Дуче был полностью деморализован. Он хотел продать газету, бросить политику, стать каменщиком или пилотом, вообще убраться куда подальше и даже эмигрировать. Профессию каменщика он освоил еще в Швейцарии, а летное дело привлекало его с момента появления первых аэропланов. Позже Муссолини действительно стал брать уроки летного мастерства и получил удостоверение пилота. Управление самолетом и лихая езда на автомобиле доставляли ему наслаждение скоростью и близостью опасности, что дополняло формируемый им в глазах обывателя образ человека бесстрашного и решительного. Нередко за это приходилось расплачиваться: Муссолини попадал в дорожные и авиационные катастрофы, но всегда отделывался испугом и незначительными повреждениями. Так, в мае 1921 года в результате падения самолета он получил перелом коленной чашечки и пять швов на лысеющей голове. Каждый раз благополучный исход и выживание Муссолини расценивал как доброе предзнаменование и подтверждение особой роли, якобы уготованной ему судьбой.
Несколько дней после выборов Муссолини пребывал в состоянии полной прострации, из которой его постепенно выводила Маргерита Сарфатти. Она все время была рядом и утешала его душой и телом. В интеллектуальном отношении Маргерита заметно превосходила почти всех женщин, с которыми до сих пор имел дело Муссолини. С ней могла конкурировать только Анжелика Балабанова, но направленность ее революционных интересов была весьма специфична. Маргерита же обладала более широким кругозором. Кроме того, она очень хорошо чувствовала перепады настроений своего возлюбленного и умела под них подстраиваться. Она внимательно слушала то, что говорил Бенито, разделяла многие его взгляды, вовремя и очень аккуратно давала советы, которыми Муссолини нередко пользовался. Ее тактичность и ненавязчивость приводили к тому, что в течение многих лет Муссолини не уставал от ее присутствия. Она ничем его не обременяла и зачастую оказывалась весьма полезной.
Вторично дуче баллотировался в парламент весной 1921 года. Ситуация в стране была уже иной, фашисты имели более или менее прочные позиции во многих провинциях, и им удалось провести в палату депутатов 35 человек. Муссолини возглавил их парламентскую фракцию, назвав ее «карательным взводом». Видевшие его в первый день работы в новом качестве отмечали, что Муссолини «имел вид постороннего наблюдателя, ироничного и любопытствующего. Он занял место в последнем ряду крайнее справа… Здесь этот зритель принимал визиты своих коллег, но предпочитал сидеть в одиночку. Он никогда не приближался к другим секторам зала и не вмешивался в дискуссии». Всем своим видом и поведением дуче выражал презрение к этой «мышиной возне», которая с каждым днем имела все меньше шансов стать дорогой к власти.
В стране нарастал вал сопротивления фашизму, но противостоявшие ему силы (демократы, социалисты, коммунисты, часть либеральной интеллигенции) были слишком раздроблены, а правящие слои слишком напуганы угрозой коммунистического переворота, которая после войны обозначилась во многих европейских странах. Фашизм, замешенный на национализме, казался им меньшим злом по сравнению с большевизмом, стремившимся опрокинуть весь существующий порядок. И Муссолини нюхом прожженного политикана чувствовал, что в решающий момент борьбы за власть этот страх даст ему в руки козырную карту.
Осенью 1921 года фашисты создали свою партию, в которую сразу объединилось свыше 300 тысяч членов, а спустя полгода перешли в открытое наступление. «Я не блефую и не торгую дымом, — возвестил дуче. — Революция — это не «ящик сюрпризов», открываемый для удовольствия. Сейчас революции делаются с армией, а не против нее, с регулярными отрядами, а не с аморфными массами, с оружием, а не без него. Мы готовы — победа или смерть!» По приказу Муссолини фашистские отряды — сквадры — начали захватывать города и целые провинции. Центральное правительство смотрело на это сквозь пальцы, и к осени в Италии фактически установилось двоевластие.
О том, что произошло на Апеннинах в октябре 1922 года, написаны десятки тысяч страниц. Как это часто бывает в описании революционных потрясений, многое впоследствии выдумывают сами участники событий, многое насильственно вычеркивается из памяти людей, реальные факты переплетаются с домыслом, а наиболее часто повторяемые эпизоды для последующих поколений становятся азбучными истинами, в которых лишь немногие профессионалы способны отличить правду от вымысла. Так называемая фашистская революция в Италии не являлась исключением из этого правила. Миф о ней творился позже самим Муссолини и его апологетами, а правда стала известна потомкам лишь после краха созданного им режима. Однако суть дела оставалась прежней: фашисты осуществили насильственный переворот, приведший к смене политической власти.
Прежде чем принять окончательное решение о начале мятежа, Муссолини долго колебался. Он понимал, что у фашистов нет сил и средств, необходимых для противостояния регулярным войскам. Но отступать было уже поздно, так как в случае колебаний оголтелые сторонники могли обойтись и без него. Общий тактический расчет дуче оказался правильным: ставка была сделана не столько на собственный удар, сколько на нежелание противника сопротивляться. За несколько дней до «похода на Рим» Муссолини на всякий случай расписался в преданности Савойской династии, зачеркнув тем самым свое антироялистское прошлое. Спустя несколько лет он назвал короля Виктора-Эммануила «живым символом военной славы нации», которому фашисты намерены служить «всеми силами и энергией, а если понадобится, то и высшим самопожертвованием». Эрнест Хемингуэй действительно имел все основания назвать Муссолини «самым хитрым оппортунистом эпохи».
Вернувшись в Милан из Неаполя, где в деталях разрабатывался план похода фашистских колонн на Рим, дуче попытался сделать вид, что ничего особенного не происходит. Вечером 26 октября он демонстративно отправился с женой и дочерью в театр, а на следующий день в его газете был опубликован призыв ко всеобщей мобилизации фашистов. Правительство подготовило декрет о введении в стране осадного положения и начало стягивать в столицу регулярные воинские части. Мятежники имели незначительные шансы на успех, но в последний момент произошло именно то, на что втайне уповал Муссолини: король, еще накануне заявлявший, что «Рим следует защищать любой ценой», внезапно изменил свою позицию и отказался подписать декрет.
Фашисты перевели дух. Их колонны бодрым маршем двинулись к Риму, а Муссолини вступил с королем в торг об условиях своего участия в правительстве. Ему удалось добиться письменного уведомления о назначении его премьер-министром, после чего дуче потребовал специальный поезд для переезда в столицу. В ночь на 30 октября, когда полупьяные фашисты праздновали легкую победу, их вождь ехал один в купе мягкого вагона. Все любимые и не очень любимые женщины остались в Милане. Однако эта ночь была самой сладкой в его жизни, ибо он впервые ощутил упоительный привкус власти, которую никогда и ни при каких обстоятельствах не променял бы ни на какие женские ласки. Так бывший социалист осуществил фашистский переворот, с иронией названный в народе «революцией в спальном вагоне».
Властелин и сластолюбец
Ступив на землю Вечного города в качестве первого лица исполнительной власти, Муссолини ощутил небывалый приток жизненной энергии, которая искала выход и на поприще новой для него государственной деятельности и на привычном «амурном фронте», открывавшем широкую, захватывавшую дух «столичную перспективу».
