— Аленка ехала в кафе, куда ей было деться? Разве что скутер забарахлил. — Глаза Вики потемнели. — Ты езжай к Юрке, а я поищу Алену. Она, может, напрямки пошла через овраг, а телефон или разрядился, или посеяла. А то и в балке сейчас, там телефон сигнал не ловит, ты же знаешь. Так что ты езжай и будь с Юриком, поддержи его и помоги чем сможешь.
— Ладно, ты права, я поеду туда. А ты, когда Алену найдешь, сразу звони, я на связи.
Назаров побежал к машине, на ходу набирая номер Павла Олешко. Именно Павел вызывал у него наибольшее доверие, и Назаров хотел, чтобы Павел знал о происходящем.
Вика заперла дверь и спрятала ключ в дупло груши, растущей около дома. Она никогда не брала с собой ключ, чтобы не потерять, — ищи его тогда, или железную дверь придется резать.
Обувшись в резиновые сапоги, Вика взяла хворостину и пошла в сторону леса, посреди которого на несколько километров тянулся овраг, с переходами и скалами, как Большой Каньон.
С того самого момента, когда начали ворошить старое дело с убийством Дарины, Вика ждала чего-то такого. Но как объяснить человеку, который сейчас держит у себя Алену, что все это расследование было против ее воли, она знала. Что за этим последует? Как объяснить, что если бы не убийство журналиста, ничего бы не всплыло.
Но сейчас где-то там Алена.
Вика вошла в лес, вдохнула знакомые запахи. Это, собственно, рукотворный лес, посаженный когда-то именно из-за оврага, чтобы он не разрастался. И акации сделали свое дело, овраг прекратил расти, а лес колыхался на протяжении сотен гектаров, и уже на ее памяти эти деревья значительно выросли, закрыв кронами крыши и антенны улицы, находящейся за оврагом.
В детстве они с Аленой любили бродить здесь, знали все тропинки, и где какие ягоды и гнезда, тоже знали, и Вика любила запах прелой листвы и влажных зарослей чистотела, и тишину, которая окутывала, как ватным одеялом.
За кустом бузины блеснуло золото — Вика сжала кулаки. Это Аленин красный скутер с золотыми полосами, и она ни за что не оставила бы его здесь, она не стала бы ехать в лес на скутере. Значит, Алена там, где не работает сотовый.
Было в овраге такое место, там отчего-то начинали барахлить часы, и трава росла странная, чахлая какая-то, но рядом была расщелина, где с войны еще ржавели куски старого оружия: багнеты, части винтовок со штыками, обломанными и ржавыми, они были почти присыпаны землей, но и Вика, и Алена знали, что они там. Иногда они рылись в этой куче, но когда обнаружили череп с дыркой, перестали. И приходить перестали, хотя неподалеку был хороший родник.
Вика шла туда, смело ступая по траве ногами, обутыми в синие резиновые сапоги до колен, в которых она обычно мыла машины. Хворостина так, больше для порядка, в этих сапогах ей по любым зарослям можно свободно ходить, разве что встретится полоз. А эту тварь сапоги не остановят, он бросается на человека сразу, причем норовит укусить в лицо, и Вика думает, что только укуса полоза ее лицу сейчас и не хватает. И хотя полоз не ядовит, но этот двухметровый змей ударом хвоста может ноги перешибить, если захочет.
Только сейчас Вике на это плевать.
Назаров пропустил момент, когда ей пришла эсэмэска: «Тебя предупреждали, теперь ищи ее». Конечно, она все поняла, а уж когда Юрий сказал о пожаре в кафе, она сообразила: Алену выманили из дома и перехватили по дороге, и она сейчас у убийцы. Зато лучшего места, чем горящее кафе, чтобы удержать Назарова под присмотром, не найти. Пусть едет туда и будет с Юркой, тот его защитит в случае чего.
Вика спустилась в овраг, она почти бежала по пологому склону, росистая трава скользила, и сапоги тянули Вику вниз, как доска для серфинга, и все змеи, которые, возможно, и попались на пути, сейчас либо улепетывают куда глаза глядят, либо валяются в обмороке.
Спрыгнув на дно оврага, Вика побежала в сторону родников. Если ее предположение верно, Алена должна быть еще жива, но надолго ли это? Вика нырнула под ветки, свисающие с дерева, почти вывороченного из земли, но все еще живого — оно выросло на склоне и под собственным весом упало, но ветки были зеленые, дерево боролось за свою жизнь, его корни, почти полностью вышедшие на поверхность, продолжают тянуть из земли влагу и питательные вещества, но Вика знает: придет зима, и дерево не переживет холодов.
Но до зимы еще далеко.
— Алена!
Викин голос звучит приглушенно в густом влажном воздухе. Где-то вверху уже проснулись птицы, и Вика слышит их звонкие голоса и думает о том, что утром голоса птиц особенно чистые.
— Аленка!
Вот расщелина с кусками железа, а дальше влажная глина, скользкая и холодная, — родники по весне здесь все залили, и до сих пор не высохло. Вика поскользнулась и, не удержавшись, шлепнулась, в последний момент смягчив падение, ухватившись за корень дерева, свисающий откуда-то сверху.
— Да, элегантность ты растеряла.
Голос этот Вике знаком, но ее глаза ищут Алену.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов.
— Да к черту! — Вика оглядывается. — Где Алена?
— А где ей быть?
Конечно, где ей быть. Вика обогнула кучу валежника, лежащего с незапамятных времен и словно окаменевшего. Дальше должна быть небольшая поляна, но она могла и зарасти, Вика уже давно не была здесь.
Алена лежит на влажной глине, руки и ноги ее связаны, рот заклеен, но она жива, ее синие глаза яростно блестят, она смотрит на что-то за спиной Вики, и ей не надо поворачиваться, чтобы понять, что там. Вернее, кто.
— Ну, здравствуй, ласточка. Что ж ты мне так и не позвонила?
— Привет, Ира. — Вика не хочет поворачиваться, но ей придется. — Далеко же ты забралась.
Она все такая же, какой Вика ее запомнила, — высокая, очень худая, короткий нос и небольшие пухлые губы на лице в форме сердечка, и каштановое каре, обрамляющее это лицо, очень идет ей.
А нож в руке не идет.
— Забавно. — В глазах у Ирины презрительное удивление. — И это тебе Назаров сохранял верность! Хотя он хорош, знаешь?
— Конечно. — Вика дотронулась до своего лица. — Ничего, скоро все придет в норму. До свадьбы заживет, в прямом смысле слова.
— Ах да, свадьба. — Ирина засмеялась сухим искусственным смехом. — Я смотрю, он и кольцо тебе купил. Ну, не в этой жизни, ласточка. Если он не достался мне, то тебе уж точно не достанется. Ты, наверное, думаешь — почему, за что?
— Ну, это как раз не секрет. — Вика пожала плечами. — Папа, который уделяет внимание чужим детям, талантливым и ярким, и дочка, которая — ну, просто дочка, без особых талантов. Хотя твой талант совершенно особый, не так ли?
— Раньше ты такой умной не была.
— На самом деле — была. — Вика понимает, что нужно тянуть время во что бы то ни стало. — Я отлично все понимала еще тогда, когда вы с Дариной так трогательно дружили, и если Никиту ты могла ей простить, то Игоря — ни за что. А она хотела быть с Игорем, и знаешь, я думаю, рано или поздно добилась бы своего, она была молодая и тощая, Игорь таких очень любит. А ты не могла ей позволить этого.
