Однако Корсаков считал, что из-за постоянного не отпускающего ее напряжения она на самом деле не видит и не фокусируется на настоящих опасностях, поскольку прокручивает в голове мнимые. Сама на трассу она не выезжала никогда и ни при каких обстоятельствах. Ее личный рекорд — пятьдесят километров до дачи родителей — она совершала только летом и не чаще раза в месяц, а обычно договаривалась, чтобы ее кто-нибудь подкинул. Как правило, этим кем-нибудь оказывался Корсаков.
Чтобы Рита приехала сама из Питера за восемьсот километров, это был нонсенс, абсурд, абракадабра, нелепость, в общем, полный бред. Но сладкий запах в его машине был абсолютно материален, впрочем, как и сама Рита, успевшая перелезть через него на пассажирское сиденье и ловко и споро расстегивавшая на нем джинсы.
— Э-э-э, ты что, ополоумела? — заорал Иван, когда до него дошло, что именно она собирается делать. — До квартиры дотерпеть не можешь? День-деньской, люди же увидят.
— Корсаков, — она чуть улыбнулась, обнажив ровные белые зубы. — Нет, ты тут точно совсем с ума сошел. Одичал от отсутствия нормального общества. Когда это тебя волновало, что про тебя подумают люди? И какие, позволь спросить, люди тебя волнуют здесь? — она снова обвела рукой унылую картину за лобовым стеклом. — И, несомненно, я могу дотерпеть до квартиры, только зачем терпеть, если мы уже все равно рядом. Я ж тебе говорю: я соскучилась. И не заставляй меня подозревать, что ты — нет.
Ее пальцы, пока она говорила, ловко и споро делали свое дело. Иван судорожно вздохнул, когда она пробралась внутрь, и выгнулся дугой от пронзившего его удовольствия. Не дело это, когда три месяца без женщины.
— Во-от, — удовлетворенно произнесла Рита, — теперь я вижу, что ты тоже соскучился. Перебираемся на заднее сиденье?
Они пересели, и минут на семь Иван потерял всяческую способность думать. Где-то на краю сознания теплилась мысль, что их вряд ли видно из окон равнодушно взирающего на его машину дома, в конце концов, задние стекла были тонированными. Но и она оказалась погребена под шквалом чувств, которые ловко умела вызывать Рита. Что и говорить, любовницей она была просто улетной. Как там в песне поется: «Я душу дьяволу продам за ночь с тобой»?
Корсакову продавать душу было не нужно. Рита была рядом с ним, на заднем сиденье его «Тойоты», и можно было не сомневаться, что как только они попадут в душное тепло корсаковской квартиры, то тут же смогут повторить все эти акробатические этюды и скачки с препятствиями.
— Так ты зачем приехала, я не понял? — спросил он, тяжело дыша, когда финишная ленточка была сорвана и мощная грудь лидировавшего финалиста мерно вздымалась под натиском приложенных к победе усилий.
— Так тебя увидеть, дурак, — довольно обиженно отозвалась Рита. — Странный вопрос для человека, который только что трахнул меня прямо в машине. Можно подумать, не хотел?
— Хотел, — честно признался Иван и, немного подумав, добавил: — И сейчас хочу. — Рита весело засмеялась. — Только вот весь этот подвиг с самопожертвованием за рулем к чему? Я ж Пашке говорил, что через две недели сам приеду на Новый год. Или он тебе не передал?
— Передал, конечно, — кивнула Рита, застегиваясь и поправляя одежду. Она уже выглядела, как всегда, безупречно, как будто и не совершала минуту назад всех этих безумств, от которых на спине у Ивана, он это чувствовал, остались глубокие царапины. Она всегда его царапала, и он поначалу страшно гордился этим. Ему нравилось думать, что именно он вызывает у нее все эти тигриные инстинкты. Сейчас спина саднила, и от мысли об украшающих его царапинах Ивану отчего-то становилось как-то неприятно — то есть противно и стыдно одновременно.
— Передал, — повторила Рита. — Только я уже больше не могла ждать тебя, Корсаков. Две недели — это очень долго. Кроме того, ты вполне мог и передумать, тем более что, как сказал Пашка, тебя по голове ударили. Голова-то как, болит? А, Корсаков?
— Голова уже не болит, — машинально ответил Иван. Его хваленая интуиция сейчас зудела где-то в районе мозжечка, не давая покоя. В том, что, а главное, как говорила Рита, была какая-то фальшь. — Может, ты побудешь тут у меня до Нового года? А потом вместе в Питер поедем. Я, правда, не представляю, как ты такое расстояние отмахала.
— Вот, а ты не ценишь. — Рита наклонилась и смачно поцеловала Ивана в губы. — Я для тебя на такие жертвы иду, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Где ты еще такую найдешь, Ванька? А что касается Нового года, то, конечно, я проведу у тебя две недели, это даже не обсуждается, вот только в Питер мы не поедем. Зачем нам в Питер? Уж коли я преодолела такое расстояние, то желаю освоить новую неизведанную доселе землю. Так что встретим Новый год здесь.
— Где? Вот прямо здесь? — глупо спросил Иван.
— Нет, в машине мы встречать Новый год не будем, — голосом усердной воспитательницы сообщила Рита. — И, пожалуй, в этом захудалом городишке я тоже оставаться не хочу, тут с тоски подохнешь, не дождавшись боя курантов. Так что мы с тобой снимем какой-нибудь загородный дом на Волге, должны ж они тут быть, в конце концов. Сосновый бор, река, лыжи, баня, красота.
— Вот уж не знал, что ты лыжница, — ехидно заметил Иван. — Ритка, ну что ты придумала? Где мы с тобой возьмем загородный дом за две недели до Нового года? Они уже давным-давно забронированы все.
— Вы бы все тут без меня пропали, — процитировала Рита известный всей стране новогодний фильм. — Вань, я уже все забронировала. Еще месяц назад. Я ж не знала, что тебя потянет на родину, и планировала, как скрасить твое вынужденное одиночество. Так что и дом заказан, и баня, и продукты. Недалеко отсюда, километров шестьдесят. Ну что, я молодец?
— Молодец, — признал Корсаков. — Я, правда, как ты знаешь, не люблю, когда за меня строят какие-то планы, но должен признать, что в этот раз ты вправду здорово придумала. Слушай, Ритка, пойдем домой, а?
— Есть хочешь? — лукаво спросила она. — Время-то обеденное.
— Есть? Нет, есть я не хочу, — чуть обалдело сказал он, потому что мысли его вдруг сконцентрировались ниже пояса. Там полыхал пожар, который настоятельно требовал подкинуть в него дровишек. — Тебя хочу. Очень. Ты такая классная, Ритка.
— Наконец-то вспомнил, — счастливо расхохоталась она и, открыв дверь, выскочила из машины. — А то уж я думала, что тебя тут то ли подменили, то ли опоили, то ли удар по голове привел к таким необратимым изменениям. Давай, герой-любовник, веди меня в свое жилище, поближе к койке. Только сумки забери из машины, в вашем дворе мне что-то страшно оставлять имущество без присмотра.
— А ты чего во дворе-то уселась? — спросил Иван, хлопая дверью багажника. — Я же по чистой случайности домой приехал днем, так-то меня раньше восьми и не бывает. Ты ж тут околела бы. Позвонить-то не могла?
На миг ему показалось, что Рита смутилась. Легкая тень пробежала по ее прекрасному лицу и тут же пропала, как и не было.
— Сюрприз хотела сделать, — призналась она. — Если бы я позвонила, кайф был бы совсем не тот. Во-первых, я ж не знала, что ты впал в трудовой раж настолько, чтобы до ночи трудиться. Во-вторых, я могла в машине греться, бензина, слава богу, хватает. А в-третьих, ты же приехал. Я на то и рассчитывала, что мне не может не повезти.
