— Все тебя бросили, детка, все отреклись. — Павел понимал, что ввязываться в старое дело не нужно, но уже знал, что ввяжется. — И, боюсь, ты научилась кое-чему, если выжила в колонии. Но вот выживешь ли ты на свободе — тут вообще не факт.
Павел пустил документы на печать, и скоро в его руках была внушительная кипа бумаг. Уголовное дело не было многотомным, следователь изначально уже знал, кто виновен. А то, что он ошибался — интересно, знал ли?
А что на все это скажут Ника и Лерка, а уж тем более его Ровена, Павел и думать не хотел.
— Прийти к ней и сказать: знаешь, мы тут покопались в твоем деле и решили, что ты невиновна… Ничего глупее мир не видел, она и сама знает, что невиновна. Адвокатишка явно был в сговоре со следствием, где она его только выдрала, такого-то.
Павел бросил кипу бумаг в рюкзак и вышел, запустив автономный режим. Теперь информация будет копиться и сортироваться автоматически.
Летний город встретил его пыльной духотой, и он подумал о дожде. Впрочем, их с Ровеной дом находится в районе, куда не добрался смог, и дождь он там устраивает сам, когда захочет. Его жена фанатела от цветов, их двор напоминал цветочную выставку, и даже маленький Мишка относился к цветам с осторожной нежностью.
Зазвонил телефон, явно звонила Ровена.
Он все еще жил в состоянии восторженного удивления от того, что у него есть жена — прекраснейшая из женщин, его Цветочная Фея, есть двое детей, есть друзья, есть дом, где он живет со своей семьей… Было время, и длилось это время достаточно долго, когда у него не было ничего, даже его самого в принципе не было, а была просто штатная боевая единица, расходный материал. И ночи его — те ночи, которые ему удавалось прожить, ни за кем не гоняясь, никого не допрашивая и не совершая никаких иных действий во благо какой-то очередной секретной миссии — эти ночи были его адом. Он приходил в какие-то чужие безликие комнаты и спал вполглаза, сжимая в руке оружие. И думал о том, что в его жизни нет ничего для него самого, и это правильно.
И вот, извольте видеть: солидный отец семейства, верный муж и преданный отец двоих бравых парней, старший из которых уже взрослый и вряд ли знает, что Павел присвоил его в тот же день, когда присвоил его мать, а младший — просто ангел. Шкодливый ангел, но без него жизни нет вообще.
«Если бы родители любили меня хотя бы вполовину так, как я люблю Мишку — как бы сложилась моя жизнь? — Павел вел машину по загруженному проспекту. — Но тогда не было бы у меня Ровены и Тимки, а Мишки так и вообще на свет не появился бы».
Около двора была припаркована машина, и Павел тотчас узнал ее: Лерка снова утащила внедорожник Панфилова, а его самого оставила с детьми.
Георгины кивнули хозяину дома тяжелыми яркими головками, и Павел задумался о том, что пуще других цветов Ровена отчего-то любит именно георгины. Они у нее повсюду, самые разные. Они, конечно, красивые, но возни с ними! Осенью выкопай, устрой на зимовку, уговори спать сладко и посули раннюю весну, а весной вытащи из погреба, снова зарой, да не просто как попало, а с толком… Хотя, конечно, красивые они все равно.
— Паш!
Конечно, они ждали его. Ровена накрыла в беседке чай, но это так только, одно название — чай, а на самом деле на столе и салаты, и фирменная картошка, которую готовит только его жена, а больше никто на свете. И Павел в очередной раз осознал, что он счастливый человек, и к этому, наверное, никогда не привыкнуть.
— Паш, садись и поешь.
Он кивнул и, садясь за стол, прижал к себе жену, на миг вдохнув ее запах. За свою жизнь он знавал многих женщин — слишком многих, в разных точках мира. Но не было среди них никого, чей запах вот так в секунду сводил бы его с ума.
— Павел, глупости потом. Садись немедленно и рассказывай. — Ника смеялась. — Можешь при этом кушать, это не запрещено.
— Вот спасибо так спасибо, уважила. — Павел достал из рюкзака пачку страниц. — Вы хотели дело об убийстве? Их есть у меня. Читайте и оставьте меня в покое, пираньи.
Три головы заинтересованно склонились над распечатанными страницами уголовного дела, но Павел знал, что они запутаются в крючкотворстве самое малое через минуту. И надо успеть поесть восхитительной картошки с подливкой и салатик тоже.
— Нет, ну так я ничего не пойму. — Ровена нахмурилась, оторвавшись от чтения. — Паш, ты это специально устроил? Ты знал, что мы ничего здесь не разберем!
— Конечно, знал. Это я вам в воспитательных целях принес, чтоб вы знали: я-то как раз все там понял, так что цените меня и ублажайте всячески.
— Я тебя потом ублажу. — Ровена засмеялась. — А уж больше, чем мы тебя ценим…
— Наш великий, непобедимый, несравненный Пашка. — Ника налила ему компота. — Больше просто невозможно.
— Но мы постараемся, о величайший из воинов, коих мир не видел, сам Чингисхан в компании с Александром Македонским, Цезарем и Аттилой-гунном нервно курят под балконом, а Джеймс Бонд спился и стал импотентом, переживая, что он не номер один среди секретных агентов. — Валерия отодвинула страницы. — Так поведай же нам, величайший из смертных, какую весть ты нам принес сейчас, изучив эти богомерзкие страницы?
— Я так, пожалуй, привыкну к восхвалениям, вы потом ко мне и на кривой козе не подъедете, — фыркнул Павел. — Но если судить по тем уликам, что есть в деле, вы правы: Виктория Станишевская не убивала свою сестру.
Раздался тройной возглас удовлетворения, и женщины загалдели все разом, перебивая друг друга. И Павел в который раз за сегодняшний день подумал, что ни секунды не изменил бы в своем прошлом, если оно привело его сюда. В беседку, увитую розами, где спорят три такие разные женщины, лучше которых он не знал никогда.
— Дамы, тихо. — Павел решил возглавить безобразие. — Не нужно шуметь, это плохо сказывается на пищеварении. Я изложу факты, а вы…
— Мам!
Это Тимка идет в беседку, размахивая планшетом. Он почти мужчина, но еще видна грань, отделяющая его от подростка, — осторожно ступает длинными ногами по дорожке, привычно избегая задевать головки цветов, тут и там склонившиеся на дорожку. Скоро эта его двойственность пройдет, и Тимка окончательно превратится во взрослого парня, но пока он еще их с Ровеной ребенок, и пусть оно так бы и оставалось хотя бы еще пару лет, тогда Павел сможет натренировать его настолько, чтобы отпустить в свободное плавание, не боясь каждую минуту за его жизнь.
— Вы так галдите, что всех воробьев распугали. — Тимка подал Павлу планшет. — Я тут слыхал, о чем вы спорили, случайно. И вот смотрите, только что в новостной ленте проскочило.
— «Недавно вышедшая из тюрьмы Виктория Станишевская снова задержана в связи с убийством журналиста». — Павел нахмурился. — Чепуха какая-то.
— И как они так быстро информацию дали? — Ника недоумевает. — Если никто не знал, что она вышла.
— Ну, на самом деле знали многие. Но в данном случае все как раз просто. — Павел чувствовал, как гнев в нем все растет. — Менты сами слили — славы захотелось такой же, как у тех, кто расследовал убийство, в котором обвинили Викторию. На самом деле никакого расследования не было, только шумиха, вот и этим захотелось побыть героями дня. Хуже то, что они ее допрашивать будут уже не как популярную ведущую и светскую даму, а как недавно освободившуюся зэчку, а это две большие разницы. Нужно срочно вытаскивать Викторию оттуда.
