Неудачи на фронте сопровождались крупными неприятностями в личной жизни диктатора. В августе на него обрушились сразу два несчастья. Первое из них непоправимое: в результате несчастного случая погиб его сын Бруно. Юноше было всего 22 года, но он успел стать кумиром многих молодых итальянцев, поскольку олицетворял собой «идеальный тип фашиста». После окончания средней школы Бруно овладел престижной профессией военного летчика. Особых подвигов он не совершил, но появлялся в небе над Эфиопией, Испанией и Мальтой, перелетал в составе экипажа бомбардировщика через Атлантический океан в Южную Америку. Его фотографии часто появлялись в газетах, а сам он стал предметом мечтаний многих итальянских девушек. Бруно разбился в районе Пизы, выполняя тренировочное упражнение в воздухе. То ли он не справился с управлением, то ли техника подвела, но его смерть оказалась нелепой и глубоко потрясла Муссолини. Позднее он даже опубликовал книгу «Я говорю с Бруно», в которой, порой даже слишком откровенно, описал свои отцовские переживания.
Второе несчастье было связано с Клареттой Петаччи. 27 сентября она перенесла тяжелейшую операцию, грозившую смертельным исходом. Любовница дуче и прежде не отличалась крепким здоровьем. Она часто хандрила, болела, еще чаще ей только казалось, что она больна. Банальный насморк мог на несколько дней выбить ее из колеи, а грипп приковывал к постели на две-три недели.
Однако в этот раз дело было действительно серьезным. Кларетта забеременела, и у нее случился выкидыш. Биографы Муссолини до сих пор не пришли к единому мнению по вопросу о форме прерывания ее беременности: была ли она естественной, как это зафиксировано в официальной истории болезни, или искусственной. Аборты в Италии, как уже говорилось, были запрещены и жестоко карались. Но Муссолини мог пойти на грубое нарушение закона, поскольку рождение внебрачного ребенка, да еще от женщины, чье имя уже стало в стране притчей во языцех, могло спровоцировать политический скандал оглушительной силы и с непредсказуемыми последствиями. Это вовсе не означает, что дуче как-либо побуждал Кларетту избавиться от нежелательного ребенка. Некоторые авторы полагают, что эту миссию взяли на себя люди из ближайшего окружения Муссолини, разумеется, с его ведома и согласия. Иные считают, что прерывание беременности произошло естественным путем и дуче в очередной раз просто повезло. Но эта версия выглядит уязвимой с медицинской точки зрения, так как перитонит, сделавший необходимым хирургическое вмешательство, как правило, является следствием заражения внутренних полостей организма в результате вмешательства извне.
Кларетту оперировали лучшие врачи Рима, подобранные отцом. Для операции оборудовали одно из помещений на ее вилле в районе Камилуччиа. Исход был непредсказуем, так как от перитонита в те времена умирал почти каждый второй пациент. Дуче, еще не оправившийся после смерти сына, бросил все дела и приехал на виллу. Пока шла операция, он метался в соседней комнате из угла в угол, нервно присаживаясь на обитую дорогим шелком кушетку, теребил в руках носовой платок, отказывался от предложенного молока и фруктов, избегал разговоров с родителями и близкими Кларетты. Спустя полтора часа стало ясно, что операция прошла успешно. Муссолини перевел дух и уехал, не дождавшись, пока больная проснется.
Минуло пять дней, и состояние Кларетты резко ухудшилось. На протяжении нескольких часов она была на грани гибели, и дуче, зная об этом, остро и мучительно переживал опасность ее потерять. Он все еще любил Кларетту и был привязан к ней как ни к одной из своих прежних многочисленных возлюбленных. Кризис миновал, больная быстро поправлялась, дуче, вопреки обыкновению, навещал ее чуть ли не каждый день, а по Риму пошли гулять слухи, которые получили свежую пищу на следующий год, когда жена Марчелло Петаччи родила сына. Злые языки утверждали, что это был незаконнорожденный ребенок Кларетты и Муссолини.
Они вновь начали встречаться, в тех же апартаментах палаццо «Венеция», но эти встречи становились все более редкими и короткими. Муссолини развязал боевые действия против английских войск в Северной Африке, дела шли с переменным успехом, что отражалось на его настроении. Когда приходили добрые вести, дуче являлся в радостном возбуждении, становился немного сентиментальным и нежным. Они предавались любви, наслаждались покоем, ворковали, как молодые влюбленные, вспоминали о минувших радостях, но никогда не строили планов на будущее. После таких свиданий Кларетта вновь бралась за дневник и изливала на его страницах переполнявшие ее чувства. «Он любит меня, как и прежде, мой Бен. Я буду приходить к нему только ночью, не днем, ненадолго, только увидеть его и поцеловать».
Но гораздо чаще Муссолини бывал подавлен, зол и раздражителен. Его постоянно мучила язва и донимали врачи, которые не могли облегчить страданий. Когда боли становились невыносимы, дуче зажимал рот, падал на пол и, скрючившись, застывал на несколько минут. Ему давали обезболивающие препараты, делали инъекции, а однажды посадили на жидкую диету, результатом которой стала начавшаяся анемия. Доктора опасались более страшного диагноза — рак желудка, но после смерти при вскрытии это предположение не подтвердилось.
Отвратительное самочувствие дуче усугублялось неутешительной информацией, поступавшей с фронтов и от префектов из провинций. Итальянские армии терпели одно поражение за другим, гитлеровцы вели себя все наглее, в стране нарастало массовое недовольство тяготами военного времени: нехваткой продовольствия и расцветом «черного рынка», карточной системой и реквизициями изделий из кожи и цветных металлов, запретом на продажу шерстяных вещей, отсутствием в городах необходимых средств противовоздушной обороны, участившимися налетами английской авиации, а также некомпетентностью фашистских чиновников и усилением коррупции. Но главное — повсеместно росло неверие в возможность благополучного завершения конфликта, в который втянул страну он, Муссолини, виновник всех бед и лишений.
И дуче чувствовал это. Когда норма выдачи хлеба на одного человека была сокращена до 150 граммов в день, он лишь мрачно заметил, что наконец-то сможет «увидеть выражение страдания на лицах итальянцев». Сам дуче не испытывал недостатка в продуктах, но язвенная болезнь давала о себе знать. Он похудел, посерел, его глаза ввалились, а щеки покрылись колючей щетиной. В минуты гнева он начинал метаться как загнанный зверь, злобно кричал и кидался на Кларетту, если она попадалась ему под руку. Их скандалы становились все чаще, сопровождались взаимными обвинениями и упреками, потоками слез, грубой бранью и хлопаньем дверьми. Однажды в приступе ярости он так ударил ее, что женщина отлетела на другой конец комнаты и, падая, ударилась головой. Пришлось срочно вызывать ее отца, который привел дочь в чувство, сделав ей несколько инъекций.
Кларетта стала нервной и раздражительной. Она устраивала истерики, упрекала Муссолини в том, что он перестал ее любить, безумно ревновала, подозревала, что у него появилась другая женщина, некая Ирма, которая изматывала дуче и отнимала у нее. Больше всего на свете Кларетта боялась потерять «любимого Бена». Она приходила в ужас от одной мысли об этом, гнала ее от себя, но утомительные часы ожидания вновь и вновь рисовали в воображении страшные картины. Кларетта отправлялась к гадалкам и прорицательницам, пускалась на маленькие женские хитрости, чтобы завлечь и задобрить возлюбленного, а однажды обратилась за советом даже к любовнице своего брата, некой Зитте Ритоссе. Умудренная эротическим опытом дама предложила испытать проверенный метод — стать менее доступной, отдалить мужчину на некоторое расстояние и не позволять ему делать все, что захочется. Кларетта в ужасе отшатнулась. Уж она-то прекрасно понимала, что подобная демонстрация может кончиться полным разрывом.