— И вы занялись меценатством, чтобы дать шанс детям?
— Конечно. — Ладыжников пожал плечами. — Обо мне многое говорят, и я признаю, что не святой, — и вы отлично знаете, что все состоятельные люди в нашей стране такие же, как и я, а то и похуже. Как говорится, подкладка толстого кошелька сшита из слез. Но я готов это признать, и я готов хотя бы частично искупить, помогая талантливым детям. Их было много за эти годы, и каждым я горжусь, и каждому помогаю, если требуется, никого не выпускаю из виду, они словно и вправду стали моими детьми. Но Вика и Женя Назаров, и еще кое-кто — это мои первенцы, если можно так выразиться. Победители самого первого конкурса. И глядя на то, как они расправляют крылья, данные им богом, я радовался и гордился, и знал, что на правильном пути.
— Я сейчас разрыдаюсь от умиления. — Бережной тонко улыбнулся. — Поверьте, Николай Андреевич, я все это знаю. И я верю, что в данном случае ваши помыслы чисты, — честное слово, в этом я вам верю. Равно как и очень ценю то, что вы делаете на этом поприще. Но сейчас у нас разговор о Вике.
— Да. — Ладыжников смотрел на генерала прямо и уверенно. — Я понимаю вашу иронию. Правда понимаю. Мы с вами сидим в разных окопах. Но то, что касается Вики… Послушайте, она свое наказание получила. Если, конечно, она убила Дарину. Но…
— У меня к вам вопрос. Вернее, даже несколько вопросов. — Бережной решил, что хватит экивоков. — Почему вы не предоставили Вике хорошего адвоката? Знали ли вы, кто стоит за травлей Вики в Интернете? А также — правда ли то, что у Дарины и Никиты Станишевских были отношения совсем не как у брата и сестры? Что вы мне на это скажете?
Ладыжников посмотрел на генерала озадаченно, и Бережной понял, что некоторые вопросы застали его врасплох.
«Он не знал об инцесте. — Бережной поднялся и включил чайник, расставил чашки, позволяя гостю собраться с мыслями. — И до последнего времени он понятия не имел о травле, и вряд ли до сих пор понимает, что такое сегодня Интернет. В этом плане мы с ним похожи, оба — вымирающий вид».
— Могу я предложить вам чаю?
— Чаю… — Ладыжников покачал головой. — Да, пожалуй, я выпил бы чаю. Спасибо, что дали мне время собраться с мыслями. На вопрос об адвокате у меня есть ответ. Когда все произошло, я был за границей, а мой помощник не доложил мне о ситуации, и когда я вернулся, многое уже нельзя было исправить.
— Только повлиять на решение суда и обеспечить минимальный срок с амнистией, и отсидку на зоне с мягким режимом?
— Да. — Ладыжников хмуро кивнул. — Я не буду отпираться, мы с вами сейчас на одной стороне. Конечно, я постарался обеспечить Вике безопасность в местах лишения свободы, но все же она несколько раз пострадала. К сожалению, я не учел того, что это ее сломает. Тонко чувствующая девочка, очень ранимая, очень открытая ко всему доброму, — и вдруг попасть в такую передрягу, оказаться в колонии, я не учел, что это станет для нее тем, чего она не сумеет пережить. Я тогда этого просто не понимал, а сейчас понимаю. И об этой травле я не знал… Вернее, что-то такое мне докладывали, но я не придал тогда значения. Вы понимаете, все эти игрушки с Интернетом… Да я представить себе не мог, что это повлечет какие-то серьезные последствия! А когда понял, то уже было поздно, вред уже нанесен. Ну а насчет Дарины с Никитой… Я не могу в это поверить. Я знаю семью Станишевских, и, если не учитывать их отношение к Вике, это дружная, сплоченная команда. Быть того не может, чтобы… Да ну! Как вам такое только в голову пришло?!
— Для наркобарона и заказчика нескольких убийств вы слишком щепетильны, Николай Андреевич.
Бережной разлил чай по чашкам и достал вазочку с конфетами.
— Угощайтесь.
— Спасибо. — Ладыжников смотрел на Бережного сердито. — Первое утверждение спорно, и мы его пропустим, и никаких убийств я не заказывал. Я читал эти измышления в Интернете — они стали появляться примерно тогда, когда осудили Вику. И я понятия не имею, кто и зачем распространяет подобные слухи. Даже если в смертях этих несчастных и есть что-то подозрительное, даю вам слово: я не имею к этому никакого отношения. Послушайте, мы с вами сейчас говорим откровенно… Ну, по возможности. Эти люди мне не мешали, просто досаждали, но все это было решаемо, и сплетни, которые бродят среди обывателей, сначала меня забавляли, а сейчас я думаю, что они могут мне навредить. Знать бы, кто распускает эти слухи…
— А вы просто белый и пушистый.
— Нет. — Ладыжников взял из вазочки конфету и развернул ее. — «Белочка», надо же. С детства люблю. Я не утверждаю, что белый и пушистый, но те смерти — не на моей совести. Скорее всего, что и ни на чьей. Ну ладно еще авария или суицид, можно каким-то образом это устроить при желании, но столбняк! Рита любила ездить верхом и накануне поранилась на конюшне, а прививку делала давно, вот и… Как я мог заразить ее столбняком, сами подумайте?
— Ну, я могу с ходу несколько способов назвать. — Бережной хмыкнул. — Но мы не станем в это углубляться, недосуг.
И снова Бережной подумал о том, что склонен поверить Ладыжникову. Несмотря на его одиозную репутацию, Коля-Паук чем-то импонировал генералу, и сейчас их разговор протекал во вполне конструктивном русле.
— Так вот насчет Дарины и Никиты. Откуда это стало известно? — Ладыжников пытливо ждал ответа. — Сомневаюсь, что вам это сказали Валерий или Раиса.
— Нет. — Бережной усмехнулся. — Информация исходит от вашей дочери.
Видеть Колю-Паука сраженным наповал — редкое зрелище, и Бережной почти гордился, что в конце своей жизни сможет сказать: я это видел.
* * *
Назаров редко ощущал себя беспомощным, но сейчас был именно такой момент. Он словно уперся в стену, и что делать дальше, не знал.
Толпу, собравшуюся перед больницей, задержала полиция, присланная по личному приказу Бережного. Всех митингующих погрузили в автозаки и повезли в отдел, где каждый из них был опрошен на предмет участия в несанкционированном массовом мероприятии и направлен в суд. Но открытым оставался вопрос — кто и зачем снова раскручивает маховик травли? Ответа на него не было, потому что записи с нескольких аккаунтов, зарегистрированных из-под анонимайзеров, отследить он не мог.
Образ действий был все тот же: созданы аккаунты, поднимающие определенную информационную волну. Только теперь Зайковский мертв, а пунктуационные ошибки, допускаемые в тексте интернет-сообщений, все те же. А это значит, что под ником Морган прятался не только Зайковский, и его подельник жив.
Значит, Зайковский лгал, что материала о Виктории никто не видел. И если бы это помогло делу, Назаров сейчас выкопал бы его из могилы и облил негодяя помоями.
А еще Вика не захотела, чтобы он приезжал к ней в больницу. Это было точно так же, как когда он приехал к ней в колонию, и она сказала: больше не приезжай. Даже не ему сказала, а передала через Алену. И хотя сейчас это не колония, а больница, но Вика отказалась встречаться с ним.
Конечно, он видел в Интернете фотографии ее лица, покрытого синяками, со страшными отеками вокруг глаз. Это вообще не было похоже на Вику, и если она сейчас выглядит именно так, то он понимает, почему Вика не хочет, чтобы он приходил. Она не хочет, чтобы он видел ее такой. Она не верит, что он будет любить ее, что бы ни случилось, невзирая на то, какое у нее лицо.
