— И как…
— Как я выжила? — Вика зло засмеялась. — Я сделала так, что досаждающие мне дамы начали вдруг гибнуть одна за другой. Драки, да — о, эти женские драки с заточенными предметами. Женщины более жестокие по своей природе, а места лишения свободы превращают их в нечто настолько мерзкое, что их первичными инстинктами очень легко руководить. И дерутся они более жестоко, и это очень удобная вещь, понимаешь? Если знать, кому и что сказать — так, словно невзначай, или какой слух пустить — да так, что никто не отследит источник этого слуха, ну и прочее. Конфликты вспыхивают очень легко, там это было даже проще устроить, потому что ай-кью контингента гораздо ниже, чем на телевидении. Я знаю, что ты не ожидала такого, но если ты здесь, то я должна тебе сказать, иначе нечестно.
— Я не понимаю. — Ровена смотрела на Вику со страхом. — Я не понимаю, как…
— Конечно. — Вика с грустью заметила, что Ровена даже от нее попятилась. — Я работала на телевидении. Это тоже в некотором смысле зона, и правила там примерно такие же, просто не все так прямолинейно. А я там не просто выжила, я сделала там карьеру, и очень рано. И не только потому, что Николай Ладыжников стоял за моей спиной. Манипулировать людьми очень легко, если знаешь их слабости, скрытые желания, подсознательные страхи, какие-то тайны, печали, а для этого нужно смотреть и уметь видеть, и делать выводы.
— И… сколько их было — тех, кто… Ну, кто дурно с тобой обходился?
— Достаточно. — Вика смотрела на Ровену, и той было неуютно под ее взглядом. — Достаточно для того, чтобы за полгода люди поняли: досаждать мне не надо. Но никто из них меня даже не заподозрил, все считали, что за мной есть некая третья сила.
— А разве нет?
— Нет. — Вика покачала головой. — Мои привилегии, которые обеспечило влияние Николая Андреевича, касались работы в местной библиотеке, я не драила толчки, не работала в цеху, ну и охранницы больше никогда не били меня, но остальное — это я сама. И я выжила, но это не значит, что это хорошо. Потому что выжила только та часть меня, от которой ты сейчас в ужасе шарахнулась, хотя сама замужем за очень похожим типом.
— Я не шарахнулась.
— Ну, ты меня-то совсем за дуру не держи. — Вика горько улыбнулась. — Самое смешное знаешь что? Я бы убила эту грязную тварь сейчас. Просто за то, что она — маленькая гадина, которая с детства досаждала мне. Но тогда это было не моих рук дело. А сейчас — да, я бы и не задумалась.
— Да, мне Паша сказал. — Ровена взяла себя в руки. — Как ты узнала, что… Ну что между ними все это происходит?
— Элементарно. Просто увидела. — Вика презрительно поморщилась. — Зашла в спальню, а они… Я тогда и представить себе не могла, что такое возможно. Я просто глазам своим не поверила. И я была настолько глупой, что побежала с этим к родителям.
— А они все знали.
— Да, они все, оказывается, знали. — Вика снова взглянула на Ровену, и в ее взгляде была только горечь. — Я ведь до этого всегда считала себя чем-то вроде человека второго сорта. Я ведь не могла заниматься спортом, я даже от занятий физкультурой в школе была освобождена. А они такие успешные, целеустремленные, и эти вечные разговоры — о сборах, о соперниках, о новых системах тренировок — было ощущение, что я живу посреди спортивной команды и торчу там, как больной зуб. Дарина — идеальная дочь, Никита — молодчина и вообще бравый парень, и тут такое недоразумение, как я. И вдруг на меня свалилась эта грязная тайна. Это был какой-то невероятный когнитивный диссонанс, понимаешь? И когда мать сказала, чтобы я не смела даже заикаться об… ну, об этом… Я тогда поняла: они с отцом все знали, но так им было удобнее. И я не смогла дальше жить с ними в одной квартире. Им было даже выгодно такое положение дел, это же ужасно, а они — как будто так и надо.
— В смысле?!
— Да в смысле — чем ловить близнецов по отдельности, и чтоб Никита не намотал триппер, а Дарина не пропускала тренировки, чтоб никто не забеременел и не добавил проблем, а так ребятки трахаются между собой, все тихо и шито-крыто, все довольны. Мне тогда многое высказали — и что я неудачница, и что всегда только мешала, и что из-за меня у матери карьера закончилась раньше, чем предполагалось… В общем, проще было просто уйти, и никто меня не останавливал, если ты понимаешь, о чем я. Ну а бабушке я рассказала, что поссорилась с ними и больше не вернусь, а она и рада была, что я останусь жить с ней, мы же всегда этого хотели. Тут Женька тогда жил, ну и Аленка тоже здесь, и Юрка ее. Мы с Женькой вместе ездили в универ и обратно домой, и много чего делали вместе тогда…
Вика вздохнула, вспоминая те несколько счастливых лет, когда она наконец не была вынуждена жить в родительском доме, а в Привольном ее ждали натопленная печка, кошка Мурка на бабушкиных коленях, и все, кого она любила, были рядом.
— А потом оно как-то само все сошло на нет. — Вика закрыла глаза, и Мурка снова шла к ней со стороны леса. — Когда Женька начал работать в газете, написал первую книгу, разместил ее в Интернете, она вдруг стала очень популярной, ее перевели на несколько языков. Мы так радовались, ведь писательство — тяжелый труд и часто неблагодарный, а тут сразу такой успех! Он поехал на презентацию во Франкфурт, там ежегодная книжная ярмарка проходила, и подписал контракт еще на две книги. И вторую ему нужно было писать в Париже, окунуться в атмосферу, так сказать. А мне вдруг дали собственную программу, и через некоторое время мне стали приходить письма, меня начали узнавать на улице — а Женька этому не радовался. Я радовалась его успеху, а он моему — нет. Тогда, наверное, все пошло не так. Вдруг стала появляться Дарина: то на студию заявится, то в университете меня встретит, и все с разговорами какими-то, трижды ненужными.
— Какими?
— Да глупости. — Вика вздохнула. — Вот я не понимаю, я не так все поняла, и нужно уметь мыслить не стереотипно, тем более что я такая известная журналистка, а предрассудки как у старухи, и бла-бла-бла. Она была мне неприятна, понимаешь? У нее тогда как раз карьера гимнастки закончилась, и она маялась дурью, ища себе попутно мужа, благодаря которому займет определенное положение, ей казалось, что я вращаюсь среди таких людей. Ну, отчасти это было правдой, но я совершенно не собиралась восстанавливать родственные связи, которых не было. То она не замечает меня вообще или поливает презрением, а тут бегает за мной, пытаясь что-то от меня получить взамен на мифическое восстановление каких-то несуществующих связей. Подсылала ко мне Ирину…
— Ирину?
— Дочь Ладыжникова. — Вика засмеялась. — Хорошая девочка, но когда она пошла на факультет журналистики, над ней реально хохотали.
— Почему?
— Рона, она никакой не журналист, это не ее. Не помогли ни репетиторы, ни усиленные занятия. Хотя формулировать мысли она кое-как научилась, но это уровень новостного ресурса для толпы, где просто подаешь новость и примитивно комментируешь ее, часто на грани оскорбления, и все. Они с Дариной вроде как в детстве немного дружили, а потом Ира поступила в универ и тогда уж прилипла ко мне. Она реально думала, что если таскается за мной и надоедает тупыми вопросами, это значит, что мы с ней подруги. Она звонила мне, спрашивала, как мои дела, какие планы на вечер, куда-то приглашала, а я в толк взять не могла, с чего все эти танцы с бубном, пока однажды не увидела ее с Дариной. Они целовались. Целовались, представь себе! Ты знаешь, я не терплю всей этой нечистоплотности, вот хоть назови меня ханжой, а не терплю. Я просто стала избегать Ирину, только до нее не очень все это доходило, вот как о стенку горох. А Николай Андреевич был доволен нашей дружбой — ну, он думал, что мы подруги, а я не хотела его обижать, потому что кем бы его ни считали, он сделал для меня больше, чем кто бы то ни было. Он предоставил мне шанс и помогал как мог. Я не могла ему рассказать всего, а уж о том, что видела, — тем более, но я стала втройне осторожна. Дарина была подлая тварь, очень хитрая, умела прикинуться овечкой, умела мгновенно мимикрировать, и ее тощенькая убогая фигурка хронической гимнастки, волосы, собранные на макушке, глазки трогательно распахнуты, еще и рот приоткрыт — типа, смотрите, я наивная хрупкая девочка, защищайте и берегите меня! Но я ее насквозь видела, вот что. Ну и то, что у них что-то с Иркой было… В общем, ты понимаешь, как это выглядело.
