Он повесил трубку и снова обратился к Кристине:
— Я тоже попал в ужасно глупое положение.
Каждый звук, произносимый им, отдавался в Кристине болью и отчаянием. «Боже мой, — подумала она, — как же мне выбраться из этой ситуации?» Выглядела она совершенно потерянной и очень бледной.
Они стояли друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Время шло. Легкий шелест кондиционера мягко звучал в полумраке квартиры. Тишина не давила на их плечи, им было легко вот так, в полумраке, в тишине, слушать дыхание друг друга, и казалось, что это может длиться вечность. Кристина вздохнула и первой решилась нарушить тишину:
— Простите меня, я не знаю, что делаю в вашем доме. На самом деле я шла сюда с определенными намерениями, но… Я не могу их реализовать, потому что… — она хотела сказать, что он ей нравится, а то, с чем она шла сюда, не очень порядочно и не совсем красиво. И вообще недостойно даже мысли об осуществлении. — Вы, возможно, не поймете меня, господин Седых, да и… собственно… я передумала. — Она грациозно протянула ему руку для пожатия. Голос ее был тверд, она наконец-то взяла себя в руки и ей удалось стать внешне совершенно спокойной. Он поцеловал ее руку, нежно задержав губы на теплой бархатистой коже.
— И вы уйдете? — Николай Иванович поднял на нее глаза. — Вы даже не осмотрите мой дом? Не выпьете чашечку кофе? Как жаль…
— Я осмотрела ваш дом за время вашего отсутствия. Я столько всего передумала, пока дожидалась вас, что теперь понимаю — все, с чем я шла к вам, такая безделица. А о деле мы с вами поговорим завтра, — почти сухо произнесла она и, когда Николай Иванович сделал движение к выходу, она повернулась к нему лицом:
— Прошу вас, не стоит беспокоиться, я доберусь сама. Благодарю.
Когда Кристина вышла из здания, вместо теплого июльского вечера на дворе уже стояла ночь. Николай Иванович, потоптавшись в нерешительности, все же ринулся вниз по лестнице и догнал ее. Он остановил такси и, заплатив за нее деньги, попросил доставить «фрау» по адресу, который она сама назовет.
— И смотри, чтобы все было в порядке, — сказал он шоферу. — Позвоните мне, ладно? — попросил он Кристину. — Обязательно позвоните! Первое, что вы сделаете после того, как войдете в квартиру, это хорошенечко запретесь, а потом наберете номер моего телефона. — Он сунул ей в руки визитку, печально улыбнулся и закрыл дверцу. В глазах его затаились глубокая усталость и грусть. Как много он хотел сказать ей! А жаль, что ему так и не довелось купить букет цветов, они сейчас были бы кстати. И еще он подумал о Кароле, как он может отпускать свою жену в такое позднее время? Собственно, они же должны быть в Кельне. Значит, он уехал, она осталась. При других обстоятельствах Николай Иванович не стал бы задумываться над всем этим, но сейчас он чувствовал необъяснимую тревогу за Кристину. Ее смятение, смущенность, растерянность — все это отражалось на лице и не давало ему покоя. Ее что-то волнует. Она не просто так приходила к нему в дом и целый день ждала его возвращения. А он, как сумасшедший, носился по Москве и ни о чем другом, кроме нее, не мог думать. Ошеломленный, неуверенный в себе, он чувствовал на себе ее пронзительный взгляд.
Она позвонила и произнесла всего лишь несколько фраз:
— Я приехала, господин Седых. Благодарю вас за участие. Я понимаю, насколько это… э… нелепо.
— Что вы! Я был рад видеть вас.
— Спасибо, — сказала она усталым голосом. — И все же… Спокойной ночи, Николай.
— Спокойной ночи, — он запнулся и неуверенно добавил: — Кристина.
Он сел в кресло, улыбнулся и стал думать. Сон накатывал медленно. Глаза закрылись свинцовой тяжестью, руки отяжелели и стали вялыми.
— Спокойной ночи, — рассеянно пробормотал сам себе Николай Иванович и, улыбнувшись, провалился в приятную всепоглощающую страну Морфея. Он чувствовал себя обессилевшим, голова немного кружилась, но все же было уютно и хорошо.
Позднее возвращение накануне, суетный день и короткая ночь давали о себе знать. Ночь промелькнула, как один миг. Еще в полудреме, когда пришло время вставать, но организм все еще цеплялся за последние секундочки сна, Николай Иванович услышал пронзительный звонок.
«Надо отключать телефон на ночь», — лениво подумал он и с неохотой потянулся к трубке.
— Алло…
— Николай, — услышал он знакомый голос, и все внутри него перевернулось. — Это Кристина… Я хотела бы… — женский голос пресекся, как бы зависая в воздухе, не в состоянии подобрать нужные слова. — Я хотела бы еще раз извиниться за вчерашнее…
— Доброе утро, Кристина. — Николай Иванович чуть приподнялся в кресле, точно порываясь встать и пойти навстречу женщине, чей голос стал ему за последние несколько дней самым желанным. — Мне кажется, что все ваши извинения излишни. Мне кажется, что ничего страшного в конце концов не произошло. Напротив, я очень рад был видеть вас. Жаль лишь, что я целый день носился как угорелый в поисках…
— В поисках чего?
— В поисках женщины, которая сводит меня с ума.
— Простите, — голос Кристины потускнел. — Я не знала, что… Хотя, почему бы и нет?
Николай Иванович проигнорировал замечание Кристины, но от его слуха не ускользнула интонация ее голоса. Значит, ей небезразлична его личная жизнь.
— Да, и вы знаете, она появилась в моей жизни совершенно недавно. Каких-нибудь несколько дней назад. А вчера мне сказали, что она уехала. Я захотел передать ей цветы, но не знал, как это сделать. Я метался по городу, словно обезумевший, и не знал, что она сидит у меня дома.
— Кто она? — голос Кристины задрожал. — У вас дома не было никого. Можете мне поверить.
— Так-таки никого? — с улыбкой, обрадованный эффектом, который его слова произвели на Кристину, сказал Николай Иванович.
— Никого, — произнесла она тихо. — Кроме… Меня.
— Я вас…
— Нет! Не надо! — строго приказала она. — Вы уж лучше молчите!
— Почему? — Николай Иванович чувствовал в себе такой прилив энергии и желания слышать этот милый голос, что готов был сейчас хоть на уши встать, лишь бы она не повесила трубку. Но что с того, если он даже встанет на уши, все равно Кристина этого не увидит.
— Я вас… — снова начал он и замолчал. Она вдруг рассмеялась, и Николай Иванович представил себе ее живое лицо. Он не видел еще, как смеется Кристина. Он видел ее напуганной, надменной, удивленной, неприступной, вежливо улыбающейся и задумчивой. Но смеющейся — еще никогда. Николай Иванович закрыл глаза и ослабил ремень на брюках. Так и спал в кресле, даже рубашку не снял. — Я хочу вас спросить, где Кароль? Вы вчера провели целый день в одиночестве, неужели он не искал вас?
— Нет, не искал. Он даже не предполагает, что я отсутствовала целый день и вернулась так поздно. Если ему об этом не сообщит консьержка, он никогда не узнает.
— Так он в Кельне?
