ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Филипп Левек вышел из небольшого туристического агентства на бульваре Распай. В руках у него были путевка, дающая ему право на недельное пребывание в Москве, и билет на самолет на семнадцатое июня. Что ж, это лучше, чем ничего. Он приедет в Москву, найдет дом, где Наташа жила до недавнего времени, зайдет к людям, которые живут теперь в ее квартире и с которыми он говорил по телефону, и постарается что-нибудь узнать о ней. Если, как они говорят, они действительно ничего не знают, он обратится в справочную службу, такая наверняка существует в Москве, как в любом другом цивилизованном месте. И найдет ее. Найдет, если с ней ничего не случилось.
У Филиппа сжалось сердце. "Зачем я отпустил ее? Я не должен был ее отпускать". Он вспомнил, как они ехали в аэропорт, как она старалась держаться и как, несмотря на все старания, глаза ее были полны слез. Вспомнил, как он сам едва не потерял самообладание и как сказал ей, что они расстанутся у стойки "Эр-Франс" и дальше она пойдет одна. Зачем он это сделал? Надо было проводить ее до конца, а не разыгрывать из себя мужественного плейбоя. Вспомнил, как она взяла у него чемодан и пошла в сторону регистрации багажа, не оборачиваясь, а он стоял и смотрел ей вслед в надежде, что она обернется, чтобы помахать ей рукой, но, когда она встала в очередь, какие-то люди заслонили ее. А потом он увидел, что она разговаривает с человеком в кожаной куртке. Он не видел ее лица, но ему показалось, что она что-то взяла у него из рук. И вдруг он вспомнил ее рассказ о деньгах. Что, если это тот самый человек? Если так, он должен выяснить, кто он и что ему от нее нужно.
Он хотел броситься к ней, но в этот момент человек в куртке отошел от нее и быстро направился к выходу — упустить его было нельзя. Филипп через толпу пассажиров ринулся к нему.
— Простите, вы только что говорили с женщиной…
— С какой женщиной? — человек говорил по-французски с сильным русским акцентом.
— Там, у регистрации багажа. Откуда вы ее знаете?
— Я спросил у нее, который час. Я с ней не знаком. — Он явно не собирался поддерживать разговор.
— Вы врете! Я видел, что вы ей что-то дали!
— Я никому ничего не давал и не знаю никаких женщин. Дайте пройти.
Филипп схватил его за воротник.
— Послушайте, вы! Если вы не скажете, что вы ей всучили, я вызову полицию.
Человек усмехнулся.
— Вызывайте! — Он резко вырвался и быстрыми шагами направился у выходу.
Филипп бросился за ним. Вызывать полицию он, конечно, не собирался: что бы он мог сказать полиции? Что этот человек передал его знакомой что-то подозрительное? Если полиция этим заинтересуется, то в первую очередь найдут Наташу, и если это действительно наркотики, плохо придется в первую очередь ей самой. Но отпускать его так тоже нельзя. Филипп догнал его у лестницы, ведущей к гаражу, и чуть не сбил с ног.
— Мне наплевать на ваши дела! Чего ты хотел от нее?
— Вы ревнивый любовник? Очень рад познакомиться! — Тот рванулся, но Филипп нанес ему удар в челюсть.
Человек отлетел метра на полтора и схватился за перила.
— Ну ты, псих! — процедил он. — Если ты не оставишь меня в покое, я сам вызову полицию. — И шутовски заорал: — На помощь! Убивают!
Филипп отряхнул руки.
— Заткнись, мразь!
Человек бросился по лестнице вниз, Филипп за ним. Было ясно, что он от него ничего не добьется. Он был уверен, что это тот самый человек, о котором говорила Наташа, и ему есть что скрывать. Филипп не отставал от него ни на шаг. Они вместе спустились на два этажа в гараж, и оказалось, что их машины стоят почти рядом. Человек в куртке сел в потрепанный серый "опель", и машина сразу же тронулась с места.
Филипп упорно преследовал его — сперва до Парижа, потом по унылым улицам девятнадцатого округа, потом мчался за ним по набережной Сены до восточных окраин города. Наконец, в Монтрейле, пригороде, где жили в основном арабы и цветные, Филипп потерял его. Конечно, он запомнил номер машины, и если она принадлежит человеку в куртке, его будет нетрудно разыскать. Но станет ли полиция этим заниматься? И надо ли ему, Филиппу, ввязываться в эту историю, ведь он не может доказать, что это тот самый человек, который передал Наташе тридцать тысяч долларов в день ее приезда в Париж? Ему нужно как можно быстрее связаться с ней по телефону — узнать, как она долетела и чего хотел от нее этот тип. Филипп развернулся и поехал к дому.
Приоткрыв дверь квартиры, он сразу услышал веселые голоса своих друзей, Робера и Жаклин, и вспомнил, что сегодня воскресенье и что как раз сегодня они должны были вернуться из двухнедельной поездки по Египту. Они расцеловались, и Жаклин бросилась в кухню, где на столе были разложены горы всякой снеди: было ясно, что они уже давно дома и даже успели сходить за провизией. Оба, после двух недель, проведенных в Египте, выглядели похудевшими и загорелыми, и обоих распирало желание как можно быстрее поделиться впечатлениями. Перебивая друг друга, они с восторгом рассказывали о пирамидах, сфинксах, пляжах Красного моря и восточных базарах, и Филипп, улыбаясь, смотрел то на него, то на нее, и слушал истории, которые в данную минуту его совершенно не занимали.
Наконец перед тем, как сесть за стол, Филипп подошел к телефону и набрал Наташин номер: никто не отвечал. "Наверное, она еще не приехала". Он посмотрел на часы — с момента, когда они расстались в аэропорту, прошло чуть меньше четырех часов. "Она только сейчас долетела, а от Шереметьева до центра Москвы еще надо доехать", — подумал Филипп и сел за стол.
Теперь ему самому пришлось рассказывать о своей поездке в Россию, где его друзья никогда не были. Когда обед подошел к концу и Жаклин подала кофе и сыр, Филипп подумал, что Наташа уже наверняка дома, но зазвонил телефон, и Жаклин, уютно устроившись в уголке дивана, снова начала пересказывать свои египетские впечатления, на этот раз — подруге.
Когда мужчины остались одни, Робер спросил:
— Как твой развод? Ты виделся с Мириам?
— Да, мы обо всем договорились. Через месяц я буду свободен.
— Что-то, по-моему, ты не слишком веселишься по этому поводу. Ты не передумал?
— Нет, конечно.
— Тогда что? У тебя расстроенный вид.
— Видишь ли, я познакомился с женщиной…
Робер расхохотался:
— И поэтому у тебя такое лицо? Ну, извини, старик. Так это ее карандашный портрет Жаклин нашла в спальне? Она хорошенькая. И кто же она?
— Русская. Я познакомился с ней в самолете на обратном пути из Москвы. Она провела здесь неделю. И сегодня я проводил ее в Руасси.
— Я надеюсь, ты расстроен не из-за того, что она уехала?
— Я расстроен, потому что она попала в нехорошую историю.
Робер опять расхохотался.
