— Тоже об этом думала. — Валерия согласно кивнула. — Рона, ты у бабки Ткачевой спрашивала насчет ткацкого станка? Чтоб нам научиться делать эти полосатые дорожки.
— Спрашивала, бабка говорит, что не умеет, но есть в Привольном старуха, которая знает, как это делается, обещала меня с ней познакомить.
— Вот и прекрасно. — Ника подставила лицо солнцу. — Мы солнцепоклонники, девчонки! Вот точно так же древние майя поклонялись Солнцу, представляя его в образе Ягуара, они откуда-то знали о пятнах на солнце. Ягуар был священным животным, считался воплощением бога на земле, потому что мог смотреть на солнце, как и все кошки. Короче, это весьма котоугодная религия, если не считать человеческих жертвоприношений, но я бы некоторых людей тоже принесла в жертву богам, до того они противные.
— Хороша бы ты была, если бы приносила в жертву богам разных паршивцев! — рассмеялась Ровена. — Боги бы сказали: ты что, совсем охренела, зачем ты нам такую заваль суешь? Нет, ты подай-ка нам девственниц, и еще славных парней, а мерзавцев оставь себе. Мы тебе не что попало, а боги, и нам полагается все только самое что ни на есть лучшее!
— Да, тут я как-то не подумала. — Ника вздохнула. — А то бы можно было принести в жертву этих противных Станишевских. Читала я в Интернете, что они о Вике говорили, уму непостижимо! И хватило наглости у папаши к Женьке на работу заявиться! Совсем совести нет у человека.
— Если они закрывали глаза на инцест, то Вика для них и вовсе не существовала. — Ровена по привычке огляделась. — Ладно, пошли. Я Вальку-то предупредила, что мы придем поддержать Вику.
— Смотри, Аленин скутер. — Валерия кивнула в сторону ярко-красного с золотом скутера, прикованного к столбику толстой цепью. — Она до последнего не знала, вырвется ли сюда, еду с нами передала, а вот ведь приехала раньше нас.
— Никогда бы не подумала, что на такой штуке можно так далеко кататься. — Ника разглядывала золотые полосы, блестящие на солнце. — Думала, она только по селу на нем рассекает.
— Отчего же? Если машина в исправности и есть емкость с горючим, то укатить можно довольно далеко, скорость у него вполне приличная. — Ровена подтолкнула подруг к двери. — Пошли, что мы тут стоим, скутер этот каждый день видим.
— Да просто ощущение странное. — Валерия шагнула вслед за подругами. — Я когда приезжаю в Привольное, у меня возникает такое чувство, что это вообще другая Вселенная. Время по-другому бежит, воздух другой… Причем дома, в Озерном, у меня нет такого ощущения. И тут вот я вижу нечто из той Вселенной. Странно это.
Они прошли по гулкому прохладному вестибюлю и поднялись по лестнице. Больница жила своей жизнью, сновали врачи, бродили перебинтованные пациенты, осторожно ступая по ступенькам, — лифт здесь чаще всего занят.
— Ненавижу больницы! — Ника выглядела несчастной. — Вот до чего же противно здесь все устроено…
— Ничего не поделаешь. — Ровена вспомнила свое пребывание в этой больнице. — А я здесь с Пашкой познакомилась. Сюда, вот Викино отделение, сейчас только халаты нам вынесу и бахилы, не то Валька гундеть примется.
Ровена была единственным человеком, называющим грозного Семеныча — Валькой, но таково право двоюродной сестры, и Семеныч с этим мирился — но не слишком мирится с самой Ровеной, считая ее легкомысленной, упрямой и социально опасной. И это, собственно, чистая правда, но далеко не вся, но Семеныч отказывался официально признавать свою неправоту. И хотя после брака Ровены с Павлом, а особенно после рождения Тимки, а потом и Мишки кузены в очередной раз объявили водяное перемирие, но долго ли продлится засуха в джунглях, неизвестно — гроза может разразиться в любой момент, и никто из них в случае возобновления боевых действий не готов уступать.
— Идем, что ли? — Ровена вынырнула из двери отделения в халате и бахилах. — Валька просит поторопиться, там с Викой совсем паршиво.
Ника и Валерия поспешно обрядились в заляпанные зеленкой халаты и, натянув поверх босоножек голубые бахилы, пошли вслед за Ровеной.
— Сейчас завалим туда кучей, она пуще прежнего расстроится. — Валерия вспомнила настороженный взгляд девушки в тот день, когда Алена привела ее в Викин дом. — Рона, что стряслось, собственно?
— Кто-то разместил в Интернете фотографии Вики с синяками и прочими прелестями. Ей швы сняли около часа назад — ну, понятно, что после пластики и побоев там зрелище так себе, и тут бежит медсестра — ей твитнули это фото. Короче, сами понимаете.
— Вот же сволочь! — Валерия ощущала ту холодную ярость, которая иногда посещала ее, а в такие моменты она сама себя опасается. — Знать бы, кто это сделал.
— Я уже Павлу позвонила, он выяснит. — Ровена притормозила у двери палаты. — Все, девчонки, заходим. Будем по ситуации, но насчет журналистки в ее дворе по-любому молчок.
* * *
Вика застыла, как муха в капле янтаря. Так иногда она делала в детстве — просто застывала, надеясь, что родители не заметят ее и оставят с бабушкой, но именно тогда, в конце августа, родители вспоминали о ней. И ее везли в Александровск, который вонял пылью, увядающей травой, осенними кленами и хот-догами, а квартира встречала забытыми запахами. И постель тоже пахла чем-то чужим, и звуки за окном были слишком резкими, грохочущими, и все это означало, что хорошие времена закончились.
Конечно, она понимала, что под повязками ее лицо выглядит совсем не так, как когда-то на экране телевизора. И слева не хватало трех зубов, благо хоть не передних. И больше всего на свете Вика боялась, что ее в таком виде застанет Назаров, но и одной остаться в тот момент, когда снимут повязки и швы, ей было страшно. И конечно же, приехала Алена.
Из зеркала на Вику смотрела опухшая незнакомая рожа с черными и желтоватыми фонарями и синяками по периметру.
— Все не так плохо, как кажется. — Хирург подмигнул Вике. — Через пару недель ты сама в этом убедишься, а месяца через два поймешь, что стала еще красивее, чем была. Заживление тканей идеальное, отеки и синяки скоро сойдут. Нос поболит немного, но вскоре боль пройдет. Все, девушка, я удаляюсь, мавр сделал свое дело — мавр может уходить.
Он ушел, а Вика в отчаянии смотрела на свое отражение.
— Алена… ты скажи Женьке, чтоб не приходил ко мне. — Вика бросила зеркало на тумбочку. — Пусть никто не приходит, я…
Дверь в палату открылась, и заглянули две девчонки в цветных форменных пижамках — видимо, медсестры, но из какого отделения, неизвестно.
— Точно, это она. — Та, что повыше, уставилась на Вику с веселым интересом. — Да, разделали ее, как бог черепаху.
Вторая хихикнула и попыталась сфотографировать Вику, но Алена сориентировалась молниеносно. Ударив ногой по двери, она придавила две любопытные головы, и девчонки испуганно заголосили, на крик прибежал Семеныч.
— Явились Вику фотографировать.
Семеныч с яростью смотрел на двух дурех.
— Вы чьи практиканты?
