— Ну да, ну да. — Варя согласно закивала головой.
— В общем, вчера я отоспалась, а сегодня решила на работу выйти. Понимаю же, что лишние руки не помешают, тем более перед Новым годом. А еще, — тут Лида сделала страшные глаза, — я дома боюсь оставаться. Ко мне сегодня кто-то в квартиру забрался ночью.
— Вор? — ахнула Варя.
— Не знаю. Что у меня воровать-то? Он ночью залез, я спала. Просыпаюсь от шума, а в коридоре кто-то шуршит. Я свет включила, он испугался и убежал.
— Так ничего не взял?
— На антресоли зачем-то лазил. Там старое тряпье кучей лежит, еще от прошлого хозяина осталось.
— От Павла Петровича?
— Ну да. Все руки не доходили разобрать. А он его на пол повытряхивал. Я полезла обратно убирать и контейнер непонятный нашла.
— Какой контейнер? — Глаза Вари светились от любопытства.
— На термос похоже. Думаю, это что-то шпионское.
— Да ну, — усомнилась Варя. — Ты хочешь сказать, что Павел Петрович шпионом был? Глупости это.
— В общем, не знаю, что это, но выглядит подозрительно.
— И что ты будешь с этим делать? В полицию пойдешь?
— Не знаю, — протянула Лида. — Полиции я не доверяю. С ними свяжешься, затаскают потом. У меня в области знакомый есть, я его дочку лечила. Он — майор в ФСБ. Вот поеду 31-го домой, заберу с собой, ему покажу. Скажет, наверное, что делать.
— Ой, Лид, — Варя даже перекрестилась со страху. — Может, выбросить его от греха подальше?
— Ага, а вдруг он радиоактивный? Или передатчик какой. Я же не хочу нанести урон боеспособности страны. — Лида понимала, что ее несет, но не могла остановиться. — Нет уж. Лучше в ФСБ. До Нового года неделя всего. Пусть лежит пока.
До конца дня она в разных вариациях рассказала то же самое всем, кто был согласен ее слушать. К концу смены информация о том, что к доктору Корниловой залез преступник, а после того как она его спугнула, был найден непонятный предмет, дошла, как минимум, до десяти человек, которые тут же распространяли ее дальше, как и положено, приукрашивая и преувеличивая. На этом и строился расчет Селезнева.
Он полностью согласился с выкладками Корсакова о том, что преступник имел связь с больницей. Если все срастется, то уже к концу сегодняшнего дня он будет знать о том, что Лида нашла контейнер, что как минимум неделю он останется лежать в ее квартире и что потом она собирается увезти его неизвестному майору ФСБ.
— Он клюнет, обязательно клюнет, должен, — говорил Селезнев команде заговорщиков, в которую кроме него входили Корсаков и Лида. — Теперь он должен забрать контейнер до конца этой недели. Лида, берите обратно свои дежурства.
Главный врач ее просьбу встретил с плохо скрываемым облегчением. За предновогоднюю неделю он влепил ей три дежурства — двадцать четвертого, то есть завтра, двадцать шестого и двадцать восьмого декабря. И эта информация тут же была отражена в графике дежурств, висящем на стене в ординаторской. Теперь оставалось только ждать.
Лида внутренне даже не удивилась, когда, выйдя с работы, увидела корсаковскую машину.
— Залезай, — деловито сказал он ей, опустив стекло. — У тебя организм ослабленный, а на улице подмораживает.
Подождав, пока она залезет на высокую подножку, хлопнет дверцей, пристегнется и с улыбкой повернется к нему, он деловито продолжил:
— Те ночи, которые ты не на дежурстве, я ночую у тебя. И не спорь. Вдруг он придет не в тот момент, когда ты дежуришь? А Селезнев у тебя в квартире круглосуточно находиться не может. Ему и дней с перебором. Он у нас человек уже пожилой, да и моими делами занимается.
Лиде тут же стало стыдно, что она отвлекает их обоих от более важных дел.
— Хорошо-хорошо, — торопливо сказала она. — Одна я точно оставаться боюсь. А ты или Селезнев, какая разница?
— Никакой, — ответил уязвленный Корсаков. — Вот умеете вы, госпожа Корнилова, задеть молодого еще мужика, сообщив, что не видите разницы между ним и пенсионером в отставке.
— Да я же не это имела в виду, — запротестовала Лида, вконец смутилась, багрянцем вспыхнули ее белые, будто алебастровые щеки, и она замолчала, расстроенная собственной словесной неуклюжестью.
— Да ладно. — Корсаков против воли засмеялся. — У меня раскладушка нашлась. Хозяева квартиры запасливыми людьми оказались. Я ее к тебе уже перетащил, чтобы вечером на глазах у соседей не маячить. Так что обещаю себя вести примерно, как пенсионер в отставке.
Он посмотрел на Лиду и мгновенно утонул в ее разноцветных глазах, как в омуте, который засасывает с головой, не давая ни малейшего шанса выплыть.
«Черт какой-то, а не девка», — в сердцах подумал он и нажал на газ так, что машина, зарычав, отпрыгнула от больничного крыльца, будто увидевший волка заяц.
Бывает такое — встретишь на улице незнакомую пару и даже остановишься от внезапной мысли: «Ну что он в ней нашел?» Высокие брутальные красавцы очень часто выбирают себе в спутницы жизни не роскошных секс-бомб с высокой грудью и призывным взглядом, а субтильных, скромных «серых мышек». И живут с ними, укутывают высунувшуюся из-под одеяла пятку, варят морс во время гриппа, терпят приступы хандры, хранят верность, не ищут приключений на стороне.
От чего зависит эта «химия» отношений? Почему красивым и броским изменяют, а невзрачных холят, лелеют и всю жизнь носят на руках? Нет ответа. Сотни тысяч красавиц остаются одинокими, довольствуясь ролью случайной любовницы, а «замухрышки» и «страшилки» становятся женами. С точки зрения красавиц, в этом кроется самая страшная жизненная несправедливость.
На самом же деле внешность не имеет к счастью никакого отношения. От слова «совсем». Любят, ценят и берегут совсем другие качества, совсем иные достоинства. И объяснять это девочкам нужно, начиная с детского сада. Чтобы потом, годам к тридцати пяти, не было мучительно больно за пресловутые бесцельно прожитые годы.
Глава двенадцатая
Тайное становится явным
В жизни, увы, все совершается без репетиции.
Анна Герман
Корсаков уважал женщин, которые всего в жизни добивались сами. Нет, он все понимал про надежное мужское плечо, про то, что быть замужем означало быть за мужем как за каменной стеной, и был не против свое надежное мужское плечо подставлять. Вот только в его представлении о жизни та самая, единственная и неповторимая, допущенная к его плечу, должна была уметь взбивать масло самостоятельно.
Такой была его мама, такой сестра. Самодостаточные, серьезные, состоявшиеся в профессии, твердо стоящие на ногах. Почему-то больше ему такие женщины не встречались. С юности вокруг него вились томные красавицы, уверенные в том, что длинных ног, высокой пышной груди и пухлых губок, складывающихся в сердечко, вполне достаточно для безбедной, а главное, красивой жизни.
