— Привёл вам гостя из самого Петербурга, поскольку надеемся с вашей помощью разобраться в одной головоломке, — объяснил своё появление Антонин. — Можете ли вы нам объяснить значение слова «Блокула»?
— Хм, куда вас занесло, господа, — покачал головой отец Ферапонт. — Странно такое слово слышать от вас, людей, верящих в науку и прогресс.
— С чего вы взяли, будто я верю в прогресс? — удивился Шумилов. — И при чём тут наука?
— А разве нет? Слово «Блокула» из обихода совсем других людей — чернокнижников и колдунов.
— Очень интересно! Расскажите поподробнее, пожалуйста, — заинтересовался Шумилов.
— В Швеции в 1669 году началось громкое расследование преступлений, совершённых ведьмами, которые справляли свои шабаши на острове Блокула, находившемся посреди моря между Смаландом и Оландом. На этом острове согласно их поверьям стояла Чёрная гора, которая для шведских ведьм была то же самое, что Лысая гора для русских. Иногда словом «Блокула» называли поле без края и конца, находившееся на этом же острове. Процесс 1669 года начался в шведской деревне DorffMohra или Морё, или Далекарлия. Восемнадцатилетняя девица из этой деревни была обвинена в том, что похищала цыплят для жертвоприношения диаволу. Девица признала обвинение и сообщила о большом числе своих сверстниц и сверстников, побывавших на «Блокуле». Более трёхсот подростков дали признательные показания о том, что бывали на шабашах, куда их доставляли местные ведьмы. Властями был учинён большой розыск, который длился вплоть до 1675 года. В общей сложности восемьдесят пять ведьм были казнены. Кстати сказать, в августе 1669 года, в самом начале расследования, двадцать три женщины добровольно и без пытки признались в сношениях с нечистой силой. Впрочем, вы с вашим материализмом, поди и не поверите во все это? — спросил Шумилова священник, хитро сощурившись.
— Ну, почему же… А скажите, батюшка, остров Блокула — реальное место в океане?
— Нет, это мифический остров.
— Понятно. А как вы думаете, если этим словом назвали человека…
— …То он скорее всего один из тех нечестивцев, что занимаются богопротивным делом — колдовством и ворожбою, — закончил мысль отец Ферапонт. — В церковь они не ходят, душу продали рогатому. Да что греха таить? Население наше хотя и доброе, но тёмное и грехам подверженное, потомуто и поныне среди русского народа, как и многих других, существуют ведьмы и ведьмаки. И находят своих поклонников.
— А вы в Ростове знаете таких? Или, может быть, в предместьях, в Замостье, например?
— Слышал, что есть, но сам с ними не знаком. Помните поговорку: «Бежит, как чёрт от ладана»?
Это как раз про них. Они прячутся, как велит их отец, сатана.
Назад Шумилов возвращался озадаченный:
— Как думаешь, Антонин, много ли народу в Ростове знает про несуществующий остров Блокула?
— Полагаю, что два-то человека точно: отец Ферапонт и знахарь из Замостья, — в тон отозвался Максименко.
— Мне кажется, наш знахарь либо швед, либо чухонец, то бишь финляндский человек. Не думаю, что в Замостье обретается много чухонцев. Нам как раз одного и хватит. Живущего одиноко в том же квартале, куда бегал мальчишка с запиской от Гунашихи, — продолжал размышлять вслух Алексей Иванович.
— Как же искать знахаря? Ведь ни имени, ни адреса у нас нет, мы даже не знаем, мужчина это или женщина. Отец Ферапонт сказал, что в Швеции во время следствия казнили женщин.
— На самом деле, вариантов несколько. И это, кстати, не есть хорошо, поскольку, поверь моем опыту, если путей несколько, то все они ведут в тупик. Скажите, Антонин, вы вроде бы собирались уехать к родителям?
— Да, собирался на днях.
— Это далеко?
— В Таганрог.
— А нельзя вас попросить отложить отъезд? Не знаю, как повернётся дело, но может статься, что по требуется ваше участие.
— Конечно. Как скажете. Всегда можете на меня рассчитывать, — с готовностью отозвался Антонин Максименко.
9
Шумилов понимал, что розыск загадочного «Блокулы» нельзя проводить в лоб. Действовать в открытую — значило погубить всё дело. «Блокула» уже предупреждён Гунашихой о том, что может появиться шпион, осведомлённый об отравлении Николая Максименко. Как только соседи предупредят «Блокулу» о том, что некий мужчина пытается навести о нём справки, колдун моментально всё поймёт и примет ответные меры. По большому счёту даже неважно было, что именно он сделает — убежит из Ростова, или просто уничтожит следы своей преступной деятельности — в любом случае этого человека не удастся застать врасплох и добиться рассказа о его участии в отравлении. А ведь только признание «Блокулы» позволяло доказать умышленное отравление Николая Максименко женою.
Нет, действовать следовало очень осторожно, никого ни о чём не расспрашивая и по возможности не привлекая к себе внимания. Алексей довольно долго размышлял над тем, как ему поступить и, в конце концов, выбрал, как ему казалось, оптимальный вариант. После обеда он заявил матери, что должен будет ненадолго уехать.
— На несколько дней, — успокаивал он огорчившуюся матушку.
— А куда?
— Здесь неподалеку. Дела требуют. Но зато потом, обещаю, десять дней никуда не буду отлучаться, — на самом деле Шумилов не очень-то верил в исполнимость подобного обязательства.
Матушка посокрушалась, что вот, дескать, в които веки приехал родителей навестить, а каждый день куда-то убегает, дома бывает мало и постоянно остаётся некормленный-непоенный. Но это добродушное ворчание было только проформой, данью традиции, уж Алексей-то Иванович прекрасно знал, что на самом деле Анна Николаевна чрезвычайно гордилась сыном, таким умным, красивым и успешным, который в самом Петербурге уже уважаемый человек.
— Я тебе на дорожку соберу корзинку: вареники, с вишней, сметанки там, винограду… — решила матушка.
— Нет, нет, нет! И не думай, ничего не возьму, категорически отказался Алексей.
Разумеется, он отказался не просто так: не мог он появиться на Аксайке с корзиной, из которой торчала бы матушкина снедь. Это не вязалось с легендой, которую он для себя выработал, ведь ему предстояло изобразить собой приезжего, желающего снять недорогое жилье на короткий срок. Для большей убедительности Алексей взял с собою небольшой немецкий чемодан с обитыми латунью углами, облачился в светло-серый дорожный костюм, подобающий приезжему из дальних губерний человеку, взял извозчика, да и махнул на Аксайскую улицу.
Около четвёртого часа пополудни он уже подъехал к нужному кварталу, отпустил извозчика и пошёл по тропочке. За заборами на его приближение ленивым лаем отзывались собаки. Солнце припекало не на шутку, даже густая тень от шелковиц и вишен, высаженных вдоль тропинки, не спасала. В дорожном костюме было жарко, шляпа немилосердно давила голову, и Алексею пришлось сбросить с плеч пиджак, чтобы почувствовать себя хоть немного комфортнее. Подходя к колодцу, Алексей поравнялся с женщиной, нёсшей на покатых плечах коромысло с двумя полными воды ведрами. «Хорошая примета», — подумал Шумилов, непроизвольно отметив, сколь ловко двигалась женщина с тяжёлой ношей.
