От Кречмера партия узнала, где в Радзиках стоит казацкий кордон, чтобы сделать на него нападение. Аксамитовский, подойдя к дому (была довольно темная ночь), стукнул в окно и сказал по-русски: «Записку принес, братец!» Один казак вышел и был пробит кинжалом, после чего Завита с Войткевичем вскочили внутрь и давай колоть и бить казаков. Те заметались и побежали вон; партия дала залп из ружей. Человека три легло, остальные были переранены.
Забрав их оружие, повстанцы отправились поспешно в направлении к деревне Хойно, принадлежавшей Боржевскому, куда прибыли 3 мая н. ст. утром и весь этот день оставались у одного мужика, хорошо известного Боржевскому. Подкрепились пищей, выспались. А Завиша описал побоище с казаками в стихах и после торжественно читал товарищам.
В деревне Хойно жил дезертир Сибирского егерского полка Морозов. Он легко дал себя уговорить присоединиться к партии, которая после этого двинулась в дальнейший путь по лесам и достигла через два дня (почти ничего не евши) до так называемых Любовецких лесов. Встреченный дегтярник Бетновский привел к Завише караульщика лесов Каминского, которого убедили отправиться к помещику Вильчевскому за провиантом. Вильчевский сам приехал и привез партии провианту 7 мая н. ст. Вместе закусили и потолковали. Завиша не преминул прочесть свои стихи о «славном побоище в Радзиках». 8 мая н. ст. перешли в Ясенский лес, где явились к ним с провиантом помещик Островский и кондитер из города Липно, Губрик, и оба потом остались в партии, которая тронулась в Орловские леса, примыкавшие к имению богатого и влиятельного помещика Мыстковского.
Наслышавшись об его повстанском характере, Завиша отправился к нему в дом в виде мужика. Мыстковский принял его очень радyшнo, предложил свое содействие, сказав при этом, что он должен вести себя как можно осторожнее, потому что, вследствие истории в Радзиках, отправлены уже воинские команды, которые его ищут. Мыстковский советовал даже немедля расположиться по дворам разных помещиков под видом слуг, мастеровых, пока пройдет гроза, а там следовать далее. Завиша согласился на это и, воротясь в лес, привел оттуда всю партию 12 мая н. ст. в дом к Мыстковскому, который поместил часть народу у себя, а часть разослал по дворам соседей, говоря, что «нечего делать, надо помочь; натворили глупостей, да ведь свои, не выдавать же!». Другие были тех же убеждений. Особенно сочувствовал повстанцам молодой помещик Росцишевский. Он приехал к Мыстковскому и прожил у него два дня, кутя с вождями партии и сочиняя разные планы. Между прочим все вместе толковали о том, как бы напасть на Плоцк, или хоть Липно. Войск там немного; если ж будет неудача, то можно укрыться в монастыре… Банда в их мыслях росла до значительных размеров… В Плоцке являлась какая-то организация. Они брали пушки, стоящие в одном известном им пункте и плохо охраняемые москалями. Завиша опять читал стихи.
Мыстковский тем временем съездил в Липно и привез оттуда печальные известия: о пребывании партии в тех местах было уже известно, и приняты самые деятельные меры к ее разысканию. Это заставило Завишу переменить место: он уехал к Росцишевскому и прожил у него три дня, до 19 мая н. ст., Боржевского отправили к кому-то, как бы гувернера; но он, видя, что дела их сильно плохи, бежал за границу. Завиша собрал людей и перешел с ними в деревню Вержницу. Во время пути пристало к нему несколько новых охотников до приключений, между прочим, два молодые человека: Люборадзский и Вебер, оба имевшие по 16 лет, но отчаянные и отважные. Они уже давно, бросив службу в Плоцке
[403], скитались по лесам и искали «братьев».
23 мая партия Завиши прибыла в имение г-жи Лемпицкой, Носегнев, отлично принята и накормлена в саду; водки, вина, даже шампанского было вдоволь. Однако опытные люди из наехавших туда помещиков советовали Завише скрыть скорее свои следы переправой за Вислу, так как на их стороне было весьма небезопасно. Но как переправиться? Г-жа Лемпицкая обещала все уладить, и один из ее людей указал Завише пункт, куда должно собрать партию и где они все найдут.
26 мая н. ст. партия была собрана в Тулибовских кустах, а 27-го тронулась к реке, но увидела в указанном месте только лодку без весел и более ничего. Поэтому партия снова воротилась в кусты и пробыла там до 1 июня. В этот день один мужик г-жи Лемпицкой переправил людей Завиши на ту сторону Вислы, недалеко от Влоцлавка.
Расположившись под этим городом, в лесу, партия сочиняла план нападения на город, но посланный туда крестьянин узнал, что там 60 человек команды, сильно бодрствующей по причине слухов о бродящих кругом бандах. Уже за голову Завиши было назначено 500 злотых.
Двинулись к деревне Люборжу, чтобы получить провианту, но были приняты там очень дурно, даже насилу унесли ноги в Кросненский лес, где, достав кое-как разной провизии и игральные карты, сели играть в вист, весело толкуя о том, как их банда увеличится и они пойдут на Варшаву, отравят колодцы в казармах, убьют Паскевича… Вдруг, откуда ни возьмись, гусары, – и почти всех тут же забрали.
Часть, бежавшая к Влоцлавку, была захвачена немного позже.
IV
Воззвание Заливского к галицианам
Граждане Галиции!
Появление моего плана «Освобождение отчизны» дало повод к разным толкам. За недостатком времени весьма немногие поняли, в чем дело; ибо нет еще и трех месяцев, как мы начали свои действия в Галиции. Поэтому считаю моей обязанностью выставить здесь главные противоречия рядом с моими, и это лучше всего покажет, чего должно держаться.
Перед вами два пути: дипломатия и борьба. Во главе первой стоит Чарторыский, желающий конгрессовой Польши, то есть возврата назад, к тому рабству, из которого высвободила нас Ноябрьская революция. Заливский хочет продолжения борьбы, хочет поднять на ноги огромные силы, доселе еще нетронутые; хочет, чтобы не шестьдесят каких-нибудь тысяч шляхты, а двадцать слишком миллионов народу (ludu) добивалось с оружием в руках свободы, гражданства и прав собственности. Чарторыский вымаливает у разных дворов, чтобы предстательствовали перед Николаем об амнистии, – Заливский только в собственных силах народа видит спасение. Чарторыский думает, что народ сам по себе не сумеет освободиться; он меряет народ на свой аршин, считая его лишенным всяких способностей, слабым, бесхарактерным, боязливым, склонным к интригантству, – Заливский, напротив, видит все эти свойства только в одном Чарторыском и его партии, в доказательство чего ссылается на три наши последние революции: Барскую, Костюшковскую и Ноябрьскую.
Есть люди, которые одобряют план Заливского, но жалеют лишь о том, что этот план вышел не от князя Чарторыского, а от простого солдата; стало быть, кто его знает, хорош он или нет. На это отвечаю, что в Северной и Южной Америке, в Испании и Швейцарии, а также и во Франции, не князья, не маркизы и не бароны, а дети ремесленников и крестьян составили планы освобождения отечества и привели их в исполнение. Впрочем, как угодно; перед вами два: княжеский и солдатский – выбирай каждый себе по вкусу.
