Глава 19. Изменения в жизни и в планах
– Почему крысы вас не тронули?
Это был первый вопрос, заданный друзьям Мазюковым, когда их привели к нему в ложу сразу же после окончания представления.
Марк сдержанно пожал плечами: распространяться о своем происхождении и озвучивать версию Кости ему совершенно не хотелось.
Олигарх окинул обоих пронзительным взглядом и поморщился:
– Хотя чего я… С тобой, крысий выродок, все и так ясно. Родственничка почуяли – потому и не тронули. А вот почему они проигнорировали и твоего дружка, – он повернулся к Косте, – непонятно!
Квазимодо с самым недоуменным видом слегка развел руками и покачал головой.
– Господин… – осторожно начал он. – Но ведь вы и сами недавно назвали меня «образчиком чистой человеческой породы». Значит, у тварей не было никаких оснований щадить меня. Хотя я тоже не пойму, почему они меня не тронули. Мой друг вот утверждает, что обычно крысяры так себя не ведут. Может быть, дело вовсе и не в нас, а… в самих крысах? Может, они больны?..
Мазюков приподнял бровь и с каким-то задумчивым интересом оглядел парнишку с головы до пят.
– С метлой против нескольких монстров… – хмыкнул он. – И такая рассудительность, отвага, преданность и стойкость в столь юном возрасте… Ты действительно прекрасный образчик человеческой породы, парень.
И тут же приказал охранникам:
– Увести!
…Чуть позже, когда друзья остались одни, Костя вдруг с коротким задушенным хрюком уткнулся лицом в ладонь, а потом… расхохотался.
– Прикинь, я ведь только сейчас понял, почему они не сожрали меня! – давясь смехом, сказал он в ответ на недоуменный взгляд Марка. И, собрав в горсть свитер на груди, для убедительности даже потряс им. – Это же ты мне отдал! Твой свитер! И он пахнет тобой! Вот они и решили, наверно, что я – такой же, как и ты!
Ответная улыбка-оскал растянула губы скавена чуть ли не до ушей.
– Но ведь Мазюкову об этом знать необязательно, верно? – вкрадчиво спросил он.
– Еще чего! – отрезал Квазимодо с таким видом, будто сам он был по меньшей мере верховным брамином Полиса, а Мазюков – жалким невежественным червем из низов. – Оброется!
Крыс был полностью с ним согласен.
– Погоди! – вдруг спохватился он. – Но если ты пахнешь мной, то почему тогда, в «Пилотаже», кот на меня шипел, а на тебя – нет?
– Спроси это у кота! – фыркнул черкизонец. И оба подростка, не выдержав, расхохотались.
Про странные ощущения во время контакта с крысярой Марк решил пока Косте не говорить. Потому что сам был уверен, что ему просто почудилось. А раз так – то нечего и голову забивать.
Бурную радость гладиаторов и самих ребят по поводу счастливого избавления Марка от гибели на арене не омрачила даже принесенная на следующий день Элвисом весть о том, что Мазюков приказал отстранить «крысеныша» от боевых тренировок, перевести в Зверинец и до конца жизни сделать уборщиком клеток.
– Раз уж монстры его так любят и принимают за своего – пусть он за ними и убирает! – заявил, дескать, хозяин Атриума. – Но чтоб на арене я его больше не видел!
Сам Марк принял такую перемену в жизни не сказать чтобы с удовольствием, но и против ничего не имел. Все-таки он был охотником, а не аренным бойцом. А предстоявшая ему грязная, тяжелая и опасная работа уборщика, при всей ее неприглядности, его не особо пугала. Он пояснил товарищам, что таким образом сможет лучше узнать повадки обитателей Поверхности – что, несомненно, пригодится ему в дальнейшем. О своих замыслах вырваться из рабства и вернуться на родную станцию он, разумеется, не сказал, но, кажется, гладиаторы поняли его и без слов. Костя – уж точно.
Квазимодо сперва расстроился, что теперь не сможет часто видеться с другом и вместе с ним осваивать боевые искусства (его-то Мазюков велел оставить среди бойцов и как следует тренировать для будущей «карьеры»). Однако Гай успокоил его, сказав, что жить-то они все равно будут по-прежнему вместе, да и совместные тренировки и прочие занятия он также не собирался им отменять.
– Просто будете ходить «на работу» в разные места – вот и все, – сказал он. – Да и то ведь тут – два шага. А что до тренировок – ну, так будем выбирать время, когда и Крыс будет свободен от работы, и мазюковских припевал поблизости не случится. Все решаемо, парни!
И Костя повеселел и благодарно посмотрел на старшего гладиатора.
Ребятам дали сутки отдохнуть от пережитых потрясений, а потом для них обоих началась новая жизнь.
Тем временем по приказу Мазюкова были уничтожены крысяры, которые недавно так облажались на арене. Хозяин Атриума учел их нетипичное поведение и решил на всякий случай (а вдруг они и правда чем-то больны?) подстраховаться.
Правда, и здесь не обошлось без сюрпризов. Одна из крысяр – та самая самка с узловатым хвостом – незадолго до расправы умудрилась каким-то образом выбраться из клетки и слинять в переходы между Атриумом и станциями. Как будто почувствовала грозящую ей гибель. Ее, конечно, искали, но безрезультатно – тварь как сквозь землю провалилась. А может, так оно и было – ведь в подземельях крысы были у себя дома и знали в них все щели и лазейки.
Мазюкову – рассудив, что «меньше знает – меньше орет» – о случившемся не сообщили, быстренько ликвидировали и утилизировали двух оставшихся зверей и сделали вид, что все идет, как должно идти. Марк нашел такое решение очень даже правильным. Потому что олигарх уж наверняка обвинил бы в побеге крысяры его, а Крыс тут был ну совершенно не при делах! Он и про побег-то этот узнал от уборщика, который утром пришел чистить клетку зверюги и не обнаружил ее там.
– Хорошая была крыса Шушара! – сокрушался Дим-Саныч, который, кажется, с равной теплотой относился ко всем своим пациентам – будь они людьми или монстрами. – Ну, дай-то бог ей больше не попадаться! Ни Хиксу, ни еще кому-то.
С Хиксом и его бригадой звероловов Марк познакомился ближе в первый же день своего пребывания в качестве уборщика клеток.
Охотники Атриума, соблюдая однажды заключенный договор с коллегами-конкурентами из Вольеров на Волгоградском Проспекте
[16], в своих вылазках за добычей не заходили дальше некой определенной линии, раз и навсегда поделившей Москву между двумя конкурирующими ловчими бригадами Ганзы. Границей этой были Яуза, Новый Арбат и участок Москвы-реки, заключенный между Краснопресненской набережной и набережной Тараса Шевченко. Атриумские не совались южнее этой естественной границы, а «волгоградцы» – севернее. Бригады монстроловов других станций – там, где таковые имелись – также соблюдали свои четко очерченные границы мест охоты.
И естественно, все они, как огня, избегали Кремля, что торчал посреди этого рубежа, словно незаживающий гнойный чирей на мягкой ягодице – такой же неудобный и раздражающий. И даже если дичь – к вящей досаде загонщиков – вдруг ускользала и уходила в сторону красных кирпичных стен с гипнотически-призывно багровеющими над ними звездами, преследование ее немедленно прекращалось. Еще не хватало в запале погони за хитрожопой тварью сунуться туда, откуда еще никто не возвращался! В конце концов, Москва большая, монстров на всех хватит! А тварь пусть себе бежит. Далеко все равно не убежит: То-что-сидело-под-Кремлем, в отличие от охотников Ганзы, свою добычу не упускало никогда!
