Ровена снова ударила девчонку. Ника подумала, что надо бы вмешаться, но ей было совершенно не жаль мелкую проныру.
— Ладно, вы тут беседуйте, а я пойду лопатку мыть.
— И то дело. — Ровена зло прищурилась. — А мы тут с девушкой потолкуем по душам.
Журналистка затравленно смотрела на свою мучительницу, кажется, до нее начало доходить, что ситуация, в которой она оказалась, плачевна.
— Послушайте, я вас знаю! Вы Ника Булатова, наша газета писала о вашем кафе! — Девчонка всхлипнула. — Вы должны что-то сделать.
— Все, что я хотела бы с вами сделать, детка, моя подруга сделает гораздо лучше. — Ника покачала головой. — Вы пришли сюда, чтобы добить лежачего. А теперь почувствуете на собственной нежной шкурке, каково это, и я думаю, что будет вполне справедливо так с вами поступить.
Ника забрала лопатку и направилась к крану, попутно доставая телефон — нужно было сообщить Назарову, что его сотрудница слишком рьяно принялась выполнять свою работу. Звук новой оплеухи вызвал у Ники злорадную ухмылку.
Некоторым людям иногда нужно преподавать урок.
* * *
Машина почти полностью выгорела. Бережной молча смотрел на суету экспертов, думать о том, что кто-то находится внутри, ему не хотелось.
— Облили бензином, внутри и снаружи, и подожгли. — Эксперт чихнул, потому что запах гари очень сильный. — Андрей Михайлович, внутри два тела, пока больше ничего сказать не могу.
— Даже намека на то, кто это может быть?
— Смогли прочитать номер шасси, машина принадлежит прокурору Наталье Ивановне Скользневой, и нет причин думать, что в машине кто-то другой. — Эксперт развел руками. — Тем более что, насколько я знаю, на телефонные звонки она не отвечает и по адресу проживания отсутствует. А вот кто второй…
Бережной практически уверен, что второе тело в машине — помощник Скользневой, Вадим Труханов, но понимает, что нужно позволить экспертам делать свою работу. И тем не менее эти два тела в машине говорят о том, что кто-то поспешно обрывает ниточки, которые ведут к разгадке старого дела. Скользнева и Труханов знали, кто именно дал приказ рассматривать дело об убийстве Дарины Станишевской, опираясь только на материалы следствия, игнорируя нестыковки и упущения. Скользнева была опытным дознавателем, не могла этого не видеть, но сыграла в поддавки.
И теперь она, скорее всего, мертва, потому что вряд ли обгоревшее до костей тело в машине принадлежит кому-то другому.
— Тут вот что странно. — К Бережному подошел патологоанатом со странной фамилией Норейко, маленький толстый человек в тяжелых очках. — Оба тела попали в машину уже мертвыми, причина смерти — выстрел в голову, у обоих в затылочную часть.
— То есть их расстреляли, отвезли сюда, усадили в машину и подожгли?
— Все именно так и выглядит. И стреляли в них не здесь, потому что при таком выстреле было бы много крови, а вокруг машины нет следов крови.
— Это большой риск — перемещать тела. Может, стреляли в них прямо в машине?
— Вряд ли. Судя по размеру отверстий, стреляли из дробовика. Никто не станет стрелять из дробовика в тесном пространстве машины, и тем более выстрелишь в одного, а второй что, так и будет сидеть, не двинется даже? Нет, их вывезли, обездвижили и расстреляли, потом привезли сюда, усадили в машину и подожгли.
— Дробовик, говоришь? Умно…
— Именно что умно, тут ведь если мы что и найдем — дробь, в смысле, то идентификации она не поддается. К сожалению, жар был сильный, и оба тела сгорели почти полностью, так что вряд ли отыщется материал для идентификации по ДНК, но я постараюсь, конечно.
— Да уж постарайтесь, Семен Львович, потому что очень нужно знать, кто сгорел в этой машине. Зачем было вывозить, поджигать? Драматизм какой-то.
— Не знаю. — Норейко развел руками. — Тут бы останки извлечь, чтоб они в пыль не рассыпались, а думать, зачем все было сделано именно так, я не хочу, это слишком мрачно, если вы понимаете, о чем я говорю. А я избегаю мрачных вещей, они меня морально травмируют.
Норейко поправил галстук и ушел, оставив Бережного наедине с его мыслями.
— Ну да — резать трупы и видеть останки людей каждый день — это не мрачно, а думать об убийце — видите ли, моральная травма для него. — Бережной хмыкнул. — Вот народ…
Генерал направился к машине. Больше ему делать здесь совершенно нечего, сейчас дело за экспертами. И пока не будет их отчетов, Бережной может заняться более полезными делами, раз уж его вытащили из постели посреди ночи.
Водитель, ожидая своего пассажира, курил около машины. Бережной бросил курить несколько лет назад, а до того курил всю жизнь, и, несмотря на то что он бросил, курить ему хотелось постоянно. И тут уж — коса на камень, Бережному было унизительно начать курить снова. Это получилось бы, что какие-то табачные палочки сильнее его.
Его водитель, зная сложные отношения Бережного с табаком, никогда не курил в присутствии начальника. Вот и сейчас прятался, присев за машиной, и курил лишь оттого, что Бережного не видит, а видит толпу экспертов и полицейское оцепление, что означает: начальство занято надолго, можно и покурить.
Бережной шел медленно, не желая обломать человеку кайф и заставить чувствовать неловкость, пусть докурит, выбросит окурок, и уж тогда можно ехать.
Навстречу Бережному двигался Дашкевич, начальник Скользневой. Не то чтоб они с Бережным не ладили, но еще в свою бытность на старом месте генерал иногда сталкивался с Дашкевичем в связи с делами, которые расследовались, и у него сложилось стойкое впечатление, что Дашкевич, хоть и дотошный, но о законе особо не радеет, его больше волнует, сможет ли он прикрыть свою задницу в случае чего.
— Здравствуйте, Андрей Михайлович.
— Здравствуйте, Василий Игоревич. — Бережной кивнул в сторону дымящейся машины. — Машина идентифицирована как принадлежащая прокурору Скользневой, в салоне останки двух тел, стреляные раны в затылочной части головы у обоих. Василий Игоревич, мне нужны все дела, к которым имела отношение Скользнева, и…
— А кто второй? — Дашкевич беспокойно выглянул через плечо Бережного, его лицо еще хранило следы подушки — явно подняли из постели совсем недавно. — Вы говорите — два тела, а второй-то кто?
— Пока не знаем. Думаем, ее помощник Труханов, мои люди не могут его найти.
— О господи! — Дашкевич запустил пальцы в волосы. — Я не могу себе представить, что могло стать причиной этого убийства. Никаких резонансных дел Наталья не вела, в последний год все ее дела были очень простыми: кражи, хулиганство. Ничего, из-за чего можно… совершить такое.
— Но все же мои люди посмотрят. И кабинет ее я велел опечатать.
— Это правильно. — Дашкевич кивнул. — Если еще что-нибудь понадобится, ваши люди получат всяческое содействие. А может… Нет, конечно, домой к ней вы уже кого-то послали.
