— Я приехала, господин Седых, — сказала она подавляя волнение. — Благодарю вас за участие…
Ей ужас до чего не хотелось прерывать разговор. Ей хотелось прижать к груди этот милый глубокий голос и держать его там упрятанным в телефонную трубку, словно птичку в клетке. Казалось, если она не повесит трубку, то голос Николая Ивановича, подобно джинну в сосуде, никогда не сможет вырваться на волю и улететь от нее. Но она не смела задерживать его более, чувствовалось, как он устал.
— Я очень рад был видеть вас, — сказал Николай, и Кристина, прикрыв набухшие от подступивших слез глаза, тихо поблагодарила:
— Спасибо. И все же… — она хотела сказать, как ей неудобно за свое поведение, но передумала. — Спокойной ночи. — Она заставила себя произнести последнюю фразу, после которой уже просто была вынуждена повесить трубку.
«Спокойной ночи», — все еще звучал в ее ушах голос Николая Ивановича, но она отказывалась верить тому, что на сегодня их общение прекратилось. Она встала у телефона и, словно гипнотизер, пыталась заставить его позвонить.
«Ну, пожалуйста, набери мой номер, — умоляла она мысленно бесчувственный аппарат, — позвони, скажи хоть что-нибудь, я буду рада любой мелочи. Даже молчанию в трубку». Но все оказалось бесполезным. Телефон молчал, и Кристина пошла в душ. Но даже там она оставила дверь открытой настежь. «Мне очень плохо было, я даже дверь открыла, когда тебя ждала…» — звучала ночная музыкальная волна включенного приемника.
Переодевшись в шелковый пеньюар цвета морской волны, Кристина взяла с полочки ночной крем и стала аккуратно снимать с уставшей кожи макияж. Она вглядывалась в свое лицо. Молодая, все еще прелестная и нежная кожа матово светилась в полумраке. Кристина стала разглаживать пальчиком едва наметившиеся тонюсенькие морщинки. Время идет неумолимо и играет явно не в пользу женщины. Она хотела быть любимой, но больше этого она хотела любить. Она давно разучилась испытывать сильные страстные эмоции. «Женщинам не нужна никакая свобода! Свобода — это тюрьма, это несчастье, это отсутствие несвободы, столь желанной для каждой женщины — „несвободы любви“. Я хочу быть в его власти», — с отчаянием думала Кристина и смотрела, как из уголков глаз стекают невольные слезинки.
Николай не позвонил, чего, впрочем, и следовало ожидать. Она думала о русском мужчине, так внезапно вошедшем в ее жизнь, о совместных деловых проектах, о том, как изучающе смотрел на нее Николай на лестничной площадке его дома у запертой двери. Как она чуть не разрыдалась от бессилия. А потом она вдруг увидела его спящим. В широкой накрахмаленной постели. И ей стало горько, никогда он не будет ласкать ее тело. Никогда он не сможет преодолеть ее принадлежности Каролю.
Впервые Кристина подумала о муже, как о чем-то лишнем в ее жизни, мешающем ее счастью, с чем необходимо было расстаться. Неважно, что последует за этим. Неважно, сколько это будет стоить и как на это посмотрят люди. Ничего не важно, даже то, останется она с Николаем или нет. С Каролем необходимо расстаться, и как можно скорее. Кристина вспомнила с содроганием безобразное состояние мужа в гостях у Петра, записку в его кармане, запах женских духов, исходящий от его носового платка. Боже мой, как ей все это опостылело! Хорошо еще, что сын в тот раз уехал раньше, так и не застав отца в невменяемости пьяного угара.
Наложив на лицо маску, она ушла в спальню.
Ночная лампа тускло освещала комнату, обставленную итальянским спальным гарнитуром. На стенах висели модные акварели, приобретенные ее отцом на аукционе. А рядом висели акварели, которые выбрала она сама на Арбате. Они были недорогими, но, на ее вкус, прелестными. Размытые дождем пейзажи московских парков успокаивали растревоженную душу. «Кусково» — голландский ландшафт этого сада напоминал ей родительский сад. Прямые линии дорожек, прелестные клумбы, коротко стриженная травка и аккуратные кроны деревьев…
Кристина нырнула под одеяло и взяла с тумбочки томик Чехова, которого она полюбила, еще когда посещала лекции мировой литературы в университете. Сейчас время от времени она брала с собой из личной библиотеки книги на русском языке и читала их. «Три сестры» — взглянула она на название и, закрыв книгу, положила ее на место. Нет, сейчас она не могла читать.
Кристину томили обрывки неясных видений. Чередою проходили лица Николая, мужа, сына, Алинки… Потом она увидела отца, который пытался ей сказать что-то, но голоса не расслышала, лишь его тревожный взгляд золотисто-песочного цвета обеспокоил ее воображение. «Нужно будет позвонить родителям, — подумала она, — не случилось ли чего?» Что-то давно она не звонила домой.
На следующее утро Кристина пыталась заставить себя отвлечься от мысли о Николае. Как ни странно, но проснулась она рано, что-то около семи. И спала-то всего четыре часа, а чувствовала себя отдохнувшей и готовой свернуть горы. Но, взглянув на телефон, она поняла, что безумно хочет услышать голос Николая, и что, пока не услышит его, ничего не сможет делать.
Она подошла к телефону и помолилась, прося у Бога силы и мужества. «Дай мне, Господи, прожить этот день достойно и не наделать глупостей», — прошептала она, потом бросила быстрый взгляд на визитную карточку Николая и, отметив про себя, что сделана она строго, со вкусом, разительно отличаясь от вычурных, со всяческими прибамбасами карточек новоявленных московских бизнесменов, стала набирать номер его телефона.
Несколько длинных гудков показались для нее вечностью. Тело Кристины напряглось, словно сейчас ее жизнь зависела от того, поднимут или не поднимут трубку на том конце провода. И вдруг очередной протяжный гудок оборвался, как будто лопнула струна, и глубокий знакомый голос из пустоты полувопросительно, полуутвердительно, немного взволнованно произнес ее имя:
— Кристина?!
Кристина забыла о неловкости и о сомнениях, терзавших ее полчаса назад и сказала:
— Да… — Она улыбнулась и, повернувшись лицом к зеркальной дверце шкафа, спросила:
— А как вы догадались, что это я?
— Я… Вы не будете против, если я расскажу вам об этом попозже? Пожалуй, мне сейчас трудно будет говорить на эту тему.
— Да-да, конечно, — отозвалась Кристина и запнулась. — Я хотела… Еще раз…
— Вам не следует извиняться, — прервал ее Николай Иванович, и Кристина благодарно замолчала.
— Я думаю, нам нужно возобновить наши переговоры, ведь вчерашнее недоразумение не должно повлиять на отношения между нашими фирмами, — сказал он, и Кристина едва не задохнулась от удивления.
— Но… как вы… прочитали мои мысли? Именно это я хотела сказать вам только что. — Она прерывисто дышала в трубку, и Николай Иванович, приободренный ее словами, продолжил:
— А что если сегодня вечером?
— Где? — спросила Кристина, и перед ее глазами предстал зал ресторана «Прага». Она была там несколько раз, и ей очень нравилось это место. «Неужели угадает?» — подумала она, борясь с сильным и острым чувством.
— Ну… скажем… — В зеркале шкафа блеснул острый луч утреннего солнца, и Кристина закрыла глаза, вслушиваясь в голос Николая Ивановича, словно в голос духа на спиритическом сеансе. — Я буду ждать вас в семь вечера в «Праге».
