Кровь друга капала с его рук и ножа. Гай попытался было осторожно отобрать у него оружие, но Валерий не позволил.
– Не надо, Слава, – как-то спокойно и даже мягко произнес он. – Я пока еще адекватен.
И, развернувшись, ровной походкой направился прочь с арены.
Дим-Саныч отчаянно засигналил Гаю глазами – мол, не отпускай бойца, мало ли что! Но тренер отрицательно покачал головой.
– Сводить счеты с жизнью Валерка не станет, – сказал он. – Не тот характер. Но сейчас его лучше не трогать.
Бои на сегодня были окончены. И если в планах администрации Арены и стояло что-то еще, то после гибели Бура продолжать программу было просто бессмысленно. Хотя гладиаторы, нанимаясь на Арену, и знали, на что идут и чем рискуют, но выпускать их сражаться после только что пережитой ими трагедии было как минимум чревато высокой вероятностью роковых ошибок и, как следствие – новыми возможными смертями.
При всех своих неприятных чертах характера, Мазюков имел одно неоспоримое достоинство: своими людьми он не разбрасывался и, как никто другой, умел их беречь.
… – А что такого обещал Шаолинь Буру? – спустя пару дней после похорон погибшего осторожно спросил Костя у Кевлара.
Боец вздохнул. Отложил в сторону сильно потрепанную книгу без обложки, которую читал. Снял и тоже отложил очки, которыми в таких случаях пользовался.
– Они оба друг другу обещали… – неохотно проговорил он. – Что если когда-нибудь один из них получит на арене раны, несовместимые с жизнью, то второй его добьет. Даст возможность уйти быстро и без мучений.
Подростки разом вздрогнули и синхронно переглянулись.
Перед глазами Марка вдруг снова возникли окровавленные руки Шаолиня. Каково было Валерию убивать своего лучшего друга – практически побратима! – зная, что иного выхода у них все равно нет? Каково ему теперь жить с этим? И… смогли бы они с Костей – доведись им самим вдруг оказаться в подобной ситуации – поступить так же?
Обжигающая волна страха и ярости всколыхнулась в душе юного скавена, и он тут же мысленно выругался самыми грязными и непотребными словами, которые только знал (а уж в Алтухах-то всяко понимали толк в нецензурщине!).
– Ну уж нет! – злобно прошипел он, отлично поняв безмолвный вопрос, мелькнувший в глазах Квазимодо. – Я лучше сделаю все возможное, чтобы ты выжил! ПОНЯЛ?!..
От неожиданности Костя вздрогнул и прикусил губу. Глаза его расширились, и черкизонец со странным выражением лица уставился на друга-мутанта.
– И узоры на мне тоже не нарисованы! – огрызнулся враз смешавшийся Крыс.
Ему вдруг припомнилось, как еще совсем недавно (и целую жизнь назад!), в ночь своего вероломного похищения, он смотрел на звезды и мечтал подружиться с каким-нибудь мальчишкой оттуда. Что ж, судьба и правда послала ему друга из другого мира. Правда, мира не звездного, небесного, а подземного. Но ведь – если разобраться – и Большое метро, и общество «чистых» людей для юного обитателя самоизолировавшегося от остальных станций мутантского Серого Севера и правда были самыми что ни есть иными мирами! И думал ли когда-нибудь он, Марк О’Хмара, «грязный мут», что однажды назовет своим другом «чистого»? И не просто назовет, а настолько прирастет, прикипит к нему душой и сердцем, что одна только мысль о возможной потере будет вгонять его в неконтролируемый ужас?
В Косте было что-то такое, что неудержимо влекло к нему людей. Влекло и как-то легко, с исподволь приходящим спокойным пониманием своей ведомой роли, подчиняло. И сам Марк, обычно не терпевший над собой ничьего верховодства (за редкими – по пальцам одной руки пересчитать – исключениями), почему-то как должное воспринял все явственнее и явственнее проявляющееся лидерство Квазимодо в их тандеме. Скавен и сам был достаточно волевым и далеко не робкого десятка парнем… но Костя был тем, за кем ему самому хотелось идти.
Прирожденным вожаком!
И когда черкизонец предложил ему сходить навестить Шаолиня, не показывавшегося на глаза товарищей со дня похорон Бура, Крыс не колебался с ответом ни секунды.
Шаолинь лишь мазнул отсутствующим и расфокусированным взглядом по вошедшим и снова вперил его в крышку стола, за которым сидел. Прямо перед ним стояла бутылка дешевого грибного самогона, и еще несколько пустых валялись у ножки стола. В комнате стоял тяжелый сивушный дух.
Здесь они жили вдвоем с Буром. Жили с того самого дня, когда вместе пришли наниматься в аренные бойцы. Теперь же комната опустела наполовину и словно осиротела.
Марк поежился от невольного диссонанса испытываемых ощущений. Вещи Бура лежали и висели так, словно боец лишь на минутку отлучился из комнаты. И казалось, что вот-вот скрипнет дверь, послышатся знакомые шаги, и веселый голос Сказочника заведет очередную захватывающую историю из прежних довоенных времен.
Пусто и непривычно тихо было в комнате. И одиноко.
Тем временем Квазимодо потянул носом и, неодобрительно покачав головой, с решительным видом уселся напротив Шаолиня. Однако тот даже глаз на него не поднял.
Они сидели так несколько минут. Затем Костя взял стоявшую перед Валерием бутылку и аккуратно переставил ее к себе.
На лице гладиатора не отразилось ни единой эмоции. Он безмолвно, и все так же глядя в стол, протянул руку и вернул бутылку на место.
Так же безмолвно Квазимодо повторил свой жест.
Шаолинь мрачно-недоуменно зыркнул на него из-под бровей… и емкость с грибным пойлом снова перекочевала к нему. Движение тем не менее получилось чуть более резким, чем предыдущее.
Невозмутимый, словно книжный вождь краснокожих, черкизонец опять переставил бутылку к себе.
Шаолинь ответил – уже слегка раздраженно.
А дальше – пошло-поехало.
«Тук! Тук! Тук!» – стучала донышком об стол кочующая от одного к другому бутылка. Со стороны это смотрелось так, будто Квазимодо и Шаолинь вели какую-то странную шахматную партию с одной-единственной фигурой. Марк с нескрываемым интересом наблюдал за этим необычным противоборством и все пытался понять: чего добивается Костя?
Наконец, уже не на шутку раздраженный, гладиатор в очередной раз протянул руку, чтобы вернуть вожделенный сосуд на место… и пальцы его сомкнулись на пустоте.
– Какого…?!
Квазимодо – все с тем же выражением индейского спокойствия на лице – поставил на пол так ловко выхваченную из-под носа замороченного им бойца бутылку и поднял глаза навстречу его тяжелому и яростному взгляду.
– Вообще-то у нас через полчаса тренировка! – вдруг заявил он. – А ты тут бухаешь, как последний алконавт!
Шаолинь застыл с полуоткрытым ртом, огорошенный и выбитый из колеи, а Марк про себя даже зааплодировал: да, Квазимодо воистину был мастером внезапных сюрпризов!
– У меня есть уважительная причина! – наконец пришел в себя и огрызнулся кореец. И добавил: – К черту тренировки! К черту Атриум! К черту все!..