Еська цельный день вокруг меня кругами ходил. То с одного боку подберется, то с другого. Станет, в глаза заглянет и отойдет.
Чего ему надобно?
И пряничек вот принес. Печатный. С серебрением. Стало быть, не сленился на Белые ряды сбегать, только там такие продавали. Правда, нес за пазухой, потому и пооблезло серебрение, а к прянику нитка прилипла.
— Вкусный. Свежий почти. — Еська вытер пряник об рукав.
Вот что за обхождение у него с едою! Прям и тянет по рукам надавать.
А пряника я хотела. С утреца на полигоне бегали. И был Архип Полуэктович дюже Задуменный, а я все бегла и пыталася придумать, как бы это так сделать, чтоб он нам крылы показал.
Когда ж еще случится живого виверния увидать?
И вовсе виверния…
Попросить?
И тогда придется сказывать, откудова я ведаю. И слово за слово… не думаю, что по нраву придутся ему мои копания в чужое памяти. А он знай себе, бег ровнехонько, только пятки босые по землице стучали сухо. И парасолька на плече покачвалась.
Ныне то другая: на спицах деревянных бумага тонюсенькая натянута и расписана цмоками алыми да девками в нарядах преудивительных. Страшные девки, от честное слово. Лицо белое, глазья узенькие, а рты и вовсе красными точками. Волосья кругляшами уложены, а из них спицы торчат, навроде тех, которыми бабка носки вяжет.
Но не суть дело.
Главное, что от виверния в нем-то ничегошеньки не было.
От с этою мыслею я и на лекции пошла.
А были те ныне на диво занудственны. Ладно, Люциана Береславовна расповедала про правила магических сочетаний. Тут-то я и разумела кое-чего и даже самолично две из пяти задач решила, чем премного загордилась. Правда, гордости этое хватило ровным счетом до третьего уроку, на котором Фрол Аксютович начал новую тему.
Нет, он хорошо сказывал… красиво… да все одно тема занудною была.
…основополагающие принципы построения базовых защитных заклинаний первого типа. Пока писала — умаялась. И главное вновь же, гляжу на него, а думаю вовсе не об базовых защитных заклинаниях, которые, на доске черченые, гляделися предивно.
Непонятно.
И вот выходит, что руки у меня об одном, голова о другом, на сердце вовсе третее — Арей с его невестою жалованною, — и с того выходят такие разброд с шатанием, что никакой науке в организме моем удержаться не выйдет.
…Фрола Аксютовича сменила Марьяна Ивановна, которая ныне была хмура и недовольна, то ли зелье у ней какое перебродило, то ли вовсе жизня не заладилась, но сказывала она про травы азарские сухо и скупо.
Дескать, есть такие в степях.
Полезные.
А чем полезные, вы, дорогие студиозусы, об том реферату написать извольте. И кажному по траве вручила. А у нас и без того реферата на реферате сидит да рефератою погоняет. Пальцы смулятся столько писать.
А тут еще Еська со своим пряником.
И подсел ближей.
Под столом сует.
— Перекуси, а то вон с лица сбледнула… щеки опали… куда тебе без щек?
Я не утерпела, отщипнула кусочек и в рот кинула. Может, оно и не по манерам верным пряники на лекциях жевать, но жизнь… должна и в ней какая-никакая радость быть?
Еська еще ближей подлез.
Нос в тетрадку сунул.
А в ней-то одни каракули. Я-то сперва честно писала про виды ковыля, каковые где растут и чем один от одного отличаются, после-то притомилася и бросила.
С ковыля польза малая.
Почти пустая трава. Разве что в первую седмицу, как с земли проклюнется, собрать его и, в печи высушив, чтоб набрался огненною силой, стереть в порошок. А того порошка, смешавши с просвирником и ромашкою, коням в воду добавлять, то будут кони на ногу легки, не запалятся после быстрого бегу. А когда шкарлупок яичных прибавить, и зубы конские покрепче станут.
Впрочем, шкарлупки и людям полезные.
— Зось… — Еська мою тетрадочку прикрыл, перо из руки вынул — у меня от этое писанины сегодняшнее пальцы ажно свело. — У меня к тебе дело имеется…
И вновь пряник сует.
Хабаром, стало быть.
— Что за дело?
Марьяна Ивановна за стол преподавательский присела, рученькою щеку подперла, глаза смежила. Целительницы — лекция у нас ныне общая, хотя ж нам этая наука с первого по третье надобна, — сидять тихенько, что мыши под веником. Оно и верно, дремлет человек, стало быть, притомился.
Пущай.
А про ковыли кому надобно, тот в книге прочтет. Про ковыли книги не секретные, в открытом, стало быть, доступе.
Нашие головами крутят.
Кирей сел бочком и будто бы руки свои разглядывает, камешек самоцветный величинею с яйцо перепелиное в пальцах катает, а сам нет-нет да на Велимиру поглядывает.
И знает она.
С того взгляду розовеет легонько. А сама-то на Кирея не глядит. От так не глядит, от совсем не глядит, как сие девкам, у кого на сердце неспокойно, свойственно.
Елисей на столе разлегся, руки перекрестил, на них голову положил и спит. Только ухо не по-человечьи подергивается. Во сне, стало быть. Ерема на брата уставился, губами шевелит… чего? Не расслышать.
Ильюшка пишет и так споро, будто на ухо диктует кто.
Лойко откинулся, с девками перемигивается… глянул на Марьяну Ивановну и перелез через стол. К целительницам, стало быть, поближе.
От же ж!
Я ему пальцем погрозила, мол, шалить будешь, Станьке все поведаю! Он голову покаянно склонил, но от девок не ушел. Прибился к Добронраве, чегой-то шепчет, а та знай головушкой кивает, этак снисходительно. И на меня глазами то и дело зыркает…
— Зо-о-сь. — Еська за рукав дернул.
— Чего?
— Дело, говорю, к тебе имеется. Важное.
— Это я уже уразумела. Чего надобно? — А пряник-то отламываю и ем. Солодкий! И вкус-то предивный, сладость сладостею, а будто бы и кислинка имеется, и даже горечь. Эх, еще б чаю, который на веточках вишневых вареный. От их краснота хорошая прибывает. И листу брусничного.
И вареньица.
Перинки…
Головою покачала, этак вовсе б на печь взобраться, сховаться под тулуп и лежать, бока вылеживать до самое старости. Что за мысли-то такие.
А Еська ерзает, но говорить не говорит. Вздохнул. Присел еще ближей — этак он мне на колени взопрется — и молвил страшенным шепотом:
— Я в твоем доме жену свою поселил. Добре?
— Чего?
У меня ажно пряник из руки выпал, недоеденный. Упал бы, но Еська на лету подхватил, протянул:
— На от, не теряй. И лицо попроще сделай.
