— Давай, командир, к Савеловскому вокзалу и побыстрей! — распорядился Виктор и закурил.
Наташа держала Сережину голову на коленях, одной рукой осторожно гладя его лицо в ссадинах и синяках, другой вытирая слезы, катившиеся у нее по щекам. "Сережа, Сереженька", — шептала она в надежде, что мальчик придет в себя.
Минут через пятнадцать они подъехали к большому кирпичному дому, и Наташа издали заметила около одного из подъездов высокую худощавую фигуру доктора Левина с чемоданчиком в руках.
— Садитесь назад, — не выходя из машины, скомандовал Виктор, который явно чувствовал себя хозяином положения.
Аркадий Николаевич, не обращая внимания ни на Виктора, ни на Наташу, стоя у открытой дверцы машины, уклонился над мальчиком: приподнял веки, пощупал пульс и только после этого сел в машину. Наташа следила за каждым его движением.
— Что с ним?
— Его надо срочно в больницу, — Аркадий Николаевич назвал шоферу адрес.
— Что с ним?
— Передозировка. Как это случилось? — спросил он, повернувшись к Наташе.
Она рассказала про деньги и про то, как они его нашли.
— Все понятно… Он, видимо, хотел рассчитаться с ними. Не знал, бедный мальчик, что это невозможно.
— Но почему? — спросила Наташа. — Он же хотел вернуть им деньги!
— Им не нужно, чтобы он их вернул. Им нужно, чтобы он оставался на игле. Тогда он никуда от них не денется. Вот чего они хотят.
— Но зачем он им? Он же ребенок. Что они могут с него взять? — Слезы душили ее.
— В любом случае, раз уж он попал к ним в руки, просто так они его не отпустят.
— Выходит, он теперь нигде не может быть в безопасности? Что же делать?
— Для начала надо вывести его из этого состояния. Надо понять, что ему ввели, потому что есть наркотики, привыкание к которым наступает практически сразу.
— И что тогда?
— Сейчас рано об этом говорить…
— Неужели нельзя избежать больницы?
— Почему вы так боитесь госпитализации?
— Потому что не хочу подвергать его напрасным мучениям. Его все равно не вылечат, и потом все начнется снова. Разве я не права?
Аркадий Николаевич посмотрел на нее:
— После того, что случилось сегодня, сам он уже не справится, я вам объяснял.
— А в больнице? У вас есть гарантия, что…
— Никаких гарантий никто вам сейчас не даст. Но, повторяю, другого выхода нет.
Когда такси остановилось около входа в приемный покой, Аркадий Николаевич велел им ждать в машине, а сам пошел договариваться о госпитализации. Виктор повернулся, посмотрел на Наташу, прижимавшую к себе мальчика, и сказал:
— Да вы не волнуйтесь, вылечат…
— Да, — проговорила она сквозь слезы, — да.
Наконец в дверях появился Аркадий Николаевич и крикнул, чтобы несли Сережу. Виктор на руках донес мальчика до входа в отделение, дальше их не пустили. Наташа сказала, что никуда не поедет, пока не выйдет доктор Левин и пока она не узнает, что Сережа пришел в себя. Виктор понял, что уговаривать бесполезно и предложил остаться с ней.
— Спасибо, вы и так потеряли со мной столько времени. Если бы не вы…
— Да ладно, чего там… Может, я заеду за вами завтра? У меня вообше-то есть машина — утром пригоню из сервиса. Вы когда мамашу-то свою забираете? Я помогу…
— Спасибо, большое вам спасибо! Я завтра позвоню.
Ей было неловко, что этот человек, который никогда не был ей симпатичен, потратил на нее столько времени и сил. "Никогда не следует судить о людях опрометчиво", — сказала она себе в порыве благодарности и посмотрела ему вслед.
Уже смеркалось, когда из здания больницы вышел Аркадий Николаевич и сказал, что Сереже лучше. Он настаивал на том, чтобы Наташа немедленно ехала домой, потому что увидеться с Сережей пока все равно нельзя.
— Поезжайте домой. Завтра вам еще понадобятся силы. Поезжайте!
— Я поеду, только позвольте мне его повидать.
— Это невозможно. Совершенно невозможно. Да и не нужно…
— Я только скажу ему…
— Я сам скажу ему все, что нужно, не волнуйтесь. И поезжайте домой.
— Скажите, что я все знаю, что я не сержусь и завтра приеду. Чтобы он ни о чем не беспокоился. Пожалуйста!
— Я все сделаю, не волнуйтесь.
— И еще, — Наташа открыла сумку, — позвольте мне расплатиться с вами…
Она заметила его протестующий жест и добавила:
— У меня есть деньги, правда. Вот.
Наташа вытащила доллары, полученные сегодня от Виктора.
— Спрячьте, — сказал Аркадий Николаевич. — Они вам сейчас очень пригодятся. И не настаивайте: я все равно не возьму.
— Почему?
— Это отдельная история. Когда-нибудь я вам объясню. Не сейчас. Лучше скажите, как случилось, что ваш сын связался с наркодельцами? Он же вполне домашний мальчик?
Наташа посмотрела в его усталые глаза.
— Это тоже целая история. И я ее тоже когда-нибудь расскажу…
— Вот и договорились. А теперь поезжайте.
— Позвольте хотя бы вас подождать и проводить. Вы же устали.
— Нет. Я хоть и не самый молодой, но все-таки еще мужчина. К тому же мне нужно задержаться в отделении. Вы скоро забираете из больницы вашу матушку, я не ошибаюсь?
— Да.
— Вот и хорошо. Завтра утром позвоните мне в диспансер, и я скажу, как обстоят дела с Сережей и нужно ли вам приезжать. Всего хорошего!
Наташа спустилась в метро и села в вагон. В противоположном конце его несколько молодых людей пели под гитару, на которой играл длинноволосый парень в кожаных штанах. На полу при каждом толчке перекатывалась брошенная бутылка из-под пива. Наташа закрыла глаза.
"Бедный, бедный мой мальчик".
Она представила себе, как он лежит там один, в незнакомом месте, среди незнакомых людей, больных, наркоманов. "Боже мой, я его ругала… Ругала за то, что он убежал из школы, за то, что обманул меня. А он хотел рассчитаться с ними…"
Она вспомнила, что, когда она нашла его утром в комнате бабушки, он украдкой вытирал глаза. "Вот почему он плакал. Мне нужно было расспросить его, попытаться помочь. Если бы я знала, я бы сама отвезла им деньги. Что же делать? Как мы теперь будем жить? Если даже его вылечат, где гарантия, что эти подонки не найдут его снова? Не могу же я держать его взаперти. Господи, уехать бы куда-нибудь… В другой район, в другой город, куда угодно… Что я скажу маме? Соврать, что он поехал куда-нибудь с ребятами? Она не поверит. Сказать, что у него аппендицит? Что же делать, что делать?.."
