– Да, это я. С кем имею честь…
– Старший уполномоченный Серафимович, – представился мне «некто», не добавив к этому имени или отчества. Нехорошее предчувствие охватило меня, но я отмахнулась от него. С чего бы? Разве может бомба попадать столько раз в одно и то же место, то есть в меня?
– Уполномоченный на что? – переспросила я, продолжая тупить.
– Уполномоченный разобраться с тем, что происходило вчера в вашем учреждении. Вы не возражаете, если мы побеседуем?
– Ну… даже не знаю. – Я оглядывалась в поисках поддержки, но в родном отделе было пусто, почти никто еще не пришел. – А чем я могу вам помочь. Вы всех опрашиваете?
– Да-да, всех, – сказал он каким-то совсем уж неприятным тоном. Отдельно меня удивило то, что для старшего уполномоченного Серафимовича уже был выделен отдельный кабинет, где стоял ноутбук, лежала бумага, на край стола был аккуратно установлен маленький диктофон. На стульях около противоположной от окна стены сидела пара незнакомых мне людей, скорее всего, сотрудников нашего же «Муравейника».
– Кто это – свидетели? Свидетели чего, что это за дурь?
– Вы же не возражаете? – не столько спросил, сколько просто бросил он.
– Ну, хорошо. А в чем дело-то?
Серафимович нажал на кнопку записи. Я села на краешек стула и уставилась на него, пытаясь проникнуть в его мысли. Серафимович был непроницаем.
– Скажите, Ромашина, где вы вчера были в промежуток с одиннадцати тридцати до двенадцати?
– Я? Работала, наверное! – ответила я с вызовом, одновременно пытаясь вспомнить, что делала в это время. Я ушла из офиса, хотела забежать к Машке Горобец, но не решилась и ушла в ее «паровую» курилку, надеясь, что она туда выйдет. Не вышла. Дальше я пошла в серверную, где и проторчала, пока Черная Королева не позвонила мне и не позвала на «заклание».
– Прошу вас быть предельно точной в своих ответах. Вы же понимаете, мы тут занимаемся серьезным делом, расследуем возможное преступление.
– Преступление? Но я ничего не могу сказать, меня и близко у столовой не было, – развела руками я. – Если хотите, я расскажу, конечно…
– А вот ваш непосредственный руководитель уверяет, что вы ходили обедать, – заявил вдруг Серафимович, и я похолодела. Я же действительно говорила об этом Черной Королеве. Ну и что, это ничего не меняет. Меня там не было.
– Я просто так сказала, чтобы оправдать свое отсутствие на рабочем месте, понимаете? – В моем голосе против моей воли появились какие-то неприятно-заискивающие нотки. – Я не хотела сидеть в отделе. У меня сейчас сложности на работе.
– Расскажите, – радостно кивнул Серафимович, и я тут же передумала быть с ним объективной. Мне вдруг стало интересно: он сам додумался допросить Черную Королеву или она пришла и настучала на меня? Могу поспорить, что настучала. То-то она на меня так смотрела – с подозрением. Откуда ж я знала, что в это время в столовой такое будет происходить. Если б знала, из отдела ни ногой.
– Особо и нечего рассказывать. Кто-то пролил мой кофе на ноутбук моей начальницы, а на меня свалил.
– На вас свалил, как интересно. А кто свалил? – Серафимович имитировал сочувствие хуже, чем проститутка оргазм.
– Да не знаю. Чашка была моя, вот меня и обвинили.
– А вы не проливали.
– Не проливала.
– И в столовую не ходили?
– Нет, не ходила. Я не была голодна.
– Интересно как. Обычно всегда ходите, а вчера не пошли.
– Вы уже у всех тут про меня выспросили, да? А зачем? Что ни говорите, а к инциденту в столовой я вообще не имею отношения.
– Позвольте с вами не согласиться.
– Позвольте вам не позволить, – разозлилась я. – Мало ли кто вам что наговорит про меня, и что же, сразу меня во всем обвинять?
– Давайте посмотрим кино, – радостно предложил Серафимович и резко развернул ко мне свой ноутбук. Я бросила взгляд на экран. Столовая. Черно-белая картинка, не слишком четкая, снято явно откуда-то сверху и сбоку и мелковато. – Вы знали, что в столовой ведется видеосъемка?
– Я… нет, не знала.
– Я так и думал, – Серафимович кивнул и нажал на пуск. Запись ожила. В уголочке отматывались цифры, одиннадцать часов сорок три минуты. Людей немного, некоторые сидят и едят, погруженные в свои смартфоны, другие, также уткнувшиеся в смартфоны, стоят на кассе.
– Ну и что?
– Погодите, – многообещающе улыбнулся Серафимович. – Сейчас-сейчас, не пройдет и минуты. Вот. Смотрите, это же вы?
В столовую захожу… я?! Я смотрела на себя и не могла не признать того факта, что это была я. Я захожу в столовую. Как такое возможно? Одиннадцать часов сорок четыре минуты. Откуда я там взялась? Какого черта? Это что, фотомонтаж? Я расстегиваю свой рюкзак, о господи! Я стою вполоборота к камере, читаю что-то в телефоне, бросаю что-то в рот, затем убираю телефон.
– Так это вы?
– Я не понимаю, – пробормотала я.
– Дальше будет еще интереснее! – пообещал Серафимович, и я сжалась: плохое предчувствие заставило меня облиться холодным потом. И вот, как он и обещал, на видео я беру поднос, ставлю туда какие-то миски – салат, кажется, ватрушку. Я люблю ватрушки. Но вчера я не съела ни одной. Кажется, я схожу с ума. Я снова достаю что-то из кармана и бросаю в рот. Затем, о боже, я воровато оглядываюсь и достаю из сумочки какую-то бутылочку. Быстро скручиваю с нее крышку, затем оглядываюсь снова.
– Нет! – шепчу я, а Серафимович не сводит с меня глаз. – На экране я молниеносно протягиваю руку и переворачиваю бутылочку прямо в огромную кастрюлю с солянкой. На этом месте Серафимович останавливает запись, и на экране застываю я, моя спина, дурацкая черная юбка и моя рука с бутылочкой, перевернутой горлышком вниз над кастрюлей с солянкой. Заставка, полностью доказывающая мою вину.
– Я этого не делала, – говорю я, но голос меня не слушается, да это и не важно. Я понимаю, что случилось что-то страшное, непонятное, необъяснимое и пугающее.
– Не делали? – удивленно смотрит на меня Серафимович. – А что же это тогда вы совершаете? Добавляете в солянку витаминки?
– Я… я ничего не понимаю. Я… мне нужно подумать.
– Вот подумать у вас будет время. – Серафимович встал и кивнул сидящим на стульях людям. – Фаина Павловна Ромашина, в присутствии понятых вам была предъявлена видеозапись, на которой вы подливаете в солянку неизвестную жидкость.
– Что? – вытаращилась я.
– Вы задерживаетесь в качестве подозреваемой в умышленном причинении средней тяжести вреда здоровью двум и более лицам. Вам понятна суть обвинения?
– Нет! – прошептала я. – Мне ничего не понятно. Ничего!
– Просто скажите, что вам понятны мои слова, – устало повторил Серафимович.
