Совещание вместе с тем показало разброс в оценках как сил восставших, так и сил противника, в расстановке которых у бывших советников ясности не было. Различия также возникли и в оценке личностей руководителей восстания Е Тина и Хэ Луна – бандиты или партизаны (или это одно и то же), и насколько на них можно рассчитывать. В целом же военные советники, в равной степени как и представители Коминтерна, в августе 1927 г. оказались за бортом происходивших событий. Они не только не смогли воспрепятствовать авантюре, предпринятой по призыву КПК, которая привела к истреблению коммунистических кадров в войсках НРА, но и поддержали ее, по крайней мере в лице главного военного советника В. К. Блюхера, который даже поднял перед Москвой вопрос о материальном снабжении восставших. Опять-таки сказалась неадекватная оценка обстановки, исходившая из дефицита информации.
Отдельные разрозненные, потрепанные в боях воинские части дошли из Наньчана до Сватоу, где и были в 10-х числах октября окончательно разбиты. В походе «наньчанцев», вплоть до Сватоу, принимал участие М. Ф. Куманин, советник 20-го корпуса Хэ Луна.
14 октября Р М. Хитаров, представитель Исполкома КИМ в Китае, писал в Москву: «Под Сватоу нас разбили, разбили так основательно, что армия, на которую мы возлагали столько надежд, перестала существовать, если не считать несколько разрозненных отрядов. Причины? Их много: противник оказался сильнее и умнее, чем ожидали; армия была уставшая и голодная; руководство ее в военном отношении было достаточно бесталанным; и, наконец, мы не сумели, не успели поднять крестьянство в достаточной степени, чтобы оно смогло встать защитной стеной вокруг армии».
Главный просчет оказался в оценке готовности крестьянства к аграрной революции, не говоря уже о понимании общей ситуации в стране.
Общая антикоммунистическая настроенность гоминьдановских лидеров и гоминьдановского генералитета оказалась недостаточной базой для подлинного политического единства. Казалось бы, разрыв с китайскими коммунистами и стоявшими за ними Советским Союзом и Коминтерном с их неприемлемыми рецептами революции должен был устранить постоянный источник раздражения между Уханем и Нанкином и открыть путь к объединению враждующих сторон. Причем, как представлялось, существовало только два полюса: один группируется вокруг Чан Кайши, другой – вокруг Ван
Цзинвэя и Тан Шэнчжи, случайно и ненадолго оказавшихся в одном лагере. Однако обстановка в Китае оказалась многополярной. И с уходом советских военных и политических специалистов, которые, как выяснилось, выступали в том числе и в роли стабилизирующего, сдерживающего фактора в Южном и Центральном Китае, эта обстановка мгновенно проявилась, положив начало длительной полосе милитаристских междоусобиц и непрекращающихся раздоров в самом Гоминьдане.
Прежде всего заявила о себе крупнейшая (помимо уханьской и нанкинской) гуансийская региональная военно-политическая группировка Гоминьдана во главе с генералом Ли Цзунжэнь153, которая контролировала Гуандун. К ней примыкали также генералы Бай Чунси и Ли Цзишэнь154. И гуансийцы, и уханьцы добивались ограничения власти Чан Кайши. Гоминьдановские генералы проявляли самостоятельность и в других провинциях. Все эти группировки имели в целом общую и достаточно аморфную социальную базу, однако некоторые политические различия и в большей степени личные амбиции вели к острой межгрупповой борьбе. Учитывая, что Гоминьдан пытался продолжать Северный поход и вел войну с северными милитаристами, в стране сложилось положение «война всех со всеми».
В июне 1927 г. Чжан Цзолинь объявил об образовании военного правительства в Пекине и провозгласил себя «генералиссимусом всех сухопутных и морских сил Китая». Принципы политики Чжан Цзолиня в отношении иностранных держав были особо объявлены в Манифесте о международных отношениях, в котором Чжан Цзолинь заявлял, в частности, следующее: «Я хочу, чтобы Китай занимал место в семье наций, на которое он имеет право в силу масштабов его территории, его населения и ресурсов. Я хочу, чтобы суверенитет Китая уважался другими нациями. Неравноправные договоры должны исчезнуть навсегда и должны быть заменены другими, которые лучше соответствуют современной обстановке. Я не вижу причин к тому, чтобы эти вопросы не могли быть урегулированы мирным путем на мирной конференции… Мы, китайцы Северного Китая, являемся такими же националистами, как наши южные соотечественники. На самом деле мы являемся ими гораздо больше, ибо наша политика в следующем: Китай – китайцам, но не Китай – красным».
Таким образом, Чжан Цзолинь адаптировал в своей политике опыт национальной революции. Под флагом национализма Чжан Цзолинь проводил и кампанию борьбы против коммунизма. Его программа как во внутренней, так и во внешней политике обнаружила значительное влияние программы Гоминьдана. Национализм Чжан Цзолиня являлся также и тактическим средством для достижения мира с Чан Кайши.
Вскоре после образования военного правительства Чжан Цзолинь издал указ о прекращении военных действий и восстановлении мира. Одновременно в циркулярной телеграмме он впервые заявлял о единстве своих взглядов с «народными принципами» Сунь Ятсена, объявляя себя продолжателем его дела, а свою антикоммунистическую кампанию – последовательным завершением этого дела. Принимая «три народных принципа», Чжан Цзолинь предупреждал, что они ни в коем смысле не могут быть идентифицированы с коммунизмом, и это было его главным условием урегулирования отношений с Чан Каши.
Однако Чан Кайши не принял условий мира с Чжан Цзо-линем, так как ни с кем не собирался делить власть и не сомневался в своей победе.
Гоминьдановские генералы настаивали на полном примирении Чан Кайши с уханьским правительством и на совместном отпоре северянам. В этой ситуации Чан Кайши 12 августа 1927 г. демонстративно подал в отставку с поста главкома и уехал в Японию устраивать свои личные дела. Выражать свой протест отъездом было любимой манерой Чан Кайши (и не только, достаточно вспомнить Ван Цзинвэя). Все зависело лишь от сроков отсутствия.
В Японии в то время находилась невеста Чан Кайши, сестра вдовы Сунь Ятсена – Сун Мэйлин155, представительница влиятельной в Китае семьи Сун. Все четверо детей (сестры Айлин, Цинлин и Мэйлин и брат Цзывэнь) основателя семьи Суна Чарльза, составившего состояние на торговле Библией, получили образование в США.
Старшая сестра, Сун Айлин, помогала Сунь Ятсену в работе в качестве секретаря. Сунь Ятсен, по словам современников, был натурой очень романтичной. Пребывая изо дня в день в обществе Айлин, он почувствовал привязанность к своей секретарше. И настал день, когда доктор попросил у Суна Чарльза руки его дочери. Сунь был женат и имел несколько детей, но утверждал, что добьется развода без проблем. Однако ему отказали, и Айлин прекратила встречи с Сунь Ятсеном. Вскоре она дала согласие на брак с молодым бизнесменом Кун Сянси, ставшим впоследствии крупным шэньсийским финансистом. Его семья имела отдаленное отношение к клану самого Конфуция.
Сун Цинлин156 заняла место своей сестры в качестве секретаря у Сунь Ятсена. Он стал для нее кумиром, когда она была еще совсем маленькой. Будучи в США, Цинлин много слышала от своих родителей о Сунь Ятсене. Революция 1911 г. наполнила ее гордостью от сознания того, что она знакома с известным китайским революционером, и она ощутила страстную потребность служить ему. На сей раз Сунь Ятсен развелся, и Сун Цинлин стала его спутницей на всю оставшуюся жизнь, пропагандистом и наследницей его идей. Все члены семьи Сун приняли кандидатуру нового члена клана – Чан Кайши. Все, кроме Сун Цинлин.
