В ответ на ее невольную улыбку засветились глаза и у Эрики.
— А у меня было, — доверительно прошептала она. — Я думала, все, конец! Думала — пропала насовсем. У него такие сильные и умелые руки. О! Такие красивые ноги. А попка!
Алинка прыснула в кулачок. Эрика обиженно надула губки.
— Да что ты понимаешь, а? Ты еще не видела, какие бывают у ребят восхитительные попки!
— Попки? — переспросила Алинка. — Я правильно тебя поняла, это та часть туловища, на которой обычно сидят?
— Да ладно тебе, — Эрика бросила многозначительный взгляд на проходящих мимо молодых мужчин. Мужчины и без того заглядывались на разговаривающих по-английски девчонок. Что и говорить, обе они были хороши, каждая по-своему. Эрика — жгуче страстной и дикой энергией вольной пантеры. Алинка — милой и теплой женственностью среднерусской сдержанной красоты.
— Пойдем, — перехватила Алинка заинтересованные взгляды незнакомых мужчин.
— Пойдем, — на удивление легко согласилась Эрика, но все же еще раз призывно зыркнула из-под густых ресниц на раздосадованных ребят.
В этот же день они сидели в одном из многочисленных пабов города. Низенький бар, в котором подавали только пиво. Алинка не любила пиво, но ей совершенно некуда было пойти. В паб ее пригласил брат Эрики — Джон. Эрика же взяла с собой соседа и друга детства Тоби. Тоби и Джон отпивали из высоких бокалов густое темное пиво, а Эрика и Алинка из пластиковых стаканчиков прихваченную с собой колу.
Джон был настолько привлекателен, что женщины наверняка падали от одного его взгляда. Джон смотрел на Алинку и облизывал полные губы темным, как пиво, шершавым и по-кошачьи узким языком. Алинка смущенно отводила глаза, но, чувствуя на себе пристальный взгляд Джона, в конце концов перестала бороться с собой. Что и говорить, Джонни был парень что надо. Чувств она к нему особых не питала, но почему бы и не провести время так, как это делают все ее сверстники и сверстницы.
Алинка улыбнулась Джону, и тот просиял. Они не знали языка друг друга и потому разговаривали только взглядами. Как красноречив и выразителен был взгляд Джонни, Эрика что-то сказала ему, и тот, ответив ей, счастливо улыбнулся Алинке.
— Джонни хотел бы тебя пригласить на танец, — сказала Эрика. — Он будет очень рад, если ты ему не откажешь, — добавила она, и, подхватываемая с места Тоби, поднялась и закружилась в вальсе. Играли скрипки. Три старых цыгана терзали инструменты так, что те рыдали и стонали, словно измученные тоской и страстью женщины.
Джон поднялся и нежно взял Алинку за руку. Они вышли в центр танцевальной площадки, на которой могло бы уместиться и танцевать не более пяти-шести пар, а танцевало уже около десяти, тесно прикасаясь бедрами, животами, спинами друг к дружке. Алинка вообще заметила, что венгры очень любят веселиться — петь, танцевать, смеяться. Они целуются и обнимаются там, где это только возможно. Они плачут от счастья и смеются от горя, и всегда поют прекрасные, чарующие, звонкие песни.
— Эти глаза сведут меня с ума, — сказал Джон и прикоснулся, как бы невзначай, к векам Алинки.
Алинка ничего не поняла из того, что он сказал, но все поняла из того, что он сделал. Сердце ее забилось, Джонни почувствовал, как она поддалась ему, и нежно, но сильно привлек ее гибкое тело. Он жарко открыл губы, и его горячий шершавый язык заскользил у нее во рту сводящей с ума очаровательной жадной волной. Алинка беспомощно открыла рот и обмякла. О, нет, это не Антошкин нежный, но все-таки неумелый поцелуй. Это поцелуй сильного и страстного мужчины.
Танец пролетел, как один восхитительный миг. Алинка, запрокинув голову, с восторгом прислушивалась к тому, что происходило с нею. А нежность, которую она испытывала к Джону, и вовсе не поддавалась описанию. Все ее тело пропитывалось опрометчивой сладкой страстью. Алинка запустила свои длинные тонкие пальцы в густую шевелюру Джона и перебирала его жесткие локоны.
Джон почти что на руках кружил ее по площадке, и, когда кончилась музыка, Алинка вдруг обнаружила, что никого из танцующих нет рядом с ними. Все стояли большим плотным кольцом и, держась за руки, вели странный хоровод. Их лица светились таким счастьем, словно это каждого из них кружили на руках и целовали, и ласкали, и шептали им нежные слова на непонятном, но очень красивом и страстном языке.
Алинка растерянно опустила голову, а сияющий Джонни повел ее к месту.
— Ну как? — спросила Эрика.
Алинка ничего не ответила, она только густо покраснела и поднесла к губам стаканчик с шипящим холодным напитком.
— Только я тебя предупреждаю, — Эрика заговорщицки приблизилась к Алинке. — Это такой кот! Держись, не успеешь оглянуться, как окажешься в его власти. И еще, — она даже прикрыла рот ладошкой, будто кто-нибудь из сидящих в баре мог понять то, что она скажет сейчас на английском языке. — Он клинический холостяк. Он еще ни одной женщине не делал предложения, а совратил — ууу! — Она выпрямилась, посмотрела на Джона, что-то живо обсуждающего с Тоби, потом отвела взгляд от его профиля и добавила: — Он хоть и мой брат, но я считаю своим долгом предупредить тебя, не верь ему, ясно?
Алинка посмотрела на широкие плечи Джона, на его смуглые, покрытые густыми волосами руки, на мощную шею и почти физически ощутила его близость. У нее даже заныло внизу живота.
От этого тридцатилетнего парня исходила бешеная животная энергия. Конечно же, такой мужчина опасен для спокойствия женщины. Наверное, ему совсем не трудно совратить любую, как выразилась Эрика.
Машина увозила Алинку все дальше и дальше от дома, где жила Эрика с родителями. Джон жил в пригороде. У него был свой дом и своя машина. Он работал механиком или, как сказали бы у нас, автослесарем. Даже не совсем автослесарем, а был владельцем небольшой автослесарной мастерской. Еще у него был свой магазинчик. Вот туда-то и вез он Алинку. Алинка с восторгом рассматривала высокие легкие облака, плывущие в сторону гор, голубое небо и темные густые ели, плотно примыкающие к дороге. Вдруг ей стало страшно. Она испугалась того, что сидит в машине с едва знакомым мужчиной и едет в неизвестном направлении. Мало ли что? И кто тогда сможет отыскать ее в этих горах? И кто вообще станет искать ее? Семья Джона, если что, смолчит. Не станут же они навлекать неприятности на голову сына, да и на свои собственные.
Алинка с опаской посмотрела на Джона. Тот легко вел автомобиль и улыбался. Его глаза были чистыми и глубокими. Алинка уловила его доброжелательный и слегка снисходительный взгляд. Джон прикоснулся к ее колену, как бы сообщая, что ей не следует бояться. Алинка кивнула и посмотрела в его зрачки. Зрачки сначала сузились, словно концентрируясь на ней, а потом стали медленно расширяться. Точно, как у кота, Алинка вспомнила слова Эрики и рассмеялась. Как бы объяснить ему, что именно ее так развеселило? Джон вопросительно посматривал в ее сторону, сгорая от любопытства, а потом он тоже, видимо, что-то вспомнил и рассмеялся. Они ехали по неширокой, припорошенной снегом автостраде и весело смеялись. Алинке было ужасно хорошо. Так хорошо и легко ей не было ни разу после смерти мамы.
