боль поражения.
В это время все внимание и ресурсы Юстиниана были привлечены к другому месту: к персидской границе, от командования войсками на которой решительно отказалась Антонина.
IX
В тот момент внимание всей империи было приковано к Хосру. Готы могли подождать, как и завоевание Италии. Хосру поставил на повестку дня вопрос о самом существовании империи как государства. Нападение персидского царя было столь стремительным и мощным, что перед ним поблекла готская угроза. Хосру начал военные действия с наступления на Эдессу, которая занимала в тот момент ключевую позицию. С падением Эдессы становилась беззащитной вся римско-персидская граница. Если же Эдессу удастся удержать, то удастся остановить и самого Хосру. Все деньги, все умы и все воины, которых смог собрать Юстиниан, были направлены в Эдессу.
Эдесса имела легендарную историю, делавшую ее особенно значимой. Если верить старому епископу Евсевию,
[47] то в его дни (во времена Диоклетиана и Константина) в архивах Эдессы хранилось письмо, написанное Иисусу Абгаром, который приглашал Христа посетить Эдессу. «Есть у меня здесь городок — маленький и честный, который будет достаточен для нас обоих», — писал Абгар. Обитатели «маленького городка» с гордостью хранили эту историю, передавая ее из поколения в поколение. Они с еще большей гордостью относились к письму Иисуса, в котором последний объяснял, почему он не может посетить Эдессу, но обещал после своего вознесения прислать в город своего ученика. Этим учеником стал Фаддей, брат святого Фомы.
Если бы история на этом обрывалась, она выглядела бы впечатляющей, но это не конец. Утверждали, что в своем письме Иисус написал, что персы никогда не захватят Эдессу. Именно это место разожгло захватнический аппетит огнепоклонников персов и вселило мужество в жителей Эдессы. Таким образом, схватка за город была не только борьбой воинов, но и борьбой религий.
Правда, несмотря на все это, в Эдессе была довольно сильная партия людей, отнюдь не горевших желанием воевать. Они были согласны заплатить Хосру любой посильный выкуп. Хосру начал с того, что выдвинул требование выплаты такого выкупа, который оказался городу не под силу. Когда горожане отказались его платить, перс осадил Эдессу.
Хосру не был намерен тратить деньги и время на длительную блокаду. Уже на восьмой день стали очевидны приготовления к штурму. Перед стенами города большим прямоугольником были уложены обтесанные стволы срубленных деревьев. Внутри этого прямоугольника насыпали землю, поверх которой последовательно уложили слой больших балок и слой больших камней, после чего операцию повторяли сначала. По мере того как рос искусственный холм, он придвигался все ближе к стенам крепости. Целью было создание господствующей высоты над обороной города и обеспечение доступа к его стенам. В том, что штурм будет успешным, мало кто сомневался.
Строительство насыпи удалось ненадолго замедлить вылазками гарнизона. Особенно хорошо потрудились гунны, один из которых — воин по имени Аргек — собственноручно убил двадцать семь человек рабочей команды, возводившей искусственный холм. Видя это, Хосру приказал своим воинам отражать все вылазки осажденных. Стало очевидно, что строительство насыпи не удастся остановить такими средствами. Граждане Эдессы попытались вступить с персами в переговоры, но, хотя их депутацию возглавил старый учитель Хосру, пользовавшийся большим почетом при персидском дворе, добиться приемлемых условий перемирия не удалось. Хосру возымел твердое намерение взять Эдессу. Другую депутацию просто выгнали из ставки персов, не дав ей даже встретиться с царем царей. Решили начать думать, призвав на помощь лучшие умы города. Было предложено надстроить стены, но, учитывая, что осаждающие тоже могут надстроить свой холм, решили отказаться от этого плана. Перед Эдессой открывалась довольно мрачная перспектива.
Перед лицом страшной опасности было, наконец, решено сделать подкоп под искусственный холм. Эдесса — не то место, где во множестве проживают инженеры, но нашлись умелые люди, которые начали рыть шурфы и прокладывать ходы под насыпь. Когда туннель достиг опасной зоны, персы услышали шум земляных работ и вырыли на этом месте пробный шурф, чтобы перехватить землекопную команду. Римляне сразу же засыпали конец туннеля и, прекратив работу, стали обдумывать следующий план.
X
Неизвестный военный инженер, который решил уничтожить искусственный холм, был, очевидно, хорошим специалистом, обладавшим соответствующими знаниями того времени. В конце туннеля, непосредственно перед фронтом насыпи, была вырыта камера, которую заполнили легковоспламеняющимся материалом из битума, серы и кедрового масла.
[48] Кроме того, были созданы дополнительные запасы этого горючего. Как только насыпь была готова, начальник гарнизона Эдессы предложил персам еще раз начать переговоры. Персы отклонили эту попытку подставить другую щеку, и тогда римляне подожгли смесь в подкопе. Насыпь оказалась довольно рыхлой и пропускала потоки воздуха. Как только сквозь насыпь начал подниматься дым, защитники города принялись обстреливать ее огненными стрелами и бросать на нее горшки с горючей смесью. Персы были слишком заняты тушением огня и поэтому не поняли, что дыма было гораздо больше, чем его могло быть от одних зажигательных снарядов, сыпавшихся со стен. Хосру заподозрил неладное, личный осмотр позволил понять, в чем дело. Насыпь была объята пламенем изнутри. Перед глазами ликующих христиан, столпившихся на стенах Эдессы, все усилия персидских огнепоклонников были принесены в жертву их божеству.
