– К этому сложно привыкнуть… – еле слышно, почти одними губами (чтоб не услыхали торговец с покупателем) прошептал «чистый», каким-то образом догадавшись о том, что сейчас испытывал его сосед по клетке. – Даже когда не впервые. Но от нас все равно не зависит, купят нас или нет, а если купят – то за сколько. Поэтому просто не думай об этом – и будет легче.
«Не думай!». Легко сказать!
«Трудности закаляют мужской характер», – вспомнились вдруг еще одни, недавние слова Кости, и Марку внезапно стало стыдно. Парнишка даже на вид слабее его – и то держится, не падает духом, а он…
Марк чуть скрипнул зубами и расправил ноющие плечи, напустив на лицо скучающее выражение.
Что ж, будем закалять характер!
– Триста патронов за каждого, и это даром, практически даром! – трещал меж тем торговец. – Молодые, сильные ребята, из которых можно вырастить верных помощников или бодигардов – если как следует натаскать и подкормить!
– По триста – за драчливых щенков с расквашенными физиономиями? – иронично выгнул бровь покупатель, – За двух сопляков, один из которых выглядит девкой, а другой – вообще мутант?
– Мутанта можно показывать как диковинку! Или перепродать научникам на опыты, – с жаром возразил торговец. – Сам бы этим занялся – да недосуг мне. А что касается этого красавчика… – тут он понизил голос до интимного полушепота, – так он умеет та-ако-ое…
И торгаш сладко зажмурился, словно наевшийся курятины котяра.
…Марк увидел, как Костя содрогнулся, стиснул свою цепь и с силой закусил губу. Затем метнул в скавена беспомощно-затравленный взгляд и низко опустил голову. Лицо его, как в тот раз, снова пошло алыми пятнами.
«Вот ведь… звездюк!» – подумал о торговце О’Хмара, чувствуя, как нарастает в нем тяжелая неконтролируемая ненависть к этому человеку, к его клиенту и ко всем «чистым» разом. Наблюдать за тем, как этот сальный боров унижает его товарища, ему почему-то было… больно. Словно унижали его самого. Хотя, кто ему этот Костя?
«А, правда, КТО? Он ведь такой же «чистый», как и эти двое!»
Внезапно Костя резко выпрямился, звякнув цепью. Так же, как недавно и сам Марк, шевельнул плечами, упрямо вскинул голову. На его лице появилась и застыла странная, почти презрительная полуулыбка, и черкизонец уставился прямо перед собой в пространство, не видя, а точнее – демонстративно игнорируя все, что происходило вокруг.
Как приговоренный к казни, но еще не сломленный пытками и унижениями смертник.
Он не шевельнулся и не изменил выражения лица даже тогда, когда торговец начал демонстрировать покупателю его мышцы, а потом еще и зубы! Стоял с таким видом, будто его здесь вообще не было!
О’Хмара, расширив глаза, смотрел на черкизонца и испытывал растущее уважение к этому на первый взгляд изнеженному и хлипкому «херувимчику» и восхищение его стойкостью.
А вот к этим двум уродам, что сейчас так бесцеремонно осматривали Костю и торговались за него, он не испытывал ничего. Ничего – кроме лютой, щерящей зубы в кровожадном оскале ненависти!
– Послушный, воспитанный, обученный… – разливался соловьем «сальный боров», а ненависть Марка все злее и яростнее шипела и топорщила на загривке жесткую, как перья гарпий, шерсть. – У всех своих прежних хозяев он был… гм, в немалом фаворе, если вы, конечно, понимаете, о чем я… – торгаш скабрезно, с намеком, хохотнул. – Так что…
– Домашними зверюшками не интересуюсь! – ледяным тоном оборвал его покупатель, кинув короткий изучающий взгляд сперва на предмет обсуждений, а затем – почему-то на его соседа по клетке. – Что он еще умеет – кроме как лизать хозяевам ноги и…
…Марк бешено рванул цепь в безуспешной попытке допрыгнуть, достать, дотянуться!!!
…Сволочи, они глумятся над нами, как хотят, пользуются тем, что мы не можем достойно ответить им! Суки драные… гниды, ненавижу… добраться бы до этой жирной твари… до обоих… кишки бы выгрыз… Гады, гады!!!
Он и сам не знал, почему вдруг, забыв отцову науку – не поддаваться эмоциям, так остро и внезапно даже для себя самого отреагировал на действия и слова этих двух «чистых» по отношению к Косте. Может, потому, что сам совсем недавно говорил ему почти такие же обидные, жестокие и полосующие по живому слова… а после этого чувствовал себя гаже некуда?.. Ведь он все понял про Костю, понял!.. Но почему-то вместо того, чтобы ужаснуться или брезгливо отстраниться от всего, открывшегося ему, только еще больше рассвирепел.
Громкий, полный запредельной ненависти и ярости полукрик-полурычание вырвался из груди скавена и заставил торговца испуганно отскочить от клетки, а Костю – вздрогнуть и удивленно обернуться.
Глаза двух невольников встретились.
Торжище, клетки, матерящийся торговец и остающийся почему-то невозмутимым покупатель – все вдруг потускнело, как старая фотография, и стало таким… незначительным. Пустым…
…Удар пульса – и ему тут же откликается другой – того, чужого, который напротив тебя, на такой же цепи, и столь же бесправен здесь, как и ты…
Чужого ли?..
«Тук. Тук. Тук», – неумолимо и глухо стучит в висках и в затекших, напряженных запястьях, стиснутых стальными обручами. Глаза в глаза – словно ладонь в ладонь: пожатие крепкое, сильное, искреннее – без тайного умысла, без фальши… Взгляд ко взгляду: один – измученный, тусклый и безнадежный, вдруг встречается с другим – огненным, полным жизни, гнева и тревоги. Упавший с обрыва путник из последних сил держится за хлипкий кустик, но вот ослабевшая рука соскальзывает… и вдруг перехватывается другой рукой, протянутой сверху – сильной, уверенной и надежной!
«Держись! Возьми немного моей силы! Возьми, мне не жалко!»
…Так чужой ли?
Дыхание в унисон. Пульс. Теперь уже один – один на двоих! Через кандалы – вверх по натянувшейся цепи железных звеньев, словно по проводам – в решетку, оттуда – в другую цепь, вниз, бегучим нервным током, из запястья в запястье…
Пульс.
«Тук. Тук. Тук…»
Не чужой!
СВОЙ!
«Держись, друг! Держись! Они еще пожалеют об этом!»
«Друг?.. Ты… назвал меня… другом?.. МЕНЯ?..»
Измученные и словно подернутые пеплом серые глаза черкизонца изумленно расширяются и… вдруг разом вспыхивают, наливаются светом и жизнью.
Ответный взгляд скавена тверд, остер и ясен, как новехонький скальпель в руках готовящегося резать живую плоть хирурга. И слегка насмешлив, как прыгающие по зеркально-блестящей поверхности этого скальпеля блики утреннего солнца.
«А ты что – против?»
– Урод!!! – продолжал орать торгаш. – Тварь, мутантский ублюдок, гребаный крысеныш!.. Сеня, а ну, выдай-ка ему еще десяток горячих!..
Охранник не спеша двинулся к строптивому пленнику, на ходу снимая с пояса плеть. В соседней клетке испуганно пискнули и шарахнулись к дальней стенке девчонки.