— Ты не видела, а полиция не искала. Видишь, как отлично сошлись звезды — для всех, кроме тебя. Я все думаю, что будь я тогда рядом, то не позволил бы вот так просто навешать на тебя всех собак, но я…
— Но ты был в Париже. — Вика вдруг хихикнула. — Жень, как это — быть женатым на скандальной модельке, за которой бегают папарацци?
— Ужасно. — Назаров вздохнул. — Особенно когда понимаешь, что тебя просто используют в полный рост. Моя книга тогда только вышла и вдруг приобрела популярность, я стал модным писателем, эдаким калифом на час, да еще женат на самом Снежном Ангеле.
— Она красивая.
— Да. — Назаров согласно кивнул. — А еще она мерзкая дрянь, умелая манипуляторша, наркоманка с моралью дворовой кошки. Правда, когда я об этом узнал, было поздняк метаться. Но я быстро исправил это положение, когда понял, что никакой помощи ей не требуется, спасать ее не надо, ей удобно и забавно ломать эту комедию, кривляясь перед журналистами на потеху публике, трясти трусами на каждом углу, и не всегда своими. Я развелся и вернулся в Александровск. Тем более что как раз тогда бабушка заболела, а мне предложили возглавить газету… Ладыжников предложил, кстати. Не бог весть что, конечно — но у меня была возможность писать, и я хотел жить в этом доме. Боюсь, Париж мы исключим из списка мест, куда поедем в свадебное путешествие.
— Пфф. Смешно слушать. — Вика повернулась к Назарову спиной. — Все, давай спать.
— Нет, погоди. — Назаров не собирается сдаваться. — Я только что сделал тебе предложение.
— А, так это было оно? — Вика фыркнула. — Жека, ты сбрендил, не иначе. Ты не можешь жениться на женщине, которая сидела в тюрьме за убийство. Твоя карьера…
— Да мне плевать! — Назаров не намерен был отступать. — Так что скажешь?
— Поедем во Флоренцию. — Вика взъерошила его волосы. — Там обувь можно купить всякую… А у меня давно уже не было приличных туфель.
Назаров обнял Вику и прижал к себе.
Если бы не Вика, не ее поддержка, он не представляет, как пережил бы похороны. Он знал, что бабушка может умереть, но оказался не готов ни к смерти, ни к той мистерии, которая разворачивалась вокруг смерти. А вот к чему он был готов, так это к грандиозному скандалу, который закатила после поминок жена его дяди, тощая тетка Нина. Как это так — старуха все оставила одному внуку? А остальным что? Да быть того не может, и вообще нужно войти в дом и посмотреть, что там есть, и поделить на всех.
Очень помог председатель, друг детства Антон Лавров, который и заверял вместе с бабушкой завещание у нотариуса, привезенного из города. И да, граждане, имеется завещание, согласно которому вам здесь делать нечего, проводили мать в последний путь — и пожалуйте на выход, на этот счет есть отдельные распоряжения покойной, нарушать которые не с руки.
И Вика все время была рядом и крепко держала Назарова за руку, стоя под любопытными взглядами. Вика, которая избегала выходить на люди, заставила себя — ради него, Женьки. И он знает, как тяжело ей это далось, и благодарен безмерно.
А когда ей было плохо, его рядом не оказалось. Была только Алена, которая все три года исправно приезжала на свидания, возила передачи и поддерживала как могла. А он что, он к шапочному разбору поспел, и то его не рады были видеть… Но теперь он обязан восстановить справедливость. Жить с клеймом убийцы Вика не будет, еще чего! Он сам снова пройдется по уликам, он найдет того, кому смерть Дарины была выгодна.
Зазвонил телефон, и Назаров с удивлением уставился на номер — его секретарша никогда не звонила ему среди ночи.
— Что, Клара? Сгорела редакция? Взорвалась типография? Прилетели инопланетяне?
— Нет. — Клара всхлипнула. — Извините, что среди ночи разбудила… Я знаю, у вас похороны были, но тут такое дело, Евгений Александрович… Убили Диму Зайковского, вот полиция обзванивает всех, чьи номера нашлись в его телефоне — набрали меня, даром что ночь, потому что я, оказывается, последняя с ним говорила. Помните, в пятницу вы велели его позвать к вам в кабинет, и я ему позвонила. Думаю, вы должны знать.
— Да, спасибо, Клара. — Назаров озадаченно уставился в темноту. — Утром увидимся.
Он положил трубку на тумбочку и молча откинулся на подушку. Кому могло понадобиться убивать этого мелкого негодяя?
— Я слышала, если что. — Вика смотрела на Назарова сквозь темноту. — Это тот самый, что следил за мной?
— Да.
— Не могу сказать, что мне его жаль. — Викин голос звучал напряженно. — Просто совпадение странное, только он под меня принялся копать, тут же его кто-то убил.
— Никто не знает, что он под тебя, как ты выразилась, копал. — Назаров понимал, что дело выглядит скверно. — Я уничтожил его статью, почистил жесткий диск, забрал карту памяти его телефона. Никто не свяжет его с тобой.
— Я его не убивала.
— Господи, да я это знаю! — Назаров вскинулся. — Что ты такое говоришь, вы даже знакомы не были!
— Ты не можешь этого знать наверняка. Вот и у полиции могут быть совершенно другие мысли. Четыре года назад они не стали заморачиваться, у меня был очевидный, по их мнению, мотив, на орудии убийства были мои отпечатки, моя одежда была в крови — никого другого они и искать не стали даже. Сейчас могут поступить точно так же.
— Только нет твоих отпечатков на орудии убийства, твоя одежда чистая, а ты этого мерзавца даже не знала, не то чтобы убить его.
— Они могут подумать, что раз он за мной следил, то я заметила, и…
— Вика, ты говоришь глупости.
Но Вика думала о том, что, если ее снова посадят в камеру, Флоренция ее не дождется.
— Жень… Слушай, тут дело такое. Осенью, если что, георгины выкопаешь — и в погреб. А по весне, если сам не захочешь сажать, то Алене отдашь.
Назаров плюнул и поднялся. Он бросил курить много лет назад, но сейчас ему вдруг захотелось закурить.
* * *
В одном из своих оборудованных убежищ Павел провел первую половину дня. Уехал рано, стараясь никого не разбудить, и теперь сожалел, что не взял с собой каких-нибудь бутербродов. Конечно, здесь имелся запас еды, но он поймал себя на том, что отвык от консервированных и растворимых продуктов, потому что его Ровена готовила отлично.
Зато здесь был выход на все существующие базы данных, отсюда он мог проникнуть в любой архив, а потому дело Виктории Станишевской нашел довольно легко, и сейчас, рассматривая улики, представленные позже в суде, думал о том, что жизнь обошлась с Викторией не слишком ласково.
— Да, детка, ты этого не делала, но уж больно сладким кусочком ты была для следователя и его начальства. Ника права, на этом деле куча народу получила свой пиар и оказалась в выигрыше. — Павел откинулся в кресле, глядя на фотографию обвиняемой. — Думаю, за три года тюрьма тебя перемолола в лунную пыль, Лунная Девочка.
Он перенял у жены манеру давать людям клички. Виктория смотрела на него с монитора огромными горестными глазами. Фотография сделана кем-то в зале суда, и совершенно очевидно, что Виктория в этом зале одна: никто не пришел поддержать ее.
