Необходимо дать отчетливые политические директивы Центральному комитету ККП, в частности в вопросе о крестьянском движении, дать лозунг полного разворачивания крестьянского движения под лозунгом «национализация земли».
Причина неадекватной оценки подготовки и хода восстания – отсутствие источников информации, по словам самого Берзина – «отрывочные данные наших источников». А информация докладывалась тогда, когда ничего изменить уже было нельзя – восстание в Кантоне было разгромлено.
Если Семенов и располагал информацией, то он, как и его предшественник Аппен, не считал нужным докладывать ее в IV управление. А от него, как и в случае с его предшественником, никто этого и не требовал.
Уже после подавления Кантонского восстания С. С. Иоффе, секретарь наркома по военным и морским делам и председателя РВС, в своем письме от 6 января 1927 г. В. И. Соловьеву (настоящая фамилия Райт), заместителю заведующего Восточным отделом ИККИ, сделал два вывода:
«1) Мы не собирались справлять именины и на Антона, и на Онуфрия. У нас была определенная точка зрения, мы ее защищали. Вместе с тем, когда началось восстание, мы никогда не говорили: не надо браться за оружие.
2) События показали, что мы плохо информированы. Теперь источники информации почти иссякли. Важнейшая задача – наладить информацию».
Первый вывод свидетельствовал о том, что военное ведомство не подталкивало китайских коммунистов к выступлению, но и не отговаривало от восстания. Второй же вывод не нуждается в комментариях – это прямой упрек, в том числе и в адрес разведки.
15 февраля 1928 г. по возвращении в Москву Семенов выступил на заседании «военных работников», судя по всему в IV управлении Штаба РККА, специально посвященном причинам поражения «Кантонской коммуны». К числу объективных факторов, послуживших причиной поражения, Семеновым были отнесены следующие:
– «Большой перевес военных сил противника» (на стороне «красных» был учебный полк, насчитывавший 1200 винтовок, и была организована «красная гвардия» – 2000 человек, состоявшая из членов различных профсоюзов; в «красной гвардии» было очень мало оружия – всего 29 маузеров и 200 бомб);
– «Неумение рабочих владеть оружием (процентов 75) и строить баррикады: во время атаки рабочие, за неумением владеть оружием, стреляли по своим солдатам»;
– «В момент восстания объединились все реакционные силы»;
– «Слабость нашей военной организации; работа среди армии противника все время была архискверной».
«Все эти объективные факторы, – писал Г. И. Семенов, – были известны Ревкому, когда он принимал решение о восстании».
К субъективным факторам, послужившим причиной поражения, Семеновым были отнесены вопросы тактики, в том числе и такой фактор, как непродуманность до конца плана восстания. По его словам, не рассматривался вариант быстрого подхода частей противника («Если бы в нашем распоряждении было бы хотя бы 3–4 дня», – говорил Семенов); не удалось захватить от 12 до 15 тыс. винтовок, чтобы организовать армию в 15 тыс. человек; не подошли крестьянские отряды из Хайфэна в количестве 3000 вооруженных человек, на которых так рассчитывали; не были предусмотрены пути отхода в случае поражения и т. д. Тем не менее, по убеждению Семенова, «…ревком правильно сделал, что решил выступить».
Безусловно, это была авантюрная и ошибочная акция, которая поставила крест на отношениях Советского Союза с нанкинским правительством и привела к закрытию советских консульств на подконтрольных ему территориях, тем самым на шесть лет (до установления советско-китайских дипломатических отношений в 1933 г.) лишив Разведупр возможности вести разведку с легальных позиций.
После восстания в Кантоне (11–13 декабря 1927 г.) было закрыто генконсульство в Ханькоу, после чего его сотрудники были высланы в СССР Не избежал этой участи и В. Т. Сухоруков. Здесь так и не были предприняты попытки создать нелегальную резидентуру, которой можно было бы передать имевшиеся связи; не была создана таковая и в Шанхае.
Влас Степанович Рахманин («Марк») прибыл в Шанхай только 2 августа 1927 г. и был назначен секретарем генконсульства вместо Борового. Боровой стремился работать в китайских частях, поэтому он выражал желание поехать в Кантон. В Шанхае он себя не видел. «Пусть едет в Кантон», – наложил резолюцию по этому поводу Я. К. Берзин на телеграмме из Шанхая.
В середине августа в Шанхае находился агент из Тяньцзина, владелец лавки. Через него была предпринята попытка установить связь с тяньцзиньской агентурной сетью. До сих пор не было полной ясности, провалена она или нет после налета на пекинское посольство. Как выяснилось впоследствии, отдельные агенты тяньцзиньской резидентуры не были затронуты провалом (включая и вышеупомянутого владельца лавки) и были включены в шанхайскую агентурную сеть.
Рахманин тем временем настаивал на прибытии нелегального помощника резидента Рихарда Штальмана («Рихарда»)197 и одновременно просил прислать вербовщика с опытом работы для того, чтобы начать разведку «у англичан и японцев».
В состав все еще легальной резидентуры под «крышей» генконсульства в Шанхае входили (помимо Рахманина) переводчики Портнов (сотрудник генконсульства) и вновь прибывший Яранцев (сотрудник торгпредства), а также сотрудник агентства КВЖД в Шанхае Горбатюк («Громов»).
Был еще один сотрудник резидентуры из недавно прибывших – переводчик генконсульства, «некий Ещ.». Рахманин предпочитал не привлекать его к агентурной работе, так как тот был полностью неподготовлен к ней. Были у Рахманина и к Портнову претензии, связанные как с отсутствием у того агентурного опыта, так и с неудовлетворительным знанием китайского языка.
О каком-либо переводе зарубежной работы на «нелегальные рельсы» говорить не приходилось.
8 сентября 1927 г. Рахманин информировал Центр о постоянной слежке за Портновым, что являлось результатом полуторагодовой несовершенной конспирации. В этой связи рискованно было привлекать его к агентурной работе. Ко всему прочему, Портнов был еще малограмотен и не знал местного наречия, потому не мог быть привлечен к непосредственному руководству агентурой. Предлагалось направить в Шанхай другого переводчика; Портнов же, по словам Рахманина, более подходил для работы на Севере Китая. Странно, в Шанхае не пригоден работать, а для работы на Севере Китая вполне соответствует.
В середине сентября Рахманин сообщил в Центр, что им посланы два агента-вербовщика в Нанкин, а также в Шандунь «для организации работы по части местной сети». В качестве запасного резидента он просил срочно командировать иностранца с опытом работы.
Спустя неделю Рахманин прислал в Центр описание агентурной сети шанхайской резидентуры, в составе которой значились следующие агенты:
«Жорж», «ценный информатор», – секретарь командира 2-го корпуса, имел хорошие связи в верхах, был образован, владел иностранными языками;
«Петров», бывший переводчик из группы 2-й национальной армии, вербовщик, работал в Тяньцзине;
