А на арене ждал поединка его противник.
Бур отчетливо понимал, что измученный болью, голодом и неволей зверь тем не менее не будет легким трофеем. Да, все это ослабило его, лишив части знаменитой медвежьей скорости и маневренности и сделав бесполезной правую переднюю лапу. Но даже в таком состоянии зверь-инвалид легко мог впасть в слепую, неконтролируемую ярость, и потому стать вдвое, втрое опаснее.
Добавляла экстрима и существенная разница в весовых категориях противников. С этим зверюгой и Людоед – при его-то габаритах – далеко не сразу управился бы. Чего уж говорить о более легком и «компактном», хоть и довольно высоком, Буре!
– Ну шо, косолапый, погнали? – обратился боец к своему мохнатому противнику. Тот неподвижно сидел на клочкастом заду и лишь следил за человеком маленькими, красновато светящимися глазками.
Первый выпад рогатины зверь почти проигнорировал. Лишь отмахнулся здоровой лапой – мол, отвали, гад двуногий, не видишь – и без тебя тошно!
Но Бур, подстегиваемый недовольной реакцией трибун на вялость «псевдомедведа», не отступал. Выпады и уколы следовали один за другим, не давая зверю опомниться, раздражая, провоцируя. Выбранная бойцом тактика, может, и не отличалась оригинальностью, но была единственно приемлемой в данном случае. Тактика охотничьей собаки: наскочить – куснуть – отскочить на безопасное расстояние. И так – раз за разом, пока более массивный зверь не выдохнется и не истечет кровью.
– «Мишка, Мишка, где твоя улыбка… – процитировал сквозь зубы гладиатор, нанося противнику очередной, довольно болезненный укол, – …полная задора и огня?..»
С трибун раздался ропот. Зрители, уже настроенные на экшен, были недовольны ходом сражения.
– Ну что вы хотите, не проснулся еще виннипух после зимней спячки! – громко бросил через плечо Бур. – Мне что, ему – кофию налить прикажете, чтоб он взбодрился?
В зрительских рядах послышались одобрительные смешки и хлопки. Публика обожала Бура и Шаолиня за то, что их выступления всегда проходили с такими вот шуточками.
– Да я бы и сам сейчас от кофейку не отказался! – подмигнул трибунам боец. – Со сливками! – Он снова повернулся к мутанту. – Але, прачечная! Мы сегодня работать будем – или как?
Бур сделал новый выпад. Медведь вдруг рявкнул и резко крутанулся на месте, уворачиваясь от рогатины. Лапа – левая, здоровая – ударила по древку возле привязанной поперечины, едва не выворачивая копье из рук бойца. На трибунах ахнули несколько человек.
– Во, это уже куда ни шло! – одобрил Бур, ловко перехватывая оружие и отскакивая за пределы досягаемости медвежьей лапы. – Бодрячком, пацанчики! Бодрячком!
…Стоя за оградой среди других служителей, Марк с замиранием сердца во все глаза следил за ходом поединка человека и зверя. С точки зрения его довольно солидного – для подростка – охотничьего опыта там было, на что посмотреть и чему поучиться! Несколько раз он уже невольно ловил себя на том, что инстинктивно пытается повторять за Буром его движения.
На него косились остальные уборщики, но не одергивали. Лишь понимающе усмехались.
Шорох за спиной возвестил о приходе Кости. Перевод Марка в уборщики автоматически развел друзей по разные стороны Арены. Одному предписывалось неотлучно быть возле так называемого парадного входа, при бойцах, и помогать им во всем. Другому же выпал удел ждать возле «монстроприемника» и быть наготове, если вдруг потребуется утаскивать с арены трупы. Неважно, чьи.
– Я ненадолго, – предупредил Квазимодо и кивнул на ристалище. – Ну, как впечатления?
– Круто! – отозвался Крыс. – Но мне кажется, что зря он так дразнит зверя. Это опасно.
– Это его работа, – пожал плечами черкизонец. – И он должен ее делать. Хотя вот лично мне, представь себе, вообще не по нутру, что этого медведя так мучают. Не по-человечески это как-то. Слишком жестоко. Но правила здесь, к сожалению, устанавливаю не я.
– Тебе так жалко монстра? – удивился Марк. На какое-то время он даже отвлекся от происходящего на арене. Все равно там пока не наблюдалось ничего интересного.
– А он что – не живое существо, что ли? – вздернул бровь Квазимодо. – И разве ему не больно? Ты ведь тоже, как и он – мутант. Но разве это делает тебя… менее живым и чувствующим?
Скавен окинул друга долгим изучающим взглядом, словно впервые видел.
– Боюсь, что с такими принципами ты вряд ли станешь хорошим аренным бойцом, – наконец сказал он. – Если будешь жалеть каждого своего противника. Дождешься однажды, что тебя самого… того.
– Стану или нет – до этого еще дожить надо, – отмахнулся Костя. – А я пока… АХ ТЫ Ж, ЧЕРТ!!!
Марк вскинулся от внезапного тревожного крика друга и резко развернулся в сторону арены.
– Ох, блин! – вырвалось у него.
И впрямь, было чего испугаться!
То ли чаша медвежьего терпения переполнилась, то ли болезненные уколы все же достигли желаемого эффекта… Внезапно зверь вскочил и пушечным ядром ринулся на гладиатора.
Спасло Бура только то, что он был готов к ответному ходу, да еще то, что медведю пришлось не бежать, а ковылять на трех лапах – что существенно замедлило его скорость. Гладиатор ловко отскочил за ближайшую колонну и оттуда, под восторженный визг трибун, нанес не успевшему затормозить монстру удар.
В самый последний момент зверь ухитрился извернуться, из-за чего лезвие рогатины скользнуло по его плотной шкуре и вонзилось не под лопатку, куда метил Бур, а в плечо. В плечо правой – раненой – лапы!
Душераздирающий рев мутанта едва не снес его противника к ограждению. В этом реве потонули испуганно-восторженные возгласы и дружные хлопки зрителей.
Видимо, Бур и правда сумел не на шутку разозлить, а может, даже и напугать медведя. Осатаневший от боли и ярости мутант вдруг поднялся на дыбы, продолжая прижимать к груди уже совсем бесполезную конечность. На фоне его туши высокий и мускулистый боец показался совсем маленьким и слабым.
– О, боже! – истерически взвизгнула над головами служителей какая-то зрительница в амфитеатре.
Марк, не отрывая напряженного взгляда от происходящего, машинально стиснул черенок метлы и сделал им невольный выпад вперед – словно копьем.
И тут же, будто откликаясь на его жест, Бур сделал ловкий уклон (левая лапа медведя опасно просвистела над самой его макушкой, едва не содрав скальп) и принял зверя на острие рогатины!
Кто взревел громче – получивший очередную рану монстр или трибуны – было непонятно. Напоровшийся на кованую сталь медведь вздрогнул, на миг замер… а потом, издав еще один громоподобный рев, с новой силой и яростью двинулся вперед.
– Он же его не удержит! – одними губами проговорил Марк. – У них же вес…
И действительно! Под напором звериной туши раза в три тяжелее его, Бур, не сумевший с первого раза нанести зверю смертельный удар, не устоял на месте – его ноги заскользили по залитому медвежьей кровью бетону, вынуждая бойца отступать все дальше и дальше назад. А монстр, остановленный было поперечиной-ограничителем, продолжал слепо и упорно двигаться вперед, не обращая внимания на боль и кровь, обильно льющуюся из ран.
